«Тачдаун» Сола Рэйн

Глава 26. Чейз

– Мужик, я слышу даже на расстоянии, как скачет твой чертов пульс, – качает головой Линч, помешивая соломинкой кубики льда в стакане с какой-то ярко-оранжевой фруктовой бурдой. – Снова пялишься на скриншоты Кайлы?
Я швыряю телефон на круглый стол экраном вниз и одним глотком допиваю остаток виски. На вкус «Лагавулин»[65] как жидкий огонь. И я бы продал сейчас свою гребаную душу за то, чтобы он выжег из меня всю Брэдшоу без остатка. Но, похоже, у демона перекрестка сегодня выходной.
Делаю знак официантке принести еще две порции.
Сойер мрачно смотрит на меня.
– Может, пора уже притормозить?
– Бар все еще не вращается, – усмехаюсь я.
Этот бар в Мидтауне мы посещаем каждый раз, когда бываем в Нью-Йорке. Стильное местечко, где можно послушать хорошую альтернативу и выпить не разбавленную водой выпивку. Он расположен всего в паре кварталов от нашего отеля, что означает, – я могу не заморачиваться с арендой байка, а спокойно надраться в стельку и немного прогуляться пешком.
Из скрытых колонок харизматичный голос Сэма Тиннеза[66] поет о том, что линия между правильно и неправильно стала слишком тонкой. Эти слова почему-то задерживаются в моей голове и вертятся в ней, даже когда песня сменяется на другую.
Официантка приносит два стакана с виски, на пару пальцев в каждом. Залпом выпиваю один из них. Крепкая жидкость обжигает горло и стекает огнем в желудок, расползаясь в нем притупляющим чувства теплом.
– Кстати, ты в курсе, что анкета Хантер уже удалена? – спрашивает Линч, копаясь в своем телефоне.
Одно лишь ее имя, произнесенное вслух, заставляет мою кровь кипеть.
– Мне плевать.
– На то, что Кайла сбросила на девчонку публичную шлюхобомбу, практически уничтожив ее репутацию в Рейнере, тебе тоже плевать?
– Разумеется, нет! – рявкаю я так громко, что другие посетители начинают на нас оборачиваться. – Я думаю об этом весь гребаный день. Но небольшое расстояние, почти в полторы тысячи миль, немного связывает мне руки, не находишь? Завтра вернемся в Майами, и я решу этот вопрос. Если все будут думать, что наши отношения с Брэдшоу продолжаются, ни одна рейнеровская крыса не посмеет ее травить.
– Сукин сын уже все продумал, – широко усмехается Сойер. – Блестящий квотербек даже отлить не ходит без плана, запасного плана и парочки тактических комбинаций, которые он в любой момент готов разыграть.
Мы обмениваемся заткнись-сам-заткнись взглядами, и Линч задумчиво склоняет свою лохматую голову набок. В зеленых глазах мелькает не то грусть, не то сожаление.
– Знаешь, а я даже немного тебе завидую, – его голос звучит гораздо серьезнее, чем полминуты назад. – Ты влюбился, до одурения, мать твою, влюбился, а я даже не могу представить себе, каково это – вот так запасть на какую-нибудь цыпочку.
– Представь, что из твоей груди вырвали сердце, запихнули его тебе ногой в рот, а на открытую рану высыпали пару фунтов соли. Вот каково это.
Линч прищуривается.
– Звучит больно, дико, немного по-животному… Мой член уже стоит.
– Какой же ты долбаный извращенец, – ухмыляюсь я.
Его губы изгибаются так, будто придурок изо всех сил пытается не рассмеяться, но затем выражение лица снова становится серьезным.
– Ты реально думаешь, что Хантер трахается за деньги?
– Все они трахаются за деньги. – Крепче сжимаю в руке стакан с виски, пока не начинаю беспокоиться о том, что он может разбиться, поранить руку и надолго вывести меня из игры. – В элитном эскорте это называется – дополнительное вознаграждение. Наличка в конверте.
– А я все равно не верю.
– Во что ты не веришь?
– Чувак, это же Хантер. – Он разводит руками. – Профессиональный пловец против течения. У шлюх нет гордости, а у девчонки она есть. Ради всего святого, ты можешь представить Брэдшоу на коленях, с гребаной покорностью обслуживающей за деньги чей-то член?
Я опускаю голову и сжимаю пальцами переносицу, чтобы справиться с накатившей на меня яростью.
– Скажи мне, где была ее гордость, когда мой старик лапал ее за задницу? – спрашиваю я. – Почему в этот момент она смеялась? Почему она, мать твою, смеялась, Линч?!
– А что еще девчонке оставалось делать? Врезать ему? Устроить сцену на глазах его же гостей? Хантер ведь призналась тебе, что твой старик заплатил за ее компанию, но трахаться с ним она не собиралась.
– Заплатил за ее компанию, – гневно повторяю я. – То есть это, по-твоему, нормально?
– Нет. Это охренеть, как ненормально, дружище. Но надо как следует во всем разобраться. – Линч отставляет свой стакан и откидывается на спинку дивана, скрещивая руки на груди. – Давай проведем эксперимент? Я сделаю ей предложение: свой «Мазерати» в обмен на минет, если она…
– Предложишь ей что-то подобное, и останешься без зубов, – рычу я.
Сойер вскидывает руки и пожимает плечами.
– Окей, я все понял.
– Что ты понял?
Мне хочется ему врезать.
– То, что ты только строишь из себя гребаного моралиста, а на самом деле все еще не прочь позажигать с Харли.
– Я не моралист, придурок, – отвечаю раздраженным тоном. – Я не осуждаю девчонок, которые продают себя за деньги, – это их жизнь и их выбор. Отстойный, но все же. Просто мне с такими девчонками не по пути.
Чувствую во рту привкус горечи. Поднимаю стакан, быстро осушаю его и с грохотом ставлю обратно. Наконец, алкоголь распахивает для меня свои туманные объятия и помогает вытолкнуть из глотки правильные слова:
– С Хантер мне не по пути.
Линч долго и изучающе смотрит на меня, пока к нашему столику не подходит пожилая темнокожая официантка, чтобы принять новый заказ.
– Кстати, я сегодня погуглил Руби Брэдшоу, – говорит Сойер, когда несколько минут спустя я возвращаюсь из уборной. – Дьявол, это самая горячая милфа[67], которую я когда-либо видел. Я бы тоже трахнул ее не задумываясь.
– Ты бы трахнул даже фонарный столб не задумываясь, если бы заметил в нем маленькое отверстие.
– Маленькое?! – едва не задохнувшись от возмущения, восклицает Сойер. – У нас общие душевые, ушлепок! Ты видишь мой огромный член едва ли не чаще, чем свой собственный!
– У кого это тут огромный член?
Я поворачиваю голову и вижу возле нашего столика двух симпатичных девчонок. На вид обеим лет двадцать с небольшим. Одна: невысокая брюнетка с темными глазами и классными сиськами. Нечто среднее между Селеной Гомес и Зендейей. Вторая похожа на ирландскую Барби: зеленоглазая красотка с фарфоровой кожей и копной ярко-рыжих вьющихся волос, – скорее во вкусе Линча.
Хотя, о чем это я? Все девчонки, у которых есть пульс, – во вкусе Линча.
Девушки в его жизни – это карусельные лошадки. Когда карусель стоит, можно заметить, что все лошадки разные, а когда движется, кажется, будто одинаковые. Фишка в том, что его гребаный порно-аттракцион никогда не останавливается. Ни единого шанса увидеть различия. Ни единого шанса в кого-то влюбиться. Ну, разве он не счастливчик?
– Ждете кого-нибудь? – спрашивает рыженькая.
Сойер расплывается в улыбке Чеширского кота, в зеленых глазах вспыхивают порочные искры.
– Похоже, уже дождались.
Я пододвигаюсь, чтобы освободить брюнетке место рядом с собой на диване. Она садится совсем близко и элегантно закидывает ногу на ногу, не отрывая от меня хищный взгляд. На ней светлая блузка с длинным рукавом, пуговицы которой расстегнуты почти наполовину, короткая черная юбка и тонкие, почти прозрачные колготки в тон ее оливковой кожи.
– Меня зовут Клэр.
Южный говор. Интересно. Мне нравятся девчонки с Юга. Они обычно очень раскрепощенные и изобретательные.
– Чейз. Выпьешь что-нибудь?
– Не откажусь от мартини. – Ее голос становится похож на кошачье мурлыканье.
Я киваю и поднимаю два пальца, чтобы привлечь внимание официантки.
– Откуда ты, Чейз?
Когда Клэр произносит мое имя, я вздрагиваю. Потому что вместо ее голоса я слышу голос Хантер.
«Чейз»…
«Чейз»…
«Чейз»…
Он возникает прямо в моей голове. Растекается внутри, как шоколад. Мой пульс учащается, лицо охватывает жар.
Проклятье. Кажется, я допился до белой горячки.
Гребаная Брэдшоу.
Проваливай на хрен из моей головы! Лживая, лицемерная сука!
– Эй, Чейз? Ты в порядке? – спрашивает Клэр, и я чувствую, как ее ладонь ложится мне на бедро.
Развернувшись на месте, я хватаю девчонку за затылок, притягиваю к себе и целую. Наши языки сталкиваются, и с ее губ срывается тихий стон. От неожиданности или наслаждения – мне совершенно наплевать. Я закрываю глаза и пытаюсь получить удовольствие. Возбудиться. Забыться. Утонуть в густом аромате ее пряных духов. Почувствовать хоть что-то…
Но Клэр заводит меня примерно так же, как вид заплесневелого хлеба. Слишком много языка. Слишком много слюны. Мне не нравится вкус Клэр. Не нравится ее запах и губы… Ее губы не такие, как у НЕЕ. Они не вызывают чувство голода.
Резко прервав поцелуй, я отстраняюсь и вытираю ладонью рот, не заботясь о том, насколько этот жест мудацкий. Но Клэр ничего не смущает, как будто для нее «самоуважение» – это всего лишь скучное слово, стоящее в словаре между «салатом» и «спермой». Ее рука уже жадно шарит по моей ширинке, а затуманенный желанием взгляд обещает неземное наслаждение. Клэр жаждет меня. Жаждет мой член. Она готова прямо сейчас заползти под стол и отсосать мне.
– Я живу здесь поблизости, – ее дыхание касается моей шеи. – Мы можем пойти ко мне.
Наши взгляды встречаются, и я быстро отвожу глаза. Не знаю, что со мной не так, но мне почему-то дьявольски трудно на нее смотреть.
– Не думаю, что это хорошая идея, – отвечаю я, после чего беру свой телефон и поднимаюсь из-за стола.
– Постой, ты куда? – Клэр хватает меня за рукав худи. – Я могу пойти с тобой?
Я поворачиваюсь к ней и немного подвисаю, разглядывая аппетитные рельефы ее фигуры, которые старательно подчеркнуты красивой одеждой.
Оке-е-ей….
Трахаться можно и без поцелуев, так ведь?
Черт, да я даже могу на нее не смотреть. Просто поставить раком и взять ее сзади. Закрыть глаза. Представить на ее месте…
Блять.
– Чейз? – мурлычет Клэр.
– Заплатишь за ее коктейли, ладно? – обращаюсь к другу.
Сойер отрывает губы от рыжей красотки и удивленно пялится на меня. Затем на Клэр. И снова на меня. На лице друга возникает странное выражение.
– Значит, не по пути говоришь, придурок?
Я грубо сбрасываю с себя руку Клэр, Сойер тут же перехватывает ее и тянет девчонку к себе на колени.
– Иди ко мне, куколка. Я расскажу тебе сказку о добром пирате, которому однажды разбили сердце и у него перестал стоять член…
– Надеюсь, эта сказка со счастливым концом? – с наигранным испугом спрашивает ирландская Барби.
– Я тоже чертовски на это надеюсь, – слышу серьезный голос Сойера, направленный прямо в мою удаляющуюся спину.