𝓼𝓪𝓿𝓮 / 𝓹.𝓶

Часть 32

ЭМИЛИ

Капли бисеринками стекают по моему телу, пока я подставляю лицо под напор воды. Тянусь к шампуню и втираю его в кожу головы, массируя легкими движениями пальцев. Сердце все еще скачет галопом после безумного оргазма. А еще из-за осознания того, что Пэйтон ворвался в мою жизнь мощным торнадо и теперь держит меня в этом круговороте чувств.
С Чейзом у нас тоже все произошло слишком быстро. И сейчас меня пугает мысль, что я снова бросаюсь в омут с головой.
Но что поделать, если мне...идеально?
Я чувствую себя счастливой просто потому, что Пэйтон находится рядом. Мне нравится чувствовать его прикосновения. Его голос пробирает до мурашек. Я схожу с ума от его запаха. Меня до глубины души поражает его забота. Я смеюсь над каждой его шуткой. И мне не хочется расставаться с ним ни на секунду.
Нужно просто перестать думать о том, правильно ли это. Судьба ли это. Что будет дальше. И будет ли вообще что-то. Нужно просто наслаждаться тем, что сейчас происходит между нами. Отбросить в сторону все сомнения и жить сегодняшним днем.
Успокоив бешеный стук сердца, я выхожу из душа, вытираюсь полотенцем и обматываю его вокруг. Встаю перед зеркалом и, сморщившись, разглядываю отеки под глазами.
   Открываю дверь и прохожу на кухню, где достаю из холодильника патчи. Пэйтон наливает в стакан апельсиновый сок, пока я приклеиваю их под глаза.
   – Давай тебе тоже наклеим?
   Он вскидывает бровь, а затем гримасничает, но я уже подхожу к нему вплотную.
   – Эта хрень воняет, – морщится Пэйтон, когда я приклеиваю ему под глаза патчи с улиткой.
   – Это не хрень, а патчи. И они приятно пахнут, не придумывай.
   – Почему здесь нарисована улитка?
   – В них содержится муцин улитки.
   – Муцин – это ее какашки? – еще сильнее морщится он, пока я смеюсь.
   – Нет, это ее слизь, – отвечаю я.
   Пэйтон делает такое выражение лица, будто я только что предложила ему лизнуть эту слизь, а затем произносит:
   – Зачем мы трогаем это руками? И, прости господи, клеим на лицо. Ты извращенка?
   Я запрокидываю голову и начинаю хохотать.
   – Не могу поверить, что я согласился на это.
   – Тебя даже не пришлось долго уговаривать.
   – Мой мозг все еще не начал нормально функционировать. Из-за твоего отсоса.
   Краснею и прикусываю губу.
   – Ты что, снова покраснела? – фыркает он.
   – Если ты не перестанешь пошлить, то я приклею патч тебе на губы!
   – Если ты не перестанешь так сексуально краснеть, то на моих губах сейчас будет твоя горячая...
   Я затыкаю ему рот патчем, и Пэйтон начинает плеваться. Я смеюсь, держась за живот.
   – Фу. Я только что облизал улитку! – вопит Пэйтон, пока я хохочу. – Убери от меня это! Убери! – Он продолжает визжать, и я сажусь на пятки, чтобы не умереть от истерического хохота.
Минут пять спустя, когда я прихожу в себя и встаю на ноги, нахожу взглядом Пэйтона. Он чистит зубы перед зеркалом. Но у него под глазами все еще наклеены патчи. Я снова начинаю смеяться, а затем слышу его предостережение:
– Пока ты живешь со мной, никаких больше улиток! Клянись!
Поднимаю руку в воздух и серьезно произношу:
– Клянусь носками с Райаном Гослингом!
Пэйтон отворачивается к зеркалу, и я снова начинаю смеяться, вспоминая, как он плевался этим патчем.
– Ну берегись! – кричит он из ванной, выключая воду и направляясь ко мне.
Я визжу и бегу на диван в гостиную. Он следует за мной. Но его один шаг – как мои пять, и вот я уже лежу под его огромным телом на диване, все еще хохоча. Пэйтон опускает взгляд на мои губы, и я жду, что он снова меня поцелует, но он лишь шепчет:
– Ты такая красивая.
Прыскаю смехом.
– Прости. Я не могу серьезно воспринимать тебя и твои слова, когда у тебя под глазами все еще частички улиток.
Пэйтон упирается лбом о мое плечо и усмехается.
– Останься у меня, – неожиданно шепчет он.
Тяжело сглатываю.
– Но я ведь и так у тебя.
– Нет. Переезжай ко мне.
Сердце замирает. Пропускает удар. И не один.
Задерживаю дыхание и широко распахиваю глаза. Наверное, я молчу очень долго, потому что Пэйтон поднимается на вытянутых руках по обеим сторонам от моей головы, пристально смотрит на меня своими глазами цвета карамели, а затем выпрямляется и идет в ванную.
Он выбрасывает патчи, а затем умывается холодной водой. Я сажусь на диване и внимательно разглядываю его. Так, словно до этого никогда не видела. Его темные волосы взъерошены. На лице двухдневная темная щетина. Между широких темных бровей складка. Такая всегда бывает, когда он хмурится. Пухлые розоватые губы сжаты в линию.
   Громкий стук сердца оглушает и пульсирует в висках. Медленно поднимаюсь на ноги и иду к нему. Пэйтон стоит, опираясь руками о раковину. На нем лишь спортивные штаны, низко сидящие на бедрах. По его идеальному рельефному телу стекают капли воды. И я завороженно наблюдаю, как они очерчивают каждый кубик. Я обнимаю его сзади, сцепив руки у него на торсе, и прислоняюсь щекой к обнаженной спине.
   – Мне страшно, – шепчу я и чувствую, как подо мной напрягаются мышцы его живота. – Пугает, что у нас все так быстро. Только представь. Меньше недели назад я собиралась выйти замуж за другого. А ты...ты развлекался с девицами на одну ночь. А сейчас...сейчас ты предлагаешь мне жить с тобой. И мне страшно...Ведь каждой частичкой души я хочу быть здесь, с тобой.
Ощущаю, как напряжение в теле Пэйтона ослабевает. Он поворачивается ко мне и прижимает к своей большой груди. Вдыхаю потрясающий запах лимонной туалетной воды и умиротворенно закрываю глаза. Эта квартира и, главное, эти объятия именно то место, где я хочу быть.
– Ты правда хочешь, чтобы я осталась здесь, с тобой?
– Да. Хочу.
– И тебя не пугает, что мы будем жить вместе? Хотя едва знаем друг друга.
– До того самого утра, когда я обнаружил тебя на кухне, я никогда не спал с девушкой. У меня всегда были силы вызвать им такси.
– Настоящий джентльмен, – закатываю глаза.
Он улыбается.
– Я не об этом. Эмили, я вообще никогда не думал, что позволю кому-то спать со мной в одной постели. Не предполагал, что захочу просыпаться с кем-то по утрам или готовить кому-то панкейки. И я уж определенно не верил в то, что узнаю, каково это – скучать по смеху человека, по сладкому запаху, по потрясающей коже, по тому теплу, которое разливается в груди, когда этот человек рядом. Черт, Эм, когда мы вместе, я проживаю все эмоции. И это удивительно. Так что, да, я хочу, чтобы ты была здесь. Со мной.
Отрываюсь от его груди, чтобы посмотреть ему в глаза. Они смотрят на меня с нежностью, с трепетом. Так, словно мы с ним чувствуем одно и то же.
Он наклоняется и целует меня. Нежно. Не углубляя поцелуя, а затем снова притягивает к себе, вдыхая аромат моих волос.
– Я приготовлю тебе панкейки. И у меня есть ореховая паста.
– Наверняка какая-то протеиновая без сахара.
Пэйтон фыркает.
– Ты видела, сколько в «Нутелле» жиров?
– «Нутелла» – это святое! Не богохульствуй!
Он запрокидывает голову и начинает смеяться.
– Пойдем. – Он берет меня за руку и тянет в сторону кухни.
   В глянцевых белых фасадах отражается свет, проникающий сквозь жалюзи на окне над раковиной. На светлой столешнице идеальная чистота, лишь в углу стоит стеклянный чайник, а рядом с ним большой гриль. Пэйтон подхватывает меня на руки и сажает на барный стул, быстро чмокает в нос, а затем подходит к плите. Я складываю руки в замок и упираюсь подбородком, любуясь накачанной спиной Пэйтона, когда он тянется к верхнему ящику, чтобы достать миску. Затем он наклоняется и достает сковороду, пока я любуюсь его накаченной задницей, которую облегают серые тайтсы.
   – Если честно, я не голодна, – произношу я. – Но я готова съесть кусочек лишь ради того, чтобы понаблюдать, как сокращаются мышцы всех твоих частей тела, пока ты готовишь.
   – Ты сегодня уже наблюдала, как сокращается моя главная мышца, – фыркает он.
   Закатываю глаза, хоть он и не видит, потому что выливает на сковороду тесто.
   – Пошляк.
   – Булка, вообще-то я про сердце. – Пэйтон поворачивается, и его губы раскрываются в сексуальной улыбке. – Так что кто еще из нас пошляк.
   – Конечно.
   – Конечно. Я думал, ты со мной потому, что у меня большое сердце. А ты, оказывается...
   – Боже, хватит, – смеюсь я и закрываю лицо руками.
   Пэйтон хмыкает и тянется к портативной колонке, чтобы включить джазовую мелодию. Следующие несколько минут он готовит блинчики, подпевая песне, пока я любуюсь им с особым трепетом. Приготовив первую порцию, он отходит от плиты, чтобы поставить передо мной тарелку.
   – Поешь, пожалуйста. – Он целует меня в лоб, и мои губы расплываются в улыбке.
   Затем Пэйтон возвращается к плите и переворачивает новую порцию блинчиков, а я смотрю на него и отчетливо понимаю, что влюбилась.
   Никто никогда не готовил мне завтрак. И, черт, я уверена, что Пэйтон голоден не меньше меня. Но он всегда в первую очередь думает обо мне.
   И это поражает. До глубины души.
   До самого сердца.
   Спустя полчаса, когда мы оба позавтракали, Пэйтон отправляется в тренажерный зал, а я решаю доехать до Мэдисон-сквер-гарден, чтобы уладить вопросы с пропусками для СМИ перед грядущим дерби, до которого остается всего один день.
   Я оформляю все необходимые заявки, выписываю билеты на ВИП-сектор, а затем прохожусь глазами по списку вопросов для Новака, который мне прислали на почту.
   Сама не замечаю, как провожу за компьютером еще пару часов, и наконец отправляю последнее письмо нашему спонсору, после чего вылетаю из кабинета, чтобы встретиться с Терезой. Вместе мы ужинаем в ресторанчике неподалеку, обсуждая грядущую игру, а затем я беру для Пэйтона лазанью с баклажанами с собой и сажусь в свой «Мини Купер».
   Когда за окном начинает темнеть, я возвращаюсь в пентхаус. Нахожу своего парня спящим в постели, и мои губы озаряет улыбка. Убираю еду в холодильник, быстро принимаю душ, переодеваюсь в пижаму и ложусь с ним рядом.
   – Привет, – хрипит он, открывая глаза.
   – Прости, я не хотела тебя разбудить.
   Пэйтон нависает надо мной, и, когда наши взгляды встречаются, в его глазах я вижу неукротимый огонь. По телу пробегает дрожь, а в месте прикосновения его пальцев на моем бедре ощущается приятное покалывание от искр, возникающих между нами лишь от одного этого касания. Эмоции, каждый раз накрывающие меня с головой, словно шторм, зашкаливают, когда Пэйтон рядом. С губ срывается короткий вдох, тут же теряющийся в сумасшедшем поцелуе, за которым следует невероятный оргазм, сотрясающий мое тело.