Он - молодость

ГЛАВА 3

Так я и встретила его. В один из бесконечно дождливых дней, слишком дождливых даже для начала весны, я встретила его в момент, когда на смену одному природному явлению пришло другое. То была радуга.

Солнце, выглянувшее из-за туч, могло бы стать хорошим началом для чего-то великого, но его ровного света никогда не было достаточно, чтобы описать наши отношения. Именно радуга была олицетворением всего, что мы чувствовали: это было неоднозначно, как семь цветов, но от того не менее ярко. Спустя годы я возвращалась в тот день бесчисленное множество раз и задавалась вопросом: стала бы я аккуратнее выходить из кабинета, чтобы не столкнуться с ним? Снова и снова ответ оставался прежним – нет. Но я забежала вперед. А сейчас я в прошлом, смотрю в глаза первой, но не последней любви в своей жизни.

– Мне... надо идти, – замешкавшись на секунду, я все-таки прошмыгнула мимо него к лифту, вспомнив о просьбе матери.

– Постой ты, – за спиной раздались торопливые шаги. – Прости еще раз! Когда я уже миновала рекреацию, торопясь поскорее свалить из этого унижающего своей продуктивностью здания, кто-то вновь позвал Райана по имени. Все еще не знаю, что он тогда выбрал – пойти за мной или послушать товарища по команде. Да это было и неважно, потому что лифт уже вез меня на первый этаж, к пропахшему озоном вечернему воздуху.

***

Еще по дороге из детского сада, сжимая в руке горячую ладошку, я поняла, что у брата жар. Вручив ему таблетку и телефон, – беспроигрышный рецепт по выздоровлению любого современного ребенка – я прошла на кухню и села там с книгой, пытаясь вникнуть в философию Камю. Филология нравилась мне за то, что варианты интерпретации произведения были неограниченными. Автор мог в той же степени вложить сюда идеи экзистенциализма, в какой и написать об обычном одиноком мужчине, потерявшем способность чувствовать: любить, сопереживать, страдать. И в такие моменты как сейчас, когда тоска от растущего равнодушия к миру была особенно сильна, я предпочитала видеть в герое себя.

Когда я оторвалась от романа, на город уже опустились сумерки. Последняя строчка еще отдавалась в ушах, а мозг напряженно работал, пытаясь понять значение концовки. Звон связки ключей отвлек меня от монолога Мерсо:

– Почему игрушки валяются?

Это было первой фразой матери по приходе домой. Я знала наверняка, что следующая будет про неприготовленный ужин, но молчала, смиренно ожидая выговора. Пара срывов на этой неделе уже стоила мне почти вырванного клока волос и бордовой щеки.