Стендаль.Красное и черное

ПРИСТУП ПОДАГРЫ

VII ПРИСТУП ПОДАГРЫ И я получил повышение не потому, что заслужил его, и потому, что упатрона разыгралась подагра. Бертолотти. Быть может, читателя удивляет этот непринужденный и чуть ли недружеский тон: ведь мы забыли сказать, что маркиз уже полтора месяца невыходил из дому, потому что у него разыгралась подагра. Мадемуазель де Ла-Моль и ее мать уехали в Гиер к матери маркиза. ГрафНорбер заходил к своему отцу редко, на минутку в день. Они были впревосходных отношениях, но им не о чем было говорить друг с другом. Г-н деЛа-Моль, вынужденный довольствоваться обществом одного Жюльена, был крайнеудивлен, обнаружив у него какие-то мысли. Он заставлял его читать себе вслухгазеты. Вскоре юный секретарь уже сам был в состоянии выбирать интересныеместа. Была одна новая газета, которую маркиз ненавидел: он поклялся, чтоникогда не будет ее читать, и каждый день говорил о ней. Жюльен смеялся.Возмущаясь нынешним временем, маркиз заставлял Жюльена читать себе ТитаЛивия: импровизированный перевод прямо с латинского текста забавлял его. Как-то раз маркиз обратился к нему с той преувеличенной учтивостью,которая теперь нередко раздражала Жюльена. - Разрешите мне, дорогой мой Сорель, - сказал он, - поднести вам вподарок синий фрак. Когда вам вздумается надеть его и зайти ко мне, я будусчитать, что вы младший брат графа де Реца, то есть сын моего друга, старогогерцога. Жюльен не совсем понял, что, собственно, это должно означать, но в тотже вечер явился к маркизу в синем фраке. Маркиз держался с ним, как сравным. Жюльен обладал душой, способной оценить истинную вежливость, но онне имел ни малейшего представления об ее оттенках. До этой прихоти маркизаон готов был поклясться, что большей любезности, чем та, которую емуоказывал маркиз, проявить нельзя. "Вот замечательный талант!" - невольноподумал Жюльен, когда он поднялся, собираясь уходить, и маркиз стализвиняться перед ним, что не в состоянии проводить его из-за своей подагры. Эта странная фантазия заставила задуматься Жюльена. "А не насмехаетсяли он надо мной? - спрашивал он себя Он отправился посоветоваться к аббатуПирару, но тот, будучи много менее вежлив, чем маркиз, ничего не сказал ему,а только фыркнул в ответ и заговорил о чем-то другом На другой день Жюльен сутра явился к маркизу в черном костюме со своей папкой и письмами, которыенадо было подписать. Тот его принял постарому Вечером, когда он пришел всинем фраке, его приветствовали совсем иным тоном, с точно такой жеучтивостью, как накануне. - Если вы не слишком скучаете, навещая по своей доброте бедногобольного старика, - сказал ему маркиз, - вы могли бы доставить емуудовольствие, рассказывая о всяких маленьких происшествиях из вашей жизни,но только откровенно и не думая ни о чем, кроме того, чтобы рассказполучился ясный и занимательный. Ибо надо уметь развлекаться, - продолжалмаркиз. - В сущности, это единственное, что есть в жизни. Человек не можетспасать мне каждый день жизнь на войне или дарить каждый день по миллиону,но вот если бы здесь, около моего кресла, был Ривароль, он бы каждый деньизбавлял меня на час от мучений и скуки. Я очень часто виделся с ним вГамбурге, во время эмиграции. И маркиз рассказал Жюльену несколько анекдотических случаев касательноРивароля и гамбуржцев, которые сходились вчетвером, чтобы разгадатькакую-нибудь его остроту. Господин де Ла-Моль, вынужденный довольствоваться обществом юногоаббатика, хотел как-нибудь расшевелить его. Ему удалось задеть гордостьЖюльена. Жюльен, поскольку от него хотели правды, решил говорить обо всем иумолчал только о двух вещах: о своем фанатическом обожании некоего имени,которое приводило маркиза в ярость, и о полном своем неверии, ибо это неочень шло к будущему кюре. Его маленькая стычка с шевалье де Бовуазипришлась здесь очень кстати Маркиз хохотал до слез над сценой с кучером,осыпавшим Жюльена площадной бранью в кафе на улице Сент-Оноре. Это быловремя полной откровенности между патроном и его подчиненным. Г-на де Ла-Моля заинтересовал этот своеобразный характер. Сначала онпоощрял чудачества Жюльена, ибо они забавляли его, однако вскоре емупоказалось более занятным потихоньку исправлять кое-какие ложныепредставления этого молодого человека. "Другие провинциалы, приехав в Париж,умиляются решительно всему, - рассуждал маркиз, - а этот все презирает У нихизбыток восторженности, а ему как раз этого-то и недостает, и вот глупцыпринимают его за глупца". Приступ подагры затянулся из-за сильных холодов и продлился несколькомесяцев. "Ведь привязываются же люди к хорошенькой болонке, - убеждал себямаркиз. - Чего же мне стыдиться, если я привязался к этому аббатику? Этосвоеобразная натура. Я обращаюсь с ним, как с сыном, - ну и что же? Что туттакого непристойного? Эта фантазия, если она продлится" будет мне стоитьодного бриллианта стоимостью в пятьсот луидоров в моем завещании". Теперь, когда маркиз хорошо узнал твердый характер юноши, которому оноказывал покровительство, не проходило дня, чтобы он не поручал емукакого-нибудь нового дела. Жюльен с ужасом замечал, что этот важный вельможа дает ему иной раз доодному и тому же делу совершенно противоречивые распоряжения. Это могло поставить Жюльена в весьма неприятное положение. Он завелобычай, приходя к маркизу с делами, приносить с собою книгу, куда онзаписывал его распоряжения, а маркиз ставил под ними свои инициалы. ЗатемЖюльен завел писца, который переписывал решения по каждому делу в особуюкнигу и туда же вносил копии всех писем. Сперва эта затея показалась маркизу чрезвычайно нелегкой и скучной. Ноне прошло и двух месяцев, как он убедился во всех ее преимуществах. Жюльенпредложил ему взять еще счетовода из банка, чтобы вести двойную бухгалтериюпо всем приходам и расходам земельных владений, которые были порученынадзору Жюльена. Все эти мероприятия настолько прояснили для маркиза состояние егособственных дел, что он мог теперь доставить себе удовольствие пускать своисредства в оборот, не прибегая к помощи подставного лица, бессовестнообворовывавшего его. - Возьмите себе три тысячи франков, - сказал он однажды своему юномуминистру. - Сударь, это может навлечь на меня клевету. - Так что же вам нужно? - спросил с неудовольствием маркиз. - Чтобы вы соблаговолили принять определенное решение и вписали егособственной рукой в книгу. И тогда это решение предоставит мне три тысячифранков А кстати сказать, это аббат Пирар подал мысль завести все этосчетоводство. Маркиз со скучающей миной маркиза де Монкада, выслушивающего отчетсвоего интенданта г-на Пуассона, записал свое решение. По вечерам, когда Жюльен появлялся в синем фраке, о делах никогда незаходило и речи. Милости маркиза были столь лестны для вечно страдающегосамолюбия нашего героя, что он вскоре невольно почувствовал чтото вродепривязанности к этому любезному старику. Это не значит, что Жюльен оказалсячувствительным в том смысле, в каком это понимают в Париже, но он вовсе небыл истуканом, а после смерти старого штаб-лекаря никто больше не говорил сним с такой добротой Он с удивлением замечал, что маркиз старается щадитьего самолюбие с такой любезной предусмотрительностью, какой он никогда ненаблюдал у старого лекаря И он, наконец, пришел к заключению, что лекарьгордился своим крестом много больше, чем маркиз своей синей лентой. Отецмаркиза был большим вельможей. Однажды в конце утренней аудиенции, когда Жюльен был в черном костюме иони занимались делами, он сумел чем-то позабавить маркиза; тот задержал егона целых два часа и хотел непременно заставить его принять несколькобанковых билетов, которые ему только что принес с биржи его агент. - Надеюсь, господин маркиз, что я не преступлю пределов моегоглубочайшего уважения к вам, если попрошу у вас позволения сказать слово. - Говорите, друг мой. - Я покорнейше прошу господина маркиза позволить мне отказаться отэтого дара. Он предназначается отнюдь не человеку в черном костюме исовершенно испортит ту непринужденность обращения, которая столь милостиворазрешается человеку в синем фраке. Жюльен весьма почтительно поклонился и, не взглянув на маркиза, вышелиз комнаты. Этот поступок показался маркизу забавным. Вечером он рассказал о немаббату Пирару. - Я должен вам, наконец, кое в чем признаться, мой дорогой аббат. Мнеизвестно происхождение Жюльена, и я разрешаю вам не держать в тайне то, чтоя вам доверил. "Его поведение сегодня утром было поистине благородно, - думал маркиз.- Так вот я и дам ему благородное происхождение". Прошло еще некоторое время, и маркиз, наконец, стал выходить. - Поезжайте, поживите месяца два в Лондоне, - сказал он Жюльену. -Нарочные и прочие курьеры будут привозить вам мою корреспонденцию с моимипометками. Вы будете составлять ответы и отсылать мне их, вкладывая каждоеписьмо в ответное. Я подсчитал, что запоздание составит не более пяти дней. Сидя в почтовой карете по дороге в Кале, Жюльен от всей души изумлялсяпустяковым поручениям, ради которых его посылали в эту якобы деловуюпоездку. Не будем говорить, с каким чувством ненависти и чуть ли не ужаса ступилон на английскую землю. Его безумная страсть к Наполеону известна читателю.В каждом офицере он видел сэра Хедсона Лоу, в каждом сановнике - лордаБетхерста, того самого, что учинял все эти гнусности на Святой Елене иполучил в награду за это министерский портфель на десять лет. В Лондоне он, наконец, постиг, что значит истинно светское фатовство.Он познакомился с молодыми русскими сановниками, которые посвятили его в этитонкости. - Вы, дорогой Сорель, предопределены самой судьбой, - говорили они ему.- Вас сама природа наделила этим холодным лицом, - то, что называется затридевять земель от переживаемых вами чувств, - то есть именно тем, что мытак стараемся изобразить. - Вы не понимаете своего века, - говорил ему князь Коразов. - Делайтевсегда обратное тому, что от вас ожидают. Это, по чести сказать,единственный закон нашего времени. Не будьте ни глупцом, ни притворщиком,ибо тогда от вас будут ждать либо глупостей, либо притворства, и заповедьбудет нарушена. Жюльен покрыл себя истинной славой в гостиной герцога де Фиц-Фока,который пригласил его к обеду, равно как и князя Коразова. Обеда дожидалисьцелый час. Среди двадцати человек приглашенных Жюльен держал себя так, чтомолодые секретари лондонских посольств вспоминают об этом и до сих пор.Выражение его лица было поистине бесподобно. Ему хотелось во что бы то ни стало, несмотря на шуточки своихприятелей-денди, повидать знаменитого Филиппа Вена, единственного философа,которого имела Англия после Локка. Он нашел его в тюрьме за решеткой,отбывающим седьмой год своего заключения. "Аристократия в этой стране несклоняв шутить, - подумал Жюльен. - Мало того, что Вена упрятали в тюрьму,его еще опозорили, втоптали в грязь и прочее". Вен был в отличном настроении: ярость аристократов потешала его. "Вотединственный веселый человек, которого я видел в Англии", - сказал себеЖюльен, выходя из тюрьмы. "Нет для тиранов идеи полезнее, чем идея бога!" - сказал ему Вен. Мы не будем излагать его философскую систему, ибо это система циника. Когда Жюльен вернулся из Англии, г-н де Ла-Моль спросил его: - Чем вы можете меня порадовать, какие приятные впечатления вывезли выиз Англии? Жюльен молчал. - Ну, приятные или неприятные, но хоть какие-нибудь впечатления вывывезли оттуда? - нетерпеливо повторил маркиз. - Primo, - сказал Жюльен, - самый рассудительный англичанин становитсяна час в день умалишенным: к нему является демон самоубийства, который иесть бог этой страны. Secundo, разум и гений теряют примерно около двадцати пяти процентовсвоей ценности, высаживаясь в Англии. Teriio, нет ничего на свете более прекрасного, удивительного итрогательного, чем английский пейзаж. - А теперь моя очередь, - сказал маркиз. - Primo, зачем это вы на балуу русского посланника изволили говорить, что во Франции есть триста тысячюношей, которые страстно жаждут войны? Вы думаете, это лестно для государей? - Никак не угадаешь, что надо сказать, когда говоришь с нашими великимидипломатами, - отвечал Жюльен. - У них просто страсть какая-то заводитьсерьезные разговоры Так вот, если придерживаться общих мест и газетныхистин, прослывешь глупцом. Если же вы позволите себе преподнести что-нибудьновенькое и похожее на правду, они изумляются, не знают, что отвечать, а надругой день, в семь часов утра, вам сообщают через первого секретаряпосольства, что вы вели себя непристойно. - Недурно, - рассмеявшись, сказал маркиз. - Но вот что, господинглубокий мыслитель, держу пари, что вы так-таки и не догадались, зачем выездили в Англию. - Прошу прощения, - отвечал Жюльен, - я ездил туда для того, чтобы разв неделю обедать у посла его величества, самого учтивого человека в мире. - Вы ездили вот за этим орденом, - сказал маркиз. - У меня нетнамерения заставить вар расстаться с вашим черным костюмом, но я привык кболее занятному тону беседы, которого я держусь с человеком в синем фраке.Впредь до нового распоряжения прошу вас хорошенько уяснить себе следующее:когда я буду видеть на вас этот орден, вы будете для меня младшим сыноммоего друга герцога де Реца, состоящим, хоть он о том и не ведает, ужеполгода на дипломатической службе. И заметьте, - добавил маркиз оченьсерьезным тоном, резко обрывая попытки изъявления благодарности, - я вовсене хочу, чтобы вы изменяли вашему званию. Это вечное заблуждение и несчастьекак для покровителя, так и для того, кто пользуется этим покровительством.Когда мои тяжбы надоедят вам или я найду, что вы больше мне не подходите, явам достану хороший приход, скажем такой, как у нашего друга аббата Пирара,и ничего более, - прибавил маркиз очень сухо. Этот орден успокоил, наконец, гордость Жюльена; он стал много болееразговорчивым, не так часто чувствовал себя оскорбленным и не принимал насвой счет всякие словечки, может быть, и действительно не совсем учтивые,если в них разобраться, но которые в оживленной беседе легко могут вырватьсяу всякого. Благодаря этому ордену он удостоился чести весьма необычного посещения:к нему явился с визитом г-н барон де Вально, который приехал в Парижпринести министру благодарность за свой титул и столковаться с ним кое очем. Его собирались назначить мэром города Верьера вместо г-на де Реналя. Жюльен чуть не хохотал про себя, когда г-н Вально по секрету сообщилему, что г-н де Реналь, оказывается, был якобинцем и что это только совсемнедавно открылось. Дело было в том, что на предстоящих перевыборах в палатудепутатов новоиспеченный барон выдвигался кандидатом от министерства, а вбольшой избирательной коллегии департамента, в действительностиультрароялистской, г-на де Реналя выдвигали либералы. Тщетно Жюльен пытался узнать хоть что-нибудь о г-же де Реналь: барон,вероятно, припомнил их былое соперничество и не обмолвился о ней ни словом.Он завершил свой визит тем, что попросил у Жюльена голос его отца напредстоящих выборах. Жюльен обещал написать отцу. - Вам следовало бы, господин шевалье, представить меня господинумаркизу де Ла-Молю. "И правда, следовало бы, - подумал Жюльен. - Но такого мошенника!?" - Правду сказать, - отвечал он, - я слишком маленький человек вособняке де Ла-Моль, чтобы брать на себя смелость представлять кого-нибудь. Жюльен рассказывал маркизу обо всем. Вечером он рассказал ему ожелании, которое выразил Вально, а также обо всех его проделках и фокусах,начиная с 1814 года. - Вы не только представите мне завтра же этого нового барона, - весьмавнушительно сказал ему г-н де Ла-Моль, - но еще пригласите его обедать напослезавтра. Это будет один из наших новых префектов. - В таком случае, - холодно промолвил Жюльен, - я прошу у вас местодиректора дома призрения для моего отца. - Превосходно, - ответил маркиз, вдруг развеселившись, - согласен. Я,признаться, опасался нравоучений. Вы, я вижу, исправляетесь. Господин Вально сообщил Жюльену, что управляющий лотерейной конторой вВерьере недавно скончался: Жюльену показалось забавным предоставить этоместо г-ну де Шолену, тому старому кретину, чье прошение он когда-топодобрал на полу в комнате г-на де Ла-Моля. Маркиз от души хохотал над этимпрошением, которое Жюльен процитировал ему, когда принес на подпись письмо кминистру финансов по поводу этого места. Едва только г-н де Шолен был назначен, Жюльену стало известно, чтодепутация от департамента уже ходатайствовала о предоставлении этого местаг-ну Гро, знаменитому математику. Этот благородный человек располагал всеголишь тысячью четырьмястами франками ренты и ежегодно отдавал из них шестьсотфранков семье покойного управляющего этой конторы, дабы помочь ейпрокормиться. Жюльен был изумлен тем, что он сделал. А эта семья покойного? Чем жеони теперь будут жить? Сердце его сжалось при этой мысли. "Пустяки! - сказалон себе. - Мало ли мне предстоит совершить всяких несправедливостей, если яхочу преуспеть? Надо будет только научиться прикрывать все этопрочувствованными фразами. Бедный господин Гро! Вот кто поистине заслужилорден. А получил его я, и мне надлежит действовать в духе правительства,которое соизволило мне его пожаловать".