Флэшбэк

Глава 13. Руслан

Странный человек на портрете.
Кто это?
От одного взгляда на него стало не по себе. Сердце нарастило темп, желудок сжался, грозя выдавить наружу все, что оказалось туда залито. Даже ладошки вспотели от непонятно откуда взявшегося страха, я прочитал в чертах вымышленного мужчины что-то смутно знакомое.
Затылок снова нестерпимо зудел, будто что-то давило на череп изнутри. Такое уже было пару раз после перемещений, потому я думал, что всему виной именно камень.
Не уверен, но сначала мне показалось, что Егор тоже узнал его. Как такое возможно? Скорее всего, кому-то из нас показалось.
Оставив машину на парковке, я направился к подъезду.
Возле широкой металлической двери отчетливо выделялся женский силуэт. Будь я проклят, если когда-то не узнаю его.
Кристина приложила мобильный к уху, и моя ладонь машинально нырнула в карман.
- «Бурундук».
- Крис! - прикрикнул я, привлекая внимание. Девушка резко повернулась в мою сторону, демонстрируя не профиль, а анфас. Рука с черным маникюром опустилась.
- Соколов, ты какого хрена трубку не берешь, я тебе весь день звоню, - спросила она сквозь зубы, однако лицо оставалось привычно спокойным.
- Да я у друга был, прости. Не слышал даже.
Мое же лицо, могу поспорить, выглядело куда приятнее. Чувствовал, как оно смягчается. В присутствии Кристины мне всегда становилось куда лучше, даже головная боль вмиг прошла, словно по волшебству. Большие голубые глаза, смотрящие не с любовью, но все же на меня, принесли куда больше радости, чем алкоголь и любые другие вещи, которыми можно было отвлечься.
Пустой взгляд, нет в нем никаких чувств.
- У друга, значит. Рада за тебя.
- Спасибо, - я продолжал улыбаться, хотя видел, что моя радость ее не заботит. - Ты ведь к Рокки?
- Да. Могу забрать его на часик? Хочу доехать до парка, прогуляться.
- Конечно, можешь даже вечером его привезти, он будет рад.
Я отпер дверь и пропустил Кристину вперед. Она натянула рукава куртки на розовые пальцы и последовала к лифту. Замерзла, пока ждала. До квартиры добирались молча, обсуждать последние темы никто не хотел, ведь смысла в этом вовсе не было. Единственное, что я осмелился спросить:
- Почему одна?
- Он занят.
Кивнул и снова замолчал, дожидаясь, пока створки лифта выпустят нас из замкнутого пространства, в котором мы были так близко друг к другу. Это радовало только первые пару минут, после эйфории становилось непередаваемо тоскливо.
Мне бы просто взять тебя за руку, как тогда. Один раз, чтобы понять, что это все не зря.
Иногда я сильно сомневаюсь в своих стремлениях наладить отношения с Кристиной. Мне хотелось этого, да, скрывать нет смысла, но ей ведь - нет. Как можно давить на того, кому всей душой желаешь счастья? Она давно отделилась от меня, может, пора последовать примеру?
Наша связь существует только в моей голове. Может, если бы она не рушила границы, которые сама выстраивала, нам обоим было бы проще.
Едва мы подошли к двери, Рокки, сидящий по ту сторону, завыл. Кристину он чувствовал необъяснимым образом и всегда безумно радовался ее приходу. Зачатую подсказкой служил стук толстых каблуков ее сапог - он четко его отличал, но в этот раз определил по какому-то другому фактору. Их связь иногда поражала меня.
Кристина, услышав любимое животное, впервые улыбнулась. Когда прошла в открытый проем, сразу же едва не упала - Рокки поднялся на задние лапы, пытаясь выразить свою радость от встречи.
- Малыш, - девушка смеялась, зарываясь ладонями в густую шерсть пса. - Привет, мой сладкий пирожок. Я так скучала по тебе. Да-да, правда, очень скучала. Пойдем гулять? Я тебя в парк отвезу, набегаешься. Идем. Где его поводок? - спросила она уже у меня, сменив тон на более отстраненный.
- Вон там, на крючке.
Она потянулась в нужную сторону, не отнимая одной ладони от Рокки. Пес не обратил на меня никакого внимания, словно я и не вошел в эту квартиру после отсутствия длинною в несколько часов.
Сейчас они оба уйдут. Счастливые и довольные обществом друг друга.
- Может, задержишься минут на десять? Согреешься, руки красные. Прости еще раз, что заставил долго ждать. Заглажу вину хотя бы так.
Кристина застыла с поводком в руке, оглядывая меня, взвешивая все «за» и «против».
- С вопросами лезть не стану, - тут же пообещал я, прочитав сомнение в ее глазах.
Затем девушка посмотрела на Рокки, смиренно сидящего у ног и выжидающего, когда же она снова скажет, что он сладкий пирожок. Ему, как и мне, было все равно на место и время, важно было только ее присутствие.
- Ладно, - наконец, прозвучало согласие, больше похожее на одолжение. - Десять минут и поедем. Рокки надо поесть перед прогулкой.
- Верно.
Я дождался, пока она снимет верхнюю одежду. Под курткой оказались узкие джинсы и тонкая вязанная кофта с прорезями под большой палец на рукавах. Кристина очень давно такие носила, помню, раньше буквально вся ее одежда имела такие штуки.
Пес посеменил за ней, потягиваясь к ладоням, поднятым на уровень груди. Это была их игра: Рокки пытался прикусить ее пальцы, и если выходило, она долго чесала его щеки.
- Чай?
- Нет, спасибо.
Они заняли диван, я - кресло. Она уделяла внимание Рокки, а я смотрел со стороны, стараясь запомнить каждую мелочь, чтобы было, к чему потом возвращаться. Обида клокотала в горле. В такие моменты я все четче понимал, что скоро Кристина останется лишь очередным воспоминанием. Больше не будет возможности смотреть на нее издалека и понимать, что она все еще здесь.
Длинные волосы, выпрямленные химией и выкрашенные в сверкающий черный, раз за разом рассыпались по плечам, а она вновь перебрасывала их, улыбаясь. Увлечена игрой, и все будто в порядке. Мне бы сесть рядом и бесконечно касаться их.
Кристина захохотала, когда Рокки все-таки мягко прикусил ее кисть. На щеках появились ямочки. Помню, что раньше она не любила улыбаться, ведь так становились видны круглые щеки - неизменная часть облика Бурундука в детские годы. С возрастом лицо похудело, но забавная особенность осталась.
Не желая прерывать идиллию, я молча пошел на балкон. Взял сигарету и подкурил, зная, что в этот раз компанию мне никто не составит. Почему-то курить хотелось именно здесь, дома, особенно, когда погода вот такая пасмурная. Низкие тучи едва не касались частых многоэтажек, белый свет ложиться на разноцветные каменные блоки. Мало людей, мало машин. По телу прошла дрожь - футболка не давала тепла. Дым покидал легкие, растворяясь в густом дневном холоде, все казалось замерзшим, застывшим и спокойным.
Неожиданно дверь открылась, Кристина тоже вышла, оглядываясь, чтобы проверить, последовал ли за ней Рокки. Конечно же, он последовал.
- Можно? - она протянула руку. Я вытащил еще одну сигарету, отдал ей и помог подкурить. - Он не позволяет мне это делать. Говорит, вредно.
- Вредно, - кивнул я.
- Почему ты не запрещаешь?
- Ты все равно не послушаешь. Да и как я могу запрещать, когда сам, - моя кисть сама собой дернулась, напоминая о тлеющем окурке.
- Ну да, - выдохнула, встав рядом в такой же позе - облокотившись о перила. - Могу попросить кое о чем?
- Конечно. Хотя в последнее время твои просьбы очень странные.
- Можешь помолчать? Просто ничего не говорить, ладно? Что бы я не сделала.
Я затянулся, повернувшись к ней. Девушка выпустила дым через пухлые губы, подведенные коричневым карандашом, и чуть сощурилась, когда серые завитки попали в глаза. Спрашивать «зачем», я не стал. Просто кивнул, будто понял все происходящее, и снова отвернулся, продолжая курить. Не так уж и важна причина.
Потому замолчал.
Спустя пару минут, Кристина оставила фильтр в пепельнице и положила голову мне на плечо, обвив руку своими. Почему-то этот жест оставил огромный рубец где-то внутри меня. Я зажмурился, как от удара хлыстом, сжал зубы. Она подвинулась еще ближе, пролезая между мной и перилами. Прижалась, уткнувшись лицом в грудь, и замерла. Новая сигарета оказалась меж пальцами, едва закончилась предыдущая.
Ногти впились в ткань футболки на спине, затем, перехватив, оставили царапины на коже, а я не проронил ни звука, затыкая себя новой порцией никотина. Когда Кристина всхлипнула, почувствовал, как по щеке катится слеза. Смотрел в одну точку где-то внизу, на дороге, и не двигался, не утяжеляя происходящее словами. Так оно не кажется настолько важным - она уйдет и все забудется. Ей не будет стыдно или больно.
В этом главная проблема наших отношений - их нет, но они есть.
- Обними меня, пожалуйста.
Очередная почти целая сигарета оказалась в пепельнице. Я затянул Кристину в квартиру, и, заперев балконную дверь, крепко обнял, складывая подбородок на ее голову. В моих воспоминаниях мы часто стояли вот так. Она хотела что-то сказать, но дрожь пресекла все попытки. Рокки вился у наших ног, безуспешно пытаясь обратить на себя внимание.
Девушка отняла лицо от моего тела и потянулась к псу. Он снова куснул ее руку, вызвав сдавленный смех. Кристина шмыгнула носом, прежде чем снова вернуться к объятиям.
Эта близость казалась такой правильной. Она плакала, а я успокаивался, стараясь заглушить в себе слепую надежду на хороший исход. Если бы только мы пришли к одному мнению, все бы наладилось. Никаких слез, только уверенность в хорошем, счастливом будущем. Жаль, что невозможно просто перешагнуть через все обиды, люди устроены слишком сложно.
На меня посмотрели знакомые глаза, «голубые, как толстый лед, уходящий в синеву к зрачкам». В этот раз мокрые и покрасневшие, с ресницами, собранными слезами на манер кукольных. Разрешив свои внутренние конфликты, Кристина встала на носочки.
Новая рана.
Она поцеловала меня, сухо и напористо, отчаянно пытаясь добиться ответа, хотя знала, что получит его в любом случае. Сколько бы не прозвучало слов о новой жизни, моя бывшая возвращается. Несмотря на все изменения, я остаюсь единственным постоянным фрагментом.
Девушка обхватила мои плечи и попятилась, утягивая в сторону спальни. Если бы я мог, то спросил бы, почему. Она бы точно поняла этот вопрос и вспомнила о своем мужчине, ждущем ее дома или работающем прямо сейчас, чтобы купить ей цветы или отвезти в любимую ею Европу на время отпуска. Мужчине, который даже не знает о моем существовании, как и о душевных перипетиях женщины, которая делит с ним каждый день. Я о нем тоже не знал. Может, и не узнал бы. Хорошее было время.
Кристина завела меня в спальню и спустила руки ниже, к шнуркам штанов. Пользовалась взятым обещанием, уверенная, что я думаю о нем. Не знаю, намеренно ли она мучила меня таким образом, но стыд почти заставил разорвать контакт. Можно было выйти из дома, оставить ее, Рокки, эту квартиру, лишь бы прочистить мозги от прилипшего к ним мусора. Но вместо этого я надежнее закрыл глаза и подцепил край тонкого свитера, помогая снять его через голову. Вещь по памяти кинул на стул, стоящий у стены, и повел Кристину к кровати. Рука лежала на голой спине, разведенные пальцы замерли, будто окаменевшие. Почувствовав ногой деревянный каркас постели, оперся коленом о матрас и усадил ее перед собой. Расстегнулась молния джинсов. Я в это время снял футболку, оставил где-то на полу, поежившись от холода - ледяная ладонь легла на шею и потянула меня вниз. Она тоже дрожала, видимо, пока мы курили, через открытую дверь вышло все тепло.
Я коснулся ее лица. Осторожно, кончиками пальцев нарисовал дорожку к нему от плеч, по шее и линии челюсти. Провел большим пальцем по щеке, зарылся всей рукой в волосы и прислонился своим лбом к ее. Единственный момент, когда выпадает шанс показать, насколько она дорога мне. Едва Кристина покинет мою спальню, из молчаливого и слабого, из моего, Бурундука она превратится в ту незнакомку, которой безразлично, существую ли я вообще.
Ее глаза тоже закрыты. Любое мое касание вызывает дрожь. Проще убеждать себя, что это от неожиданности, а не от отвращения или ненависти.
Нащупав мои губы, рука перенеслась на щеку. Затем замерзшее лицо обожгло горячим дыханием, в следующую секунду поцелуй повторился. Так девушка собрала жестами мягкое напоминание о том, что доказательства любви ей не важны.
Избавил от оставшейся одежды нас обоих. Все механически, осторожно, стараясь не сойти с линии, по которой разрешено идти. Рубцы на сердце кровоточили, чувствовалась соль на губах и аромат ее шампуня, исходящий от мокрых волос. Она прижала меня вплотную, висок к виску, не позволяя отдалиться ни на сантиметр. Пока я двигался, в который раз пытаясь запомнить ее тело на ощупь, тихий голос, запах и то, каково быть хотя бы ненадолго ею любимым, Кристина словно старалась соединить нас, сжать мою плоть, чтобы нанести новые раны. Уже не раз происходило подобное, каждый разговор об этом заканчивался одним признанием: «Я хотела отдачи». Какой?
Просто поговори со мной.
Пустые поцелуи, давящая тишина и холод квартиры. От ее объятий тяжело дышать, все кружится. Хочется прекратить, переиграть, сделать все по-другому, это не занятие любовью, это каторга. Мало приятного, но остановиться не выходит, ведь нужно идти по линии, иначе подобно не повторится.
Я податливо уткнулся в шею, коснувшись кожи губами. Перед глазами тьма, голос запечатан внутри, состояние неприятно знакомое, слишком часто приходилось вести себя точно так же. От него отвлекала только Кристина - боль, которую она приносила, чередовалась с удовольствием, и в какой-то момент я понял, что жду, когда когти в очередной раз вонзятся в спину, ведь после этого она обнимет меня крепче и оставит поцелуй на плече.
Когда все закончилось, мы отделились друг от друга. Тонкий плед, которым была застелена постель, выскользнул из-по меня, девушка замоталась в него и молча скрылась на балконе. Чиркнула зажигалка, по только прогревшемуся полу вновь потянуло холодом. Рокки, виляя хвостом, выбежал следом за ней.
Я лежал, глядя в потолок. Молчал, ждал. В голове было спасительно пусто, словно все проблемы замазали серой краской.
Когда Кристина вернулась, я ожидал, что она оденется и уйдет, но собрав свои вещи и уложив к свитеру на стуле, девушка села рядом. Смотрела на меня с беспокойством, искала что-то, пока я смотрел на нее в ответ, давая простор для изучения. Было все равно, даже когда она задержала взгляд на большом шраме, занимающем левое бедро. Никакого желания снова спросить о нем.
Меня, как мешок для мусора, в очередной раз наполнили до краев и вот-вот оставят в стороне, чтобы дождаться, когда я чудесным образом опустошу сам себя.
- Все хорошо? - спросила Кристина шепотом.
Слова не смогли пробиться сквозь ядовитый ком. Ответом был кивок.
- Можно, Рокки переночует у меня?
Снова кивок.
- Я привезу его завтра.
Вскоре они вышли, собравшись самостоятельно и не прося проводить. Дверь захлопнулась, обозначая, что меня оставили одного.
Почему я чувствую такую сильную вину? Почему из нас двоих именно она ведет себя так, будто не помнит меня?
Я поднял руку к потолку, разглядывая живой рисунок между большим и указательным пальцами. Был или не было - все его помнят. Значит, если удачно подтасовать обстоятельства прошлого, все будут помнить только хорошее обо мне, и той драки не произойдет. Голова останется цела, все части меня будут на месте. Семья счастлива, друзья сохранятся, как и наши отношения с Кристиной. Если она не хочет объяснить мне, я разберусь сам. Егор правильно сказал - нужно действовать.
Перемещаться некуда, я не помню ничего полезного. Нужно начать с триггеров, способных спровоцировать воспоминания. За столько лет ничего подобного не происходило, потому задача усложняется.
Я никогда не наседал на родителей с вопросами о прошлом. Мама скидывала все на страх рецидива, мол, мне может стать хуже, если потревожить поврежденные участки мозга. Как же. Поеду сегодня домой и поговорю с ними. Прямо сейчас.
Возможно, так бы и случилось, но граппа, до этого просто заставляющая меня прикладывать больше усилий для управления телом, вдруг захватила его полностью. Двигаться было тяжело, так что сну не составило труда утащить меня во тьму.
Темнота держалась до самого пробуждения. Я пришел в себя глубоким вечером. В пустой квартире принял душ, оделся и вышел, прихватив оставшиеся сигареты. По дороге выкурил одну, затем позвони матери, предупреждая о приезде. Она была этим фактом очень обрадована и сообщила, что все хорошо складывается, ведь отец тоже дома. Действительно. Но, зная своего старика, могу сказать, что конкретно он вряд ли расколется. Во-первых, держать язык за зубами - его талант, а во-вторых мама и ее доверие слишком важны, чтобы просто выложить факты, которые она так тщательно скрывала. Правда-правдой, а любви моих родителей можно только позавидовать.
Не успел я войти в квартиру, как мама уже загремела посудой на кухне. Открытая дверь в конце короткого коридора-прихожей демонстрировала работающий телевизор. По федеральному каналу крутили новости, и отец, видимо, увлеченно впитывал выжимку последних политических игрищ.
- Привет, пап, - прикрикнул я, разуваясь.
- О, Руслан. Привет.
Диван скрипнул, пара тяжелых шагов смешалась с речью диктора, перед тем, как громоздкая фигура возникла в проеме.
- Заходи, сыночек, не стой у двери. Прямо как не родной, - женский голос был наполнен почти ласковым упреком.
- Иду, мам, - мы с отцом поравнялись и пожали руки.
- А ты чего это? - спросил он, спрятав мозолистые ладони в карманах «треников». - Просто в гости или случилось что?
Я застопорился. Сказать правду или зайти с более приятной лжи?
- Вообще-то, есть разговор.
Светлые брови приподнялись. Папа кивнул, указав на кухню, и, пропустив меня вперед, прошел следом. Мы заняли свои места за столом. Естественно, согласия никому не требовалось, потому он весь был завален едой.
- Мамуль, я не голодный.
- Как же. Ешь давай. Пока все не перепробуешь - домой не отпущу.
- Римма, не дави на парня, он скоро совсем приезжать перестанет, - вмешался папа, чем поставил жирную точку в этом споре. Мама недовольно на него глянула, скрестив руки на груди, и отвернулась, занимая себя уборкой чистой посуды.
В такие моменты я даже чувствовал себя неловко.
- Съешь пару пирожков, - сказал он тихо, наклонившись ко мне. Приказ более чем понятен. Я приступил к выполнению сию минуту, не забывая нахваливать мамину стряпню. Самому кусок в горло не лез после этой дорогущей виноградной водки, но приказ есть приказ, их не обсуждают.
- Мамуль, очень вкусно.
- Кушай, сынок.
Обиделась. Мы с папой переглянулись, и, обозначая, что все уладит позже, он подмигнул обоими глазами.
- Ты поговорить о чем-то хотел.
- Да, я... Дело важное. Мамуль, можешь присесть?
Закинув полотенце на плечо яркой кофты, покрытой разноцветными волнистыми полосами, она заняла третий стул.
- Давайте поговорим, как взрослые люди. Мне уже не семнадцать, мне без малого тридцать лет. Пора уже рассказать, что тогда произошло, - едва я договорил, мама поднялась из-за стола и продолжила нервно натирать посуду, стоя ко мне спиной, а папа отложил вилку, показывая, что все его внимание теперь направлено на меня, и он явно не доволен поднятой темой. - Я вижу, что вы все знаете.
Мы с отцом испытующе смотрели друг другу в глаза, пока одна из тарелок не выскользнула на пол, разбившись на части. Мама наклонилась, чтобы убрать осколки, а я машинально подался туда же, намереваясь помочь.
- Сиди, - отрезал отец. - С чего вдруг такие мысли?
- Не важно. Вряд ли вы стали бы так спокойно жить, если бы не знали.
- Да мы же о тебе заботимся, - не выдержала родительница, шлепнув полотенцем о кухонную тумбу. - Ты не думал, что у нас нервы тоже не железные? Мы тебя один раз чуть не потеряли, а ты снова туда же лезешь. Да даже если и знаем, ты ничего не услышишь, понятно? Через мой труп только.
- Римма...
- Мам, пожалуйста.
- Нет.
- Римма, дай мы сами поговорим.
Мама с заметным трудом проигнорировала его просьбу.
- Тебе не нужно это. Ты ведь живой, здоровый. То, что было тогда - оно не важно. Понимаешь, сынок? Там не было ничего хорошего, никак в толк не возьму, почему ты так зацепился за это. Забыл бы уже давно.
- Я и так много забыл.
Блестящие бардовые ногти прислонились к лицу, стараясь унять начавшуюся из-за переживаний мигрень.
- Не просто так, сынок, не просто так. Подумай об этом. Может, мы тебя от худшего уберечь хотим? Как думаешь? Может, там что-то очень плохое? Не понравится тебе.
- Хуже, чем сейчас, точно не будет. Пожалуйста, мам.
- А как же предписания врача?
Опять. Какие предписания врача? Она ведь не серьезно. Осознавать, что родители врут мне прямо в лицо, оказалось довольно неприятно. Раньше ничего подобного в наших отношениях не проскальзывало, либо же я об этом просто не знал.
- Знаешь, мама, сегодня я выпил два бокала водки, - злость прорывалась наружу, держать ее в узде становилось все сложнее. - И, как видишь, полностью здоров. Не ты ли говорила, что предписания врача запрещают алкоголь? Там чуть ли не смертельный риск.
- Руслан, - грозно протянул папа, но я даже не посмотрел на него.
- Был бы ты умным, не стал бы вообще эту дрянь пробовать. Мало тебе было раньше?
- Уж прости, что я у тебя такой плохой сын. Потому и не даешь вспомнить старое, так ведь удобнее?
- Ну-ка хватит, - ситуацию разрешил громкий удар кулаком по столу. Мама вздрогнула, я прикрыл глаза и буквально прикусил язык, понимая, какую непростительную идею только что выдвинул. Она вырвалась сама собой, подобных мыслей до этого разговора не возникало. Только вот что-то внутри продолжило клокотать от негодования и одновременного восторга: я прав. Пусть говорят, что хотят, но я прав.
Родительница какое-то время стояла на месте, а потом вышла из комнаты, оставив нас наедине.
- Зачем ты так с ней?
- Я не специально.
Отец громко и тяжело вздохнул, отодвигая корпус от стола.
- Она пытается тебя защитить. Скажу честно, ее методы мне не нравятся, но это работает. Работало, - исправился он, склонив голову. Огромные руки родителя переплелись на груди.
- Хотя бы ты расскажи мне, - взмолился я. Казалось, с правдой нас разделяла совсем тонкая стена.
- Не могу. Знаешь, сынок, есть некоторые правила счастливого брака, я тебе про них как-то говорил. Первое: всегда поддерживать друг друга. Потому я отхожу от дел. Ты действительно взрослый человек, а раз так - решай сам. Мы тебе не указ, и единственное, что можем требовать, чтобы ты был осторожен. Пойми, людей, знающих о том случае, не мало.
- Но вы ведь мои родители, неужели так сложно просто рассказать все и не мучить меня больше?
- Сложно, - кивнул папа, смотря перед собой. - Дай Бог, ты никогда нас не поймешь.
На этом разговор закончился. Я ушел, раздумывая над следующим шагом. Папа действительно дал хорошую подсказку: они не одни, есть другие, кто знает о случившемся, нужно просто на них выйти. Одного я даже знаю в лицо - тот светловолосый парнишка. Судя по его словам, с мамой они знакомы, вероятно, с отцом тоже. Стоило начать разговор с него, а потом перевести разговор на драку.
Уже у машины я принялся шарить по карманам в поиске ключей.
- Руслан! - из подъезда вышел папа, накидывая капюшон рабочей куртки. В сжатой руке мелькнули мои ключи. - На, выронил.
- Спасибо. Как там мама?
- Все нормально. Обиделась, конечно. Проплачется и в себя придет.
Я виновато поднял глаза к окну их квартиры, надеясь увидеть там ее, но разглядел только одинокий цветок, стоящий на подоконнике.
- Позвоню на днях, приеду еще раз, извинюсь.
- Хорошее решение. И, кстати, - папа запахнул куртку, словно собирался задержаться. - Правила счастливого брака само собой работают, и они важны, но есть и правила воспитания счастливых детей. Мы с твоей мамой наломали дров. Так уж вышло, что нам выпала только одна попытка родить, и тебе приходится отдуваться за тех, кому родиться не суждено. Я к чему это все. У мамы есть коробка, стоит в шкафу. Там твои вещи, всякая мелочь. Она не хотела показывать, потому спрятала, уж почему хранит - не знаю. Если сможешь уговорить отдать ее - многое узнаешь.
- А ты видел, что там?
- Мельком. В общем, ты меня понял, да?
- Да, пап, я понял. Спасибо.
- Не за что. Еще момент: соблюдай и правила для счастливой жизни престарелых родителей. Будь с мамой поласковее, она не желает зла.
- А ты?
- Я? Меня счастливым делает только ваше счастье. Удачи.
- Спасибо, - повторил я, наблюдая, как огромная фигура отца удаляется на свет фонаря у металлической двери. Вскоре он скрылся из вида, а вынесенные им ключи грели руку.
Большой и добрый папа, похожий на викинга. Возможно, я вспомню и моменты из детства, хочется узнать, каким он был тогда. Они с мамой очень красивая пара, наверняка, в юности от них было сложно отвести взгляд.
Коробка. Теперь выпросить ее будет куда сложнее, но если подобраться к родительнице осторожно и помягче, возможно, получится.