Дом в отейле.
Монте-Кристо заметил, что Бертуччо, спускаясь с крыльца, перекрестился по-корсикански, то есть провел большим пальцем крест в воздухе, а садясь в экипаж, прошептал коротенькую молитву. Всякий другой, нелюбопытный человек сжалился бы над странным отвращением, которое почтенный управляющий проявлял к задуманной графом загородной прогулке, но, по-видимому, Монте-Кристо был слишком любопытен, чтобы освободить Бертуччо от этой поездки.
Через двадцать минут они были уже в Отейле. Волнение управляющего все возрастало. Когда въехали в селение, Бертуччо, забившийся в угол кареты, начал с лихорадочным волнением вглядываться в каждый дом, мимо которого они проезжали.
- Велите остановиться на улице Фонтен, у номера двадцать восемь, - приказал граф, неумолимо глядя на управляющего.
Пот выступил на лице Бертуччо, однако он повиновался, высунулся из экипажа и крикнул кучеру:
- Улица Фонтен, номер двадцать восемь.
Этот дом находился в самом конце селения. Пока они ехали, совершенно стемнело - вернее, все небо заволокла черная туча, насыщенная электричеством и придававшая этим преждевременным сумеркам торжественность драматической сцены.
Экипаж остановился, и лакей бросился открывать дверцу.
- Ну что же, Бертуччо, - сказал граф, - вы не выходите? Или вы собираетесь оставаться в карете? Да что с вами сегодня?
Бертуччо выскочил из кареты и подставил графу плечо, на которое тот оперся, медленно спускаясь по трем ступенькам подножки.
- Постучите, - сказал граф, - и скажите, что я приехал.
Бертуччо постучал, дверь отворилась, и появился привратник.
- Что нужно? - спросил он.
- Приехал ваш новый хозяин, - сказал лакей.
И он протянул привратнику выданное нотариусом удостоверение.
- Так дом продан? - спросил привратник. - И этот господин будет здесь жить?
- Да, друг мой, - отвечал граф, - и я постараюсь, чтобы вы не пожалели о прежнем хозяине.
- Признаться, сударь, - сказал привратник, - мне не приходится о нем жалеть, потому что мы его почти никогда не видали. Вот уже пять лет, как он у нас не был, и он хорошо сделал, что продал дом, не приносивший ему никакого дохода.
- А как звали вашего прежнего хозяина? - спросил Монте-Кристо.
- Маркиз де Сен-Меран. Я уверен, что ему не пришлось взять за дом то, что он ему стоил.
- Маркиз де Сен-Меран, - повторил Монте-Кристо. - Мне это имя как будто знакомо; маркиз де Сен-Меран... - И он сделал вид, что старается вспомнить.
- Старый дворянин, - продолжал привратник, - верный слуга Бурбонов. У него была единственная дочь, он выдал ее за господина де Вильфора, который служил королевским прокурором сначала в Ниме, потом в Версале.
Монте-Кристо взглянул на Бертуччо: тот был белее стены, к которой прислонился, чтобы не упасть.
- И дочь его умерла? - спросил граф. - Я припоминаю, что слышал про это.
- Да, сударь, тому уже двадцать один год, и с тех пор мы и трех раз не видели бедного маркиза.
- Так, благодарю вас, - сказал Монте-Кристо, рассудив при взгляде на изнемогающего Бертуччо, что не следует больше натягивать струну, чтобы она не лопнула, - благодарю вас. А теперь дайте нам огня.
- Прикажете проводить вас?
- Нет, не нужно. Бертуччо мне посветит.
И Монте-Кристо присоединил к этим словам две золотые монеты, вызвавшие взрыв благословений и вздохов.
- Сударь, - сказал привратник, тщетно пошарив на выступе камина и на полках, - у меня здесь нет ни одной свечи.
- Возьмите с экипажа фонарь, Бертуччо, и пойдем посмотрим комнаты, - сказал граф.
Управляющий молча повиновался, но по дрожанию фонаря в его руке было видно, чего это ему стоило.
Они обошли довольно обширный нижний этаж, затем второй этаж, состоявший из гостиной, ванной и двух спален. Одна из этих спален сообщалась с винтовой лестницей, выходившей в сад.
- Посмотрите, вот отдельный выход, - сказал граф, - это довольно удобно. Посветите мне, Бертуччо. Идите вперед, и посмотрим, куда ведет эта лестница.
- В сад, ваше сиятельство, - сказал Бертуччо.
- А откуда вы это знаете, скажите на милость?
- Я хочу сказать, что она должна вести в сад.
- Ну что ж, проверим.
Бертуччо тяжко вздохнул и пошел вперед. Лестница точно вела в сад.
У наружной двери управляющий остановился.
- Ну что же вы? - сказал граф.
Но тот, к кому он обращался, не двигался с места, ошеломленный, остолбенелый, подавленный. Его блуждающие глаза как бы искали в окружающем следы ужасного прошлого, а его судорожно сжатые руки, казалось, отталкивали какие-то страшные воспоминания.
- Ну? - повторил граф.
- Нет, нет, - воскликнул Бертуччо, опуская фонарь и прислоняясь к стене, - нет, ваше сиятельство, я дальше не пойду, это невозможно!
- Что это значит? - произнес непреклонным голосом Монте-Кристо.
- Да вы же видите, ваше сиятельство, - воскликнул управляющий, - что тут какая-то чертовщина; собираясь купить в Париже дом, вы покупаете его именно в Отейле, и в Отейле попадаете как раз на номер двадцать восемь по улице Фонтен. Ах, почему я еще дома не сказал вам все! Вы, конечно, не потребовали бы, чтобы я ехал с вами. Но я надеялся, что вы все-таки купили не этот дом. Как будто нет в Отейле других домов, кроме того, где совершилось убийство!
- Что за мерзости вы говорите! - сказал Монте-Кристо, внезапно останавливаясь. - Ну и человек! Настоящий корсиканец. Вечно какие-нибудь тайны и суеверия! Берите фонарь и осмотрим сад: со мной вам не будет страшно, надеюсь.
Бертуччо поднял фонарь и повиновался. Дверь распахнулась, открывая тусклое небо, где луна тщетно боролась с целым морем облаков, которые застилали ее своими темными, на миг озаряемыми волнами и затем исчезали, еще более темные, в глубинах бесконечности.
Управляющий хотел повернуть налево.
- Нет, нет, - сказал Монте-Кристо, - зачем нам идти по аллеям? Вот отличная лужайка; пойдем прямо.
Бертуччо отер пот, струившийся по его лицу, но повиновался; однако он все-таки подвигался влево.
Монте-Кристо, напротив, шел вправо; подойдя к группе деревьев, он остановился.
Управляющий не мог больше сдерживаться.
- Уйдите отсюда, ваше сиятельство, - воскликнул он, - уйдите отсюда, умоляю вас, ведь вы как раз стоите на том самом месте!
- На каком месте?
- На том месте, где он свалился.
- Дорогой Бертуччо, - сказал граф смеясь, - придите в себя, прошу вас; ведь мы здесь не в Сартене или Корте. Здесь не лесная трущоба, а английский сад, очень запущенный, правда, но все-таки не к чему за это клеветать на него.
- Не стойте тут, сударь, не стойте тут, умоляю вас!
- Мне кажется, вы сходите с ума, маэстро Бертуччо, - холодно отвечал граф. - Если так, скажите, и я отправлю вас в лечебницу, пока не случилось несчастья.
- Ах, ваше сиятельство, - сказал Бертуччо, тряся головой и всплескивая руками с таким потерянным видом, что, наверное, рассмешил бы графа, если бы того в эту минуту не занимали более важные мысли, - несчастье уже произошло...
- Бертуччо, - сказал граф, - я считаю долгом предупредить вас, что, размахивая руками, вы их вдобавок отчаянно ломаете и вращаете белками как одержимый, в которого вселился бес; а я давно уже заметил, что самый упрямый из бесов - это тайна. Я знал, что вы корсиканец, я всегда знал вас мрачным и погруженным в размышления о какой-то вендетте, но в Италии я не обращал на это внимания, потому что в Италии такого рода вещи приняты; но во Франции убийство обычно считают поступком весьма дурного тона; здесь имеются жандармы, которые им интересуются, судьи, которые за него судят, и эшафот, который за него мстит.
Бертуччо с мольбой сложил руки, а так как он все еще держал фонарь, то свет упал на его искаженное страхом лицо.
Монте-Кристо посмотрел на него тем взглядом, каким он в Риме созерцал казнь Андреа; потом произнес шепотом, от которого бедного управляющего снова бросило в дрожь:
- Так, значит, аббат Бузони мне солгал, когда, после своего путешествия во Францию в тысяча восемьсот двадцать девятом году, прислал вас ко мне с рекомендательным письмом, в котором так превозносил вас? Что ж, я напишу аббату; он должен отвечать за свою рекомендацию, и я, вероятно, узнаю, о каком убийстве идет речь. Только предупреждаю вас, Бертуччо, что, когда я живу в какой-нибудь стране, я имею обыкновение уважать ее законы и отнюдь не желаю из-за вас ссориться с французским правосудием.
- Не делайте этого, ваше сиятельство! - в отчаянии воскликнул Бертуччо. - Разве я не служил вам верой и правдой? Я всегда был честным человеком и старался, насколько мог, делать людям добро.
- Против этого я не спорю, - отвечал граф, - но тогда почему же вы, черт возьми, так взволнованны? Это плохой знак; если совесть чиста, человек не бледнеет так и руки его так не трясутся...
- Но, ваше сиятельство, - нерешительно возразил Бертуччо, - ведь вы говорили мне, что аббат Бузони, которому я покаялся в нимской тюрьме, предупредил вас, направляя меня к вам, что на моей совести лежит тяжкое бремя?
- Да, конечно, но так как он мне рекомендовал вас как прекрасного управляющего, то я подумал, что дело идет о какой-нибудь краже, только и всего.
- Что вы, ваше сиятельство! - воскликнул Бертуччо с презрением.
- Или же что вы, по обычаю корсиканцев, не удержались и «сделали кожу»,[38] как выражаются в этой стране, когда ее с кого-нибудь снимают.
- Да, ваше сиятельство, да, в том-то и дело! - воскликнул Бертуччо, бросаясь к ногам графа. - Это была месть, клянусь вам, просто месть.
- Я это понимаю; не понимаю только, почему именно этот дом приводит вас в такое состояние.
- Но это естественно, ваше сиятельство, - отвечал Бертуччо, - ведь именно в этом доме все и произошло.
- Как, в моем доме?
- Ведь он тогда еще не был вашим, - наивно возразил Бертуччо.
- А чей он был? Привратник сказал, кажется, маркиза де Сен-Мерана? За что же вы, черт возьми, могли мстить маркизу де Сен-Мерану?
- Ваше сиятельство, я мстил не ему - другому.
- Какое странное совпадение, - сказал Монте-Кристо, по-видимому, просто размышляя вслух, - что вы вот так, случайно, очутились в том самом доме, где произошло событие, вызывающее у вас такое мучительное раскаяние.
- Ваше сиятельство, - сказал управляющий, - это судьба, я знаю. Начать с того, что вы покупаете дом именно в Отейле и он оказывается тем самым, где я совершил убийство; вы спускаетесь в сад именно по той лестнице, по которой спустился он; вы останавливаетесь на том самом месте, где я нанес удар; в двух шагах отсюда, под этим платаном, была яма, где он закопал младенца; нет, все это не случайно, потому что тогда случай был бы слишком похож на провидение.
- Хорошо, господин корсиканец, предположим, что это провидение; я всегда согласен предполагать все что угодно, тем более что надо же уступать людям с больным рассудком. А теперь соберитесь с мыслями и расскажите мне все.
- Я рассказывал это только раз в жизни, и то аббату Бузони. Такие вещи, - прибавил, качая головой, Бертуччо, - рассказывают только на исповеди.
- В таком случае, мой дорогой, - сказал граф, - я отошлю вас к вашему духовнику; вы можете стать, как он, картезианцем или бернардинцем и беседовать с ним о ваших тайнах. Что же касается меня, то я опасаюсь домоправителя, одержимого такими химерами; мне не нравится, если мои слуги боятся по вечерам гулять в моем саду. Кроме того, сознаюсь, я вовсе не хочу, чтобы меня навестил полицейский комиссар; ибо, имейте в виду, господин Бертуччо: в Италии правосудие получает деньги за бездействие, а во Франции, наоборот, - только когда оно деятельно. Я считал вас отчасти корсиканцем, отчасти контрабандистом, но чрезвычайно искусным управляющим, а теперь вижу, что вы гораздо более разносторонний человек, господин Бертуччо. Вы мне больше не нужны.
- Ваше сиятельство, ваше сиятельство! - воскликнул управляющий в ужасе от этой угрозы. - Если вы только поэтому хотите меня уволить, я все расскажу, во всем признаюсь; лучше мне взойти на эшафот, чем расстаться с вами.
- Это другое дело, - сказал Монте-Кристо, - но подумайте: если вы собираетесь лгать, лучше не рассказывайте ничего.
- Клянусь спасением моей души, я вам скажу все! Ведь даже аббат Бузони знал только часть моей тайны. Но прежде всего умоляю вас, отойдите от этого платана. Вот луна выходит из-за облака, а вы стоите здесь, завернувшись в плащ, он скрывает вашу фигуру, и он так похож на плащ господина де Вильфора...
- Как, - воскликнул Монте-Кристо, - так это Вильфор...
- Ваше сиятельство его знает?
- Он был королевским прокурором в Ниме?
- Да.
- И женился на дочери маркиза де Сен-Мерана?
- Да.
- И пользовался репутацией самого честного, самого строгого и самого нелицеприятного судьи?
- Так вот, ваше сиятельство, - воскликнул Бертуччо, - этот человек с безупречной репутацией...
- Да?
- ...был негодяй.
- Это невозможно, - сказал Монте-Кристо.
- А все-таки это правда.
- Да неужели! - сказал Монте-Кристо. - И у вас есть доказательства?
- Во всяком случае, были.
- И вы, глупец, потеряли их?
- Да, но, если хорошенько поискать, их можно найти.
- Вот как! - сказал граф. - Расскажите-ка мне об этом, Бертуччо. Это в самом деле становится интересно.
И граф, напевая мелодию из «Лючии», направился к скамейке и сел; Бертуччо последовал за ним, стараясь разобраться в своих воспоминаниях.
Он остался стоять перед графом.
