«Тачдаун» Сола Рэйн

Глава 28. Чейз

Сегодня выдался идеальный денек для похмелья.
Утром в аэропорту Майами нас встретил тренер Маккартни, который велел мне тащиться на другой конец города, чтобы провести урок физкультуры в Средней школе Святого Сердца по какой-то государственной благотворительной программе. Днем в эту школу нагрянули репортеры с телевизионщиками из И-Эс-Пи-Эн[71] и два часа заваливали меня унылыми вопросами в духе: сколько раз в день я ем, сколько часов сплю и как часто отливаю, – снимая крупным планом мое опухшее от виски лицо. За последние двенадцать часов я столько раз от усталости тер руками глаза, что они у меня воспалились.
Возвращаюсь на виллу Линча, когда солнце уже клонится к закату. Оставляю байк на подъездной дорожке, не потрудившись отогнать его в гараж, и вхожу в дом. Нос тут же улавливает запах еды – вареного риса и мяса. Желудок откликается урчанием. Наверное, очередная подружка Сойера, благослови ее Господь, решила зайти с козырей. Надеюсь, мне тоже что-нибудь перепадет. В этом доме готовит только Банди, и только когда у него хорошее настроение. Что означает – почти никогда.
Бросаю дорожную сумку в прихожей и направляюсь в сторону лестницы, чтобы подняться в спальню. Проходя мимо гостиной, краем глаза замечаю какое-то движение на кухне, которая является ее частью. Поворачиваю голову и замираю на полпути. Дыхание застревает в легких.
Хантер Брэдшоу.
На моей кухне.
Стоит возле распахнутого холодильника, держит в руках пластиковый контейнер с лаймами и невозмутимо смотрит на меня.
Иисусе…
Она выглядит как ожившая мечта.
Очень грязная мечта.
На ней розовая прозрачная блузка, демонстрирующая черный бюстгалтер, джинсовая микро-мини-юбка, размером с мою ладонь, и черные босоножки на высоком каблуке, которые делают ее гладкие, загорелые ноги, длиной в милю, просто бесконечными. Светлые волосы, обычно ровные, сегодня завиты и красивыми волнами спадают на грудь. На губах темная помада, которая фантастически оттеняет голубые глаза, придавая им более глубокий, почти неоновый оттенок.
Красивая. Сексуальная. Беспощадная.
Я смотрю на нее с недоверием. До сих пор не могу поверить, что Хантер здесь. В моем доме. Я даже боюсь моргать, будто она может исчезнуть в любую секунду.
– Дерьмо, – первое, что выдает мой рот, пока глаза жадно блуждают по ее лицу, уделяя особое внимание губам, между которыми мне хочется просунуть свой язык.
– Хантер Брэдшоу, рада знакомству.
Она ставит контейнер с лаймами на стол и берет в руки раскрытую коробку печенья.
– Что ты здесь делаешь?
Я хочу ее обнять.
Или придушить.
Мысли несутся со скоростью света.
– То же, что и ты, – живу, – отвечает она своим любимым ты-тупой-мудак тоном.
– Нет.
– Да.
– Нет! – Проклятье. – СОЙЕР!
– Он в душе, – говорит Хантер, ломая пальцами крекеры Грэм и отправляя кусочки в блендер. – Выглядишь неважно. Ты не заболел? У тебя глаза красные.
– Отвали на хрен со своей заботой, Брэдшоу! – выпаливаю я, приходя в себя.
Уголки ее губ подрагивают.
– Как скажешь.
– И держись от меня подальше!
– О, это будет непросто, Каннинг. – Голубые глаза сверкают озорным блеском. – Поскольку теперь наши спальни находятся рядом.
Я глубоко втягиваю воздух и шумно выдыхаю.
Оке-е-е-е-ей.
Где эта белобрысая Пэтти, мать ее, Стенджер[72]?
Вбегаю по лестнице на второй этаж, распахиваю дверь в спальню Сойера и вижу его голую задницу, которую тот старательно натирает ментоловой мазью от ушибов. В отличии от меня, Линч не пропустил вечернюю тренировку. И, судя по большим багрово-красным пятнам на его теле, засранца сегодня не слабо помяли.
Едва сдерживаясь, чтобы по этой заднице не пнуть, захожу в комнату и громко захлопываю за собой дверь.
– Что она делает в нашем доме? – сердито спрашиваю я.
– Чувак, личное пространство – слышал что-нибудь об этом?
– Решил поиграть в гребаную сваху?
Посмеиваясь, Линч подходит к комоду, вытаскивает из верхнего ящика белые боксеры и натягивает их.
Наши с Сойером спальни выглядят как поделенная на две фотографии картинка с легкими здорового человека и курильщика. В моей всегда безупречный порядок. Минимум вещей. Минимум мебели. Комната Линча – это премиальная свалка, в которой можно найти все что угодно, от коллекции старых джазовых пластинок до женских розовых трусиков, которые прямо сейчас висят на ручке двери, ведущей на балкон.
– Мне, конечно, нравятся хэппи-энды, но дело не только в этом. – Сойер наклоняется к мини-бару, который внешне похож на сейф, достает оттуда две банки «Бад лайта» и протягивает одну из них мне. – Ты в курсе, что Хантер ушла из дома?
Я хмурюсь.
– Нет. Почему?
– С матерью вроде как поругалась. – Он открывает банку и смахивает пену с пальцев. – Хотела перебраться к подружкам в общежитие, но оттуда ее выперла староста. Поэтому я пригласил ее пожить у нас, пока не найдет себе собственное жилье. Джей, кстати, не возражал.
Я приподнимаю бровь.
– Шутишь? Джей против даже того, чтобы мы наняли кухарку, потому что терпеть не может в доме посторонних.
– А если я скажу, что он лично помог ей с чемоданом?
Из меня вырывается смех.
Господи, что эта девчонка творит с людьми?
– Я предложил Хантер одну из двух свободных спален на выбор. – Губы Сойера растягиваются в придурковатой улыбке. – И она выбрала ту, что рядом с твоей.
Я со вздохом подношу пиво к губам и делаю несколько больших глотков.
– Кстати, заметил, как Харли сегодня принарядилась? – как бы между прочим спрашивает говнюк, разваливаясь в красном кресле-мешке, в котором он едва помещается. – Как думаешь, для кого?
Единственный раз, когда я видел Хантер на каблуках, был на приеме моего отца. Поэтому я ничего не думаю. Я не хочу об этом думать.
– Полагаю, для тебя, жопоголовый.
– Полегче, мужик. Я и так почти влюблен.
– Притронешься к ней – умрешь, – предупреждаю я прежде, чем уйти в свою комнату. – И надень гребаные штаны!