Удиви меня, малыш

XXI

Пожар. Безмятежная ночь вступила в схватку с кровавым закатом. Силуэт Феликса переливался лунным светом и отблесками огня. Страшный дракон, возродившись из языка пламени, пролетал между травами и выпускал сноп искр в холодный воздух. Стоило языку огнедышащего создания коснуться машины, как она взорвалась; обломки взлетели, двигатель уходил глубоко внутрь. Феликс в ужасе наблюдал за сумасшедшим парадом колыхающегося огня. Страх парализовал его тело, стучал в мозгу подобно швейной машине. Голос осел почти до шёпота. Феликс закрыл глаза, представляя, как кто-то направляет пистолет в его сторону, взводит курок и одним громким выстрелом освобождает от кошмара. Вздох. Слух заострился, холодный пот скатывался по шее. Феликс медленно раскрыл глаза. Мраморный фонтан, куст розы, подстриженные деревья будто расширялись и оживлялись перед ним. Феликс застыл как насекомое, которое вот-вот раздавят. Он не успевал ловить одни кадры страшного мира, как другие размытые объекты возникали из теней. Красные, синие, фиолетовые фильтры чередовали друг друга, Феликс готов поклясться, что видел в отражение красок громогласный смех — он обретал осязаемую форму и лезвием проходился по ушам. Ли машинально оборачивался, ожидая следующего удара и боясь потеряться в цирке собственных чувств. Удары сердца отдавались в горле настолько мучительно, что Феликс начал сопротивляться, дёргаться, и тянулся, желая выключить свет, но внешний мир насильно удерживал его на месте. Феликс уверен, что столкнулся со смертью. Со смертью, чью силу таил в себе полыхающий огонь. Со смертью, чьи красные блестящие искры исчезали во мраке. Надежды также, сияя ничтожным, слабым светом, гасли на тёмном небе. Огонь не коснулся Феликса, но он ощущал себя как-то иначе. Не так. По-другому. Он заживо сгорал не извне, а изнутри. Пламя успело испепелить разум, и Ли с озадаченностью смотрел на то, как тело осыпалось кучкой серого пепла. Удушающие чувства накапливались прозрачной пеленой в голубых линзах. Феликсу нестерпимо хотелось сбежать, но уже слишком поздно — огонь окружил его; он отражался багровым цветом на влажной дороге; он напоминал догорающий закат, дрожание листьев из-за ветра, поднятие воды над землёй; он переходил на большее, увеличивался в размерах; он гас, как Солнце во время апокалипсиса, и он же заново обрушивался на сад.

  Пять минут. 

Панорамные стёкла разбивались вдребезги. Тысяча сверкающих осколков выбросились в воздух — Феликс видел своё отражение на их острых углах, видел, как тревога, отчаяние и потрясение затмили замешательство на лице. Смерть посетила место, вздёрнула длинные руки, и волна жара в ответ завибрировала в воздухе. Если бы Феликс поднял пальцы высоко к небу, то ощутил бы смерть, как вчера ночью ощущал пронизывающий холод озера и треск барьера Хёнджина сквозь касания. Феликс думал и о том, чтобы броситься вперёд. Огонь содрал бы кожу, отравил бы угарным газом лёгкие, но он смог бы увидеть Хёнджина. Отчаянное желание вызывало горячую пульсацию в крови, Феликс сильно старался шевельнуться. Он заставил себя сделать маленький шаг, разрывая пелену ужаса. Хруст. Дракон. Хёнджин. Рано. Слишком рано. Не может ничего закончиться, толком не начавшись. Феликс только вчерашним прохладным вечером смог заставить струны Хёнджина зазвучать нежнее и спеть о пыльном облаке его прошлого, как жизнь мигом же разъединила их подобно двум громадным планетам. Казалось, что их столкновение должно принести полное уничтожение, так почему же Феликс так стремился к нему? Ведь несправедливо устраивать космическое слияние, чтобы позже отбросить по разным сторонам галактики.