Чёрное знамя

16. Подозрения

Котов стоял у двери кабинета судьи Майстренко, и пытался отвлечься. Не получалось. Факт смерти Николая Фомича не выходил у него из головы, а одиночество опять начинало давить на голову.

Обычно в таких случаях Михаил долго не думал, а просто шел домой и напивался. Алкоголь, в какой-то степени, был его другом, несмотря на то, что вкус водки ему опротивел. Но сейчас напиться было негде. Да и нельзя. На службе-то. А хотелось...

Эта осень Котову запомнилась как самая худшая в его жизни. Сперва навалились проблемы — «Чёрное знамя», вражда с Шубиным. А теперь ещё и смерть Николая Фомича. Самым простым решением было напиться. Самым простым, но не самым действенным. Михаил прекрасно знал, что алкоголь помогает лишь ненадолго. До тех пор, пока не протрезвеешь.

Как это странно. В молодости Котов пил алкоголь только по праздникам, и тогда он казался ему противным. Молодой Миша Котов совсем не понимал, почему люди спиваются и превращаются в горьких пьяниц — таких, как, например, его осведомитель скрипач Бухтояров, который выходил из запоя только чтобы опять напиться. А в прошлом году он впервые понял таких людей. Просто потому что стал одним из них...

За размышлениями о своей жизни Котов и не заметил, как к нему подошёл Майстренко. Лишь оклик судьи «Гражданин, вам чего?» вырвал его из раздумий.
— Здравия желаю. Капитан Котов, — сказал Михаил, доставая удостоверение, — Мне нужно поговорить с вами. По поводу майора Казанцева.
— Николай Фомич обещал подойти сам... — пробормотал судья.

Нужные слова сорвались с языка Котова будто сами по себе.
— Он больше никогда не придёт, — сказал капитан, и сам удивился тому, как глухо и отдалённо звучал его голос...
— Как? — удивился Майстренко на секунду, но, увидев печальный взгляд Котова понял всё.
— Он убит. И поэтому я пришёл к вам. Вы последний, кто видел его...— тут Котов запнулся, — ...живым.

Майстренко молча открыл дверь своего кабинета, а затем жестом велел заходить. Котов это сделал, и сел за стол напротив судьи. Трофим Иванович достал из шкафа толстую папку и с громким звуком бросил её на стол.
— В свой последний визит Николай Фомич обсуждал дело Соломатина. Он обещал зайти сегодня, но...сами знаете, как получилось, — сказал Майстренко, который на редкость спокойно воспринял новость о гибели друга, — Я получил информацию о Соломатине из архива Днепропетровска, и хотел обсудить её с Казанцевым...Вы знакомы с материалами этого дела?
— Да. В общих чертах, — ответил Котов. Майстренко раскрыл папку и достал оттуда фотографию молодого человека лет, наверное, тридцати или чуть более. У него были чёрные волосы, и такие же чёрные усы, а внешность его была бы самой заурядной, если бы не глаза. Даже сквозь фотоплёнку Михаил увидел, насколько злой и тяжелый взгляд был у этого человека.
— Это и есть Соломатин. Семён Лукич, 1898 года рождения. Самая современная его фотография. Сделана в день ареста...25 ноября 1928 года.
— За что он был задержан? — спросил Котов, глядя на фотографию Соломатина.
— За участие в подготовке мятежа. Вам известна история Пантелея Белочуба? Можете не отвечать, все материалы этого дела были засекречены. Но вам я доверяю. В 1928 году, был такой анархист, председатель сельсовета. Спустя семь лет после разгрома махновского движения, он захотел поднять восстание. Изначально группа была небольшая — десять человек. Но среди них был и...
— Соломатин, — перебил его Котов.
— Да. Именно через него, мы с Николаем Фомичем, будучи следователями ОГПУ и вышли на след мятежников. Соломатин имел очень богатый, как сейчас бы сказали, криминальный опыт, но, в веренице событий Гражданской войны, про его дореволюционные преступления забыли. Он даже стал, в общем-то, уважаемым человеком...но, как показывает практика, с преступностью не порвал. Соломатин пытался завербовать своих дружков-уголовников для участия в мятеже. Наша агентура узнала про это, и внедрила своего человека к мятежникам. Этим человеком и был Николай Фомич Казанцев. В день восстания мы накрыли всю шайку. Зачинщик Белочуб был приговорен к расстрелу...и, до недавнего времени мы считали, что к расстрелу был приговорен и Соломатин — по совокупности заслуг. Но, как оказалось, приговор смягчили...