НяпиZдинг, сэнсэе

Ч

Человек состоит из двух частей, бессмертной и смертной. Первую очень условно назовём «осознанием», вторую столь же условно «умом».

(«Условно» - потому, что тут надо сводить словари; не сомневаюсь, что каждый называет этими словами что-то своё.)

И бессмертная часть человека всегда знает о своем бессмертии и смысле. А смертная точно так же всегда знает о своей смертности (и уже поверх этого знания громоздит всякие теории, кто во что горазд).

Обе правы.

Штука в том, на кого из них следует делать ставки. За кого цепляться, кого ощущать «собой».

Ответ, по-моему, очевиден.

Поскольку изначально человек отождествляет себя именно с умом, понятно, что из этой позиции следует уходить. Это очень трудно, но не невозможно; техник много, выбор очень индивидуален, заочно ничего не присоветуешь, кроме: пробуй, пробуй. Если работает, значит годится, как бы дико ни выглядело.

Теперь - внимание! - говорим не о мыслях, а об ощущениях.

Вот если есть ощущение смысла, внутренней логики всего сущего, общего течения и свечения, это означает, что нам удалось (хотя бы иногда удается) отождествлять себя с бессмертной частью. Перенести в неё всё сознание целиком при жизни - и значит обрести бессмертие.

А состояние богооставленности во всех видах означает, что мы отождествляем себя со смертной частью (для большинства людей большую часть жизни это совершенно неизбежно, если ничего специально с этим не делать). И, следовательно, смертны и бессмысленны, всё правда.

Сделать сознательный выбор в пользу бессмертия - вовсе не означает, что оно гарантировано. Но без этого шага не будет вообще ничего.

Зато после него - бесконечный эксперимент, подлинное приключение духа.

* * *
Человек средних лет в скучном хорошем костюме, со скучным лицом и даже сложения какого-то скучного, благонамеренного, плотно-спортивного, стоит у светофора в ожидании зеленого света и читает книжку. Приглядевшись, обнаруживаю, что это сочинения Бакунина.

Неожиданно вздрогнув, скучный человек оглядывается по сторонам, видит, что автомобилей нигде нет, и бежит через дорогу на красный свет, пружинисто подпрыгивая, как мальчишка.

* * *
Чем трудней дается мне работа над текстом, тем больше обнаруживается в нём счастья бытия - потом, задним числом, когда всё уже написано. Лёгкого такого естественного счастья, совершенно на самом деле мне не свойственного в быту. Да и вообще вряд ли возможного в условиях текущей Кали-юги для кого-то кроме детей из очень любящих семей и сумасшедших, свихнувшихся в верном направлении.

Трудность, как понимаю я, и заключается собственно в добыче этого счастья из неиссякаемого, но очень глубоко запрятанного источника. Видимо из другой какой-нибудь Вселенной, где сейчас какая-нибудь другая Юга по расписанию. И приходится за ценным сырьём в какую-то хитрую шахту лазать и выносить оттуда хорошо если по ведру зараз. Обычно по фляжке.

Я - знатный добытчик, герой труда.

* * *
Чтение - это просто разновидность дружбы. Которая или складывается, или нет.

Книги, на самом деле, довольно редко чему-то учат. Зато очень часто дают подсказку, поддерживают, подставляют локоть, прикрывают спину, придают сил, помогают дожить до лучших дней. Но чтобы получить от книг всё это, надо, во-первых, найти то, что тебе подходит, и крепко за это держаться. И во-вторых, прикладывать усилия, восприятие текста - это всегда работа, хотим мы того или нет.

В дружбе всё очень похоже, на самом деле. Один в один.

* * *
Чтобы пустить в дело формулу: «да не убоюсь я зла», - вовсе не обязательно ждать, пока черти с рогатками в ад потащат. Она прекрасно работает в обычных условиях, когда «зло» - это просто что-то недостаточно комфортное для наших нежных задниц. Например, зима в северных краях, или лето в южных. (Или пьяный сосед, или экзамен на курсах вождения, или - ну сами подставьте что-нибудь.)

Выходить из дома с заклинанием наперевес, как минимум, смешно. А это значит, что мы уже победили.