Он - молодость

ГЛАВА 5

Обычно подростки начинают задумываться о бегстве из дома лет в пятнадцать, особенно остро ощущая ущемление своих прав. Со мной это случилось тогда, на втором курсе университета, когда общение с Райаном пробудило ту сторону меня, которой отчаянно хотелось свободы.

– Я хочу съехать.

– Что?

Синяков становилось все больше. Я больше не умела сдерживать недовольство, грызущее меня изнутри, когда шум очередного скандала мешал сосредоточиться на учебе или запланированную встречу с друзьями приходилось отменять по прихоти родителей. Приближалась мое двадцатилетие, и к середине июня быстрая смена дней стала восприниматься слишком остро. Отказываясь от тусовки допоздна, чтобы мать не забеспокоилась, я вдруг почувствовала свою молодость и испугалась. Сколько мне осталось? Как сильно я буду сожалеть в старости, оборачиваясь назад и понимая, что попусту растратила свою юность и не успела насладиться жизнью как следует?

– Я хочу съехать, – прозвучало уже менее уверенно. Мы с матерью сделали перерыв в уборке и присели пропустить стаканчик чая, пока отец вышел на прогулку с детьми. Я бы не решилась затронуть эту тему, когда огромный мужской кулак находился в опасной близости от моего тела.

– Я услышала тебя с первого раза, – рявкнула мать, сильнее сжав ручку кружки. – Это твои подружки забивают тебе голову этой чушью?

Этим закончился наш первый разговор. Второй – тем, что я собралась водить парней к себе в дом. Третий – тем, что я просто решила забросить учебу. Она никогда не пыталась услышать меня, и я медленно становилась злее с каждым днем. Желчь кипела внутри меня и разрасталась, вытесняя все намеки на радость.

В одно из особенно конфликтных обсуждений появился отец, вернувшийся с работы раньше обычного. Прошло пять лет, но щека горела до сих пор при воспоминании о пощечине, заставившей мою голову отлететь на добрые девяносто градусов и удариться об угол шкафа. Но я не плакала. Это было началом конца – первым шагом в отсчете моего растущего отвращения к семье.

– Когда-нибудь я все равно уйду, – процедила я, держась за покрасневшую кожу и глядя в стену за плечом отца. Ни одна эмоция не отразилась на моем лице, когда я возвращалась в комнату и проходила мимо застывшей матери. Ни одна эмоция не отразилась на моем лице, когда я уткнулась в книгу и убежала от всех своих проблем в выдуманный мир драконов и их всадников. Ни одна эмоция не отразилась на моем лице даже тогда, когда тем же вечером мать пришла в комнату с извинениями, заливаясь слезами. Лишь потом, под покровом ночи, я позволила подушке стать единственным свидетелем горя, рвущего мою душу на куски.