Развод.Вспомни, как мы любили.

●Глава 27●

— Нет, — сажусь я рядом. — У меня обалдеть какой теплый халат. В таком можно собак выгуливать в холодные вечера, либо с бывшими мужьями на крыльце сидеть.
Чонгук усмехается, а я поправляю шапку на голове:
— А еще мне же потом придется искать черное платье и загадочную вуаль на твои похороны.
Возвращаю ему его слова о моих похоронах, о которых он посмел мне сказать в тот день своей исповеди.
Чонгук опять усмехается и говорит:
— И ты бы была хороша на моих похоронах.
И я не слышу в его голосе шутки, пусть на лице его сейчас кривая улыбка.
— Гук, что, мать твою, происходит? — шепчу я.
И спрашиваю я его сейчас не как бывшая обиженная жена, а как человек, который видит, что другой человек катится прямо в пропасть.
Он чуток притормозил в момент развода, а сейчас дальше катится. Да еще и ускорился.
— Я не знаю, Лиса, — продолжает смотреть вперед, будто высматривает в пустоте врага. — Не знаю.
— Ты, видимо, не этого ждал?
— Нет, не этого, — он медленно кивает. — Если честно, я не знаю, чего ждал, но точно не этого, — замолкает и переводит на меня взгляд, от которого меня пробирает озноб. — Лис.
— Что?
— Как же ты держишься?
— А у меня есть выбор не держаться? — вскидываю бровь. — Гук, я же никогда не была соплежуйкой. Для меня сложности — это… причина идти дальше. Ты мне подкинул офигеть какую сложность. Самую сложную сложность, но ты же всегда был в моей жизни самым-самым, поэтому было бы глупо ожидать от тебя какой-то легкой и скучной банальности.
— Почему…
— Что почему? — мягко улыбаюсь.
— После всего… после моих слов… почему ты сейчас говоришь такое? — глаза у Чонгука недоуменные и растерянные.
— Подожди, ты же сам хотел дружить…
— Ты же поняла о чем я, — продолжает вглядываться в глаза.
Теперь я смотрю перед собой и кутаюсь в халат поглубже под легким порывом ветра.
— Я все еще хочу, чтобы ты исчез из моей жизни, — шепчу я. — Я хочу разорвать тебя на клочки, а потом эти клочки растереть в порошок… — выдыхаю. — Из порошка этого испечь с твоими потрохами пирог и съесть его… Еще скормить дочерям, соседям, — моргаю. — Я прокручиваю множество вариантов мсти и злодейств, но я же не избавлюсь от тебя, Гук. Ты же останешься в памяти и прошлом, в котором я была счастлива. Мне этого не выкинуть из своей жизни.
Делаю паузу и пожимаю плечами:
— И я ценю то, что у меня было за спиной, — перевожу взгляд на Чона а. — А ты боишься, Гук. И тебе бы по-хорошему, если хочешь новой жизни, все сбросить и стряхнуть, но ты ведь не такой, да?
— Я не брошу дочерей.
— Тебе бы было легче, — слабо улыбаюсь. — И я бы не маячила в твоей жизни с воспоминаниями из прошлой жизни. Ты захотел легкости, чувственности, страсти и романтики, а по итогу тащишься посреди ночи с вулканом к трем капризным дочерям. Где тут легкость, которую ты жаждал? И дышать тебе сейчас легче, когда жены-мамки-сестры нет рядом?
Чонгук опять смотрит вперед и едва заметно хмурится:
— Нет. Но у меня нет… Лис… Нет ощущения того, что мы с тобой разведены, — хмыкает. — Вот так, Лис. Я не знаю, как тебе это объяснить.
Я молчу и недоуменно моргаю. Если он так говорит, то значит так и есть. Ему сейчас бессмысленно юлить или путать меня словами.
— Ты ведь прекрасно понимаешь, как все это можно решить, — тихо шепчу я, и грудь стягивает стальным обручем ревности. — Гук… У тебя есть отношения с другой…
Он неожиданно встает, шагает туда сюда и разворачивается ко мне.
— Нет у меня тех отношений, которые подразумевали того, чтобы я сейчас дочерей в них втягивал, — смотрит на меня прямо. — Может, тебе тоже стоит развернуться в сторону поиска, а? Тебе говорят, что ты должна бороться, а мне то, что ты ждешь меня, когда я вернусь.
— Но я тебя не жду.
— И ты им об этом говорила?
— Говорила.
— Они тебя слушают? — Чонгук вскидывает бровь.
Я молчу. Нет, не слушают.
— И меня не слушают, — он разводит руки в стороны. — И мне истерики устраивают,Лиса. Ты думаешь, мы этот сраный вулкан лепили неделю просто так? Штук пять мы растоптали, разбили, размяли и выкинули в папулю! И знаешь, что, — он наклоняется ко мне, — Я им говорил, что у меня сегодня будет встреча, — он щурится. — Вот тебе и результат.
— Так они знали… — тихо отзываюсь я. — Вот оно что…
— Ты хочешь, чтобы я притащил Сохи?! — он повышает голос. — Но ты уж прости, но рановато, Лис. Знакомство будет тогда, когда я пойму, что пора. Что я готов представить девочек другому человеку. Когда у меня будет уверенность, что есть смысл делать следующий шаг.
— Сейчас нет этой уверенности?
— Нет, — цедит сквозь зубы, вглядываясь в мои глаза. — И нет, Лиса, я не уходил в существующие и построенные отношения, чтобы сразу свадебку устроить.
— И долго ты будешь строить эти?
— Не знаю, — шепчет он и пар из его рта касается невесомой вуалью моего лица, — может, ничего не построится. Может, с другой придется строить.
— С другой? — смеюсь я.
— А, может, к черту все эти отношения? — рычит он. — Заведу кота и буду спокойно себе жить.
— То есть по итогу выйдет, что ты от меня к коту ушел? — приподнимаю бровь еще выше.
— Выходит, что так, — коротко усмехается.
— Или же тебе сегодня от Сохи прилетело, и ты поэтому о коте задумался?
— А ты так хочешь поговорить про Сохи?
— А почему нет? — встаю. — От тебя ею разит. Ты же от нее приперся.
— А я не понял, — он вскидывает бровь, — это, что, ревность?
В груди вспыхивает искра злости и сердце сильно бьется о грудину.
— И ты зачем им сказал о своей встрече?!
— Так мне говорить или не говорить?!
— Я не знаю! Не знаю! Я просто хочу, чтобы все это закончилось так или иначе! Чтобы все затихло, чтобы я выдохнула, Чонгук! Поэтому я и жду, что ты женишься! А то ты ни туда, ни сюда! Мне, что ли, мужика искать, чтобы наши дочери поняли, что все! Баста! Но… — усмехаюсь, всплеснув руками. — Я боюсь, что все это не поможет, Чон. Ни твоя баба новая, ни мой воображаемый мужик! Да, можно сказать, что вырастут поймут, но не поймут. Смиряться, успокоятся, вырастут и в их жизнях появятся свои проблемы, но это разочарование останется навсегда, — выдыхаю и рявкаю, — навсегда, урод ты неблагодарный! Что ты, сволочь, наделал?!
Я кидаюсь на него под вспышкой гнева, который выстрелил из моей груди залпом.
— И ладно бы сам был довольным, козлина! — толкаю его в грудь, а он медленно отступает под моими ударами. — Получил то, что хотел! Так нет же! Не получил!
Я хаотично бью по груди, плечам, вынуждая отступать от крыльца в сторону калитки:
— И еще от тебя фонит! Ты скажи Сохи, что у не отвратительный вкус к парфюму!
Перехватывает мои запястья, сжимает их, выдыхает через нос клубы пара и вглядывается в мои глаза:
— А если мне нравится этот парфюм?
— Не заливай, Чон, — мне приходится встать на цыпочки, чтобы хоть немного повысить свою угрозу в его глазах. — Я знаю, что сладкие и приторные запахи тебя бесят.
— Все-то ты про меня знаешь.
Наши выдохи сплетаются в одно облако пара.
— Как облупленного, Чон.
А затем у меня в голове всплывает наш первый поцелуй. У меня тогда также сердце стучало. И глаза у Чонгука были такие же: расширенные зрачки, поволока…
— Проваливай, — выдыхаю я и цежу сквозь зубы. — Чон. Вижу, твои похороны откладываются.