Глава 5

370 5 0
                                    


  ***

В Отелло, Уильям Шекспир написал: «Ревность – это чудовище, само себя зачинающее и рождающее».
Он забыл уточнить, что она пробирается глубоко под кожу. Ревность – это начало разрушения. Она окончательно сводит с ума. (с)Гарри


***

Я могу это сделать. Нет. Ааа, блять. Я чувствую себя полным придурком, потому что уже 10 минут нахожусь напротив ветеринарной клиники, но так и не решаюсь выйти из машины. А самое ужасное то, что я видел его сквозь стеклянную дверь приёмной, следовательно – он тоже меня видел. Да и в конце концов, у меня не самая незаметная машина в мире. Красные Lamborgini с откидным верхом не так уж и часто разъезжают по улицам. Я веду себя как кретин. Точно, я кретин. Стучу пальцами по рулю, как будто это может помочь. Это ведь не сложно. Открываю дверь. Выхожу. Закрываю дверь. Иду. Захожу внутрь. Приближаюсь к нему. Благодарю его. Спрашиваю, зачем он это сделал. Благодарю ещё раз и ухожу. Это легко. Но, наверное, не так легко, как кажется, ибо я всё ещё сижу в своей машине. Как кретин. Тяжело вздыхаю, если честно, то я сам не понимаю, почему мне так сложно поблагодарить его. И чёрт, можно ведь просто уехать, я же не просил его помогать мне, он сам пришёл. Ну вот, я опять начинаю стучать по рулю. Он меня беспокоит. То, что случилось два дня назад на фестивале, меня беспокоит. Я не перестаю думать об этом. Просматриваю эту сцену у себя в голове ещё и ещё, но не могу понять, почему он это сделал. Я сто раз искал и выискивал повод, но так и не нашёл ни одной причины, по которой он должен был прийти мне на помощь. Особенно если учитывать то, как ужасно я вёл себя с ним. У него не было причин мне помогать. Но он помог. Да и откуда он взялся вообще? Потому что об этом я тоже думал. Я нигде не замечал его, прежде, чем он не нашёл меня посреди зеркал. Но ведь тогда было много людей, и я особо не всматривался. Так, я перестаю стучать по рулю, потому что скоро я испорчу обивку. Закрываю глаза, глубоко вдыхаю и выхожу. Видимо, тот факт, что я пятнадцать минут сидел в машине, как последний идиот меня разозлил, потому что я открываю дверь слишком резко. Подхожу к стойке и опираюсь об неё. Его голова опущена к компьютеру, и он заговорил прежде, чем я успел что-либо сказать.

-Здравствуй, Луи.

И даже если он не поднял голову, чтобы посмотреть на меня, я замечаю его самодовольную ухмылку. Ясно, значит, он не собирается, чисто из вежливости, сделать вид, что не видел, сколько времени я простоял на парковке? Вот теперь мне уже не хочется его благодарить, совсем не хочется. Но я же не могу просто взять и уйти! И конечно же, говорю первую пришедшую на ум мысль:

-Как собака?

Сжимаю зубы. Серьезно? «Как собака», это шутка? Я не спрашивал ничего о собаке, с того самого вечера, как сбил её. Ничего худшего придумать нельзя было. Мысленно матерю самого себя, а он улыбается. Ещё шире. Ну все, хватит, я скоро запихну ему эту улыбку кое-куда.

-Ты спрашиваешь у меня, как собака?

Прекрасно, он хочет ещё больше меня унизить? Я злюсь, потому что уже в который раз выставляю себя перед ним полным идиотом.

-Да.

Он еще что-то печатает на клавиатуре, прежде, чем повернуться ко мне. Я вижу, как он старается не засмеяться.

-С ним все отлично.

-Вот и хорошо.

Его очень забавляет эта ситуация, а я сильнее сжимаю зубы.

-Его приютили более месяца назад, - он делает акцент на последних словах. Значит, он хочет не просто унизить меня, а заживо закопать? Я же, похоже, помогаю ему копать яму.

-Хорошие люди?

-Да, очень хорошие люди.

-Он счастлив?

-Да, он счастлив.

-Ладно, потому что я не хочу, чтобы он жил с людьми, которые плохо о нём заботятся.

-Они прекрасно о нем заботятся, не волнуйся.

-Они его кормят?

-Да, кормят.

-У него есть будка?

-Не за что, Луи.

-Что?

-Не за что.

И я вижу по его глазам, что он понял, и молча, благодарю его за то, что не дал мне опозориться ещё сильнее. Мы смотрим друг на друга, и это странно, потому что я впервые не чувствую себя неловко. Он все еще улыбается, но намного мягче. К сожалению, улыбка пропадает в тот момент, когда звонит его пейджер. Он смотрит пришедшее сообщение, и я вижу, как меняются черты его лица.

-Чёрт.

Он быстро перескакивает через стойку и выглядит довольно взволновано. Я не знаю, зачем, но я побежал за ним. Наверное, он не против, потому что сам придержал мне дверь, когда мы выходили. Пробежали задний двор, и за несколько секунд оказались возле сидящей на коленях девушки, возле неё лежала собака, кажется, лабрадор.

-Карла?

-Все плохо, младенец плохо размещен.

-Блять.

-Я позову Марка.

-Поторопись.

Я не понимаю, о чем они говорят, но оба выглядят взволнованно. Смотрю, как девушка удаляется.

-Луи?

Поворачиваю голову к нему, я немного потерян. Спрашиваю себя, что я тут делаю. Он сидит напротив собаки. Она скулит.

-Луи, ты должен мне помочь. Она сейчас родит, но щенок плохо размещен и она напугана. Иди сюда.

Я не слушал половину его слов, слишком сконцентрировавшись на скулящем животном, но делаю, что он мне сказал и сажусь рядом. Он берёт мою руку и кладёт её на живот собаки.

-Её зовут Мэсси, говори с ней. Успокаивай и гладь её, вот так, – и он нажимает своей рукой на мою, чтобы показать, как нужно делать. Я не способен ему ответить, потому что сейчас сам умру от страха. –Ты можешь это сделать?

Скорее всего, я ему ответил, или просто кивнул, потому что он больше не обращает на меня внимания. Он делает..Я не знаю, что, и честно сказать, не имею ни малейшего желания узнать. Вытаскивает щенка, скорее всего. Я сейчас упаду в обморок из-за всей этой крови, но всё же продолжаю делать, что он мне сказал. Я глажу живот, и до меня доходит, что тем самым я выталкиваю младенца.

-Все будет хорошо, моя милая, всё в порядке... - он успокаивает её, говорит ободрительные слова. И слава Богу, что он это делает, потому что я совершенно забыл, что это моя работа. Если честно, то я вообще не привык разговаривать с собаками, особенно с рожающими и скулящими. Я весь трясусь, и не могу отвести от него глаз. Черты его лица сосредоточены, а окровавленные руки точно знают, что делают. Его голос мягкий и нежный, когда он говорит с Мэсси. Это работает. Собака скулит намного меньше, в то время, как я уже готовлюсь паниковать. И вдруг, она замолкает.

-Вот и всё.

Я поворачиваюсь к нему, он держит маленький, запачканный кровью комок шерсти, который двигается в его руках. С его лба стекает пот, но он улыбается. По-настоящему улыбается, с блестящими глазами.

-Смотри.

И тут я понимаю, что он обращается ко мне. Опускаю глаза на маленького щенка, и пусть это совершенно глупо, но я тоже начинаю улыбаться.

-А вот и мы.

Поворачиваюсь, чтобы увидеть возвращающуюся девушку с Марком, и поскольку он одет в белый халат, смею предположить, что он ветеринар. Перевожу внимание на Гарри, который кладет щенка на шею к матери, вытирает руки об джинсы и разворачивается ко мне.

-Луи? Луи, всё нормально?

-Да,– ну или не совсем. Он опять выглядит взволнованно. А вообще-то нет, ничего не нормально, меня сейчас вырвет.

-Точно? Ты бледный.

Я чувствую, как он помогает мне встать, и поддерживает, пока мы проходим двор. Его рука вокруг моей талии. Ничего не понимаю, голова кружится, я сейчас и правда отключусь.

-Только не падай в обморок.

-Не буду.

Мы внутри, мне жарко и капли пота стекают по шее. Он сажает меня на стул, и уходит, чтобы принести стакан холодной воды, прежде, чем сесть рядом. Стало легче. Ненадолго закрываю глаза.

-Тебе лучше?

-Да.

Голова кружится меньше, и меня больше не тошнит. Наверное, я уже не такой бледный, потому что он выглядит менее взволнованно, но всё равно не сводит с меня глаз.

-Думаю, мы назовём его Луи. Щенка.

-Ах-ах, очень смешно.

Но он, вообще-то, говорил серьёзно. Я выпрямляюсь на стуле, он делает тоже самое, готовясь поймать меня, если я вдруг упаду.

-Полегче, ты всё ещё бледный. Я не знал, что ты не переносишь вид крови, – я тоже не знал. -Мне жаль. И да, Луи, спасибо, – я непонимающе на него смотрю, потому что не могу понять, за что он меня благодарит. –Без тебя мы бы не спасли щенка. Так что, спасибо.

Я не знаю, искренне ли он это сказал. Ведь я ничего не сделал, ну кроме того, что побледнел и чуть не упал в обморок. Но я всё равно чувствую гордость, за то, что помог Луи-щенку явиться в этот мир.

***

-О, только не говорите, что это Луи!

-Он был таким милым, не правда ли?

-Awww, самым милым малышом в мире.

Я не могу сдержаться, и закатываю глаза, пока моя мама и Элеанор смеются. Воскресный обед на веранде. Не могу поверить, что привёл сюда Элеанор, ведь нас не связывает ничего, кроме секса, но она, похоже, не хочет это понять. Да, и к тому же, мама всё время меня спрашивает, почему я ещё не нашёл девушку, и я подумал, что если один раз привести ей Элеанор, то она наконец-то оставит меня в покое. Но как же я сейчас об этом сожалею. Моя мать не придумала ничего другого, кроме просмотра моих детских фотографий, так что, я уже полчаса выслушиваю их «О, это Луи.», «О, какой он милый», «О, какой он маленький», «О, Боже, Луи, это ты». Я хочу на них наорать, но довольствуюсь только настолько лживыми улыбками, что сам не понимаю, как они могут им верить. В конце концов, мама решила меня добить.

-Сколько времени вы вместе?

Я захлебываюсь чаем, и Элеанор отвечает вместо меня.

-С начала учебы.

А самое ужасное, что она улыбается во все тридцать два зуба, а моя мать опять презрительно на меня смотрит.

-Почему ты мне ничего не сказал, Луи?

Потому что мы не вместе, мы только трахаемся. Но они уже завели совершенно другой разговор, да и я не думаю, что это было бы подходящим ответом, если хочу избежать скандала. Достаю свой IPhone из кармана и пишу Анониму.

«35. P.S. Я сейчас покончу с собой»

The DegradationWhere stories live. Discover now