"Hassible."

25.

  Сария еще давно заметила неладное.
Как только сын Зульфии покинул этот мир, Амаль переменилась, все чаще оставаясь наедине и не приходя больше к ней, как раньше.
А когда сама девушка хотела ее навестить, то служанки вежливо оповещали, что Госпожа не на месте или занята, и придумывали еще сто других причин.
Тогда-то Сария и забила тревогу, переживая за единственного сына и понимая, что дни того сочтены.
Но что она могла сделать?
У нее не было влиятельных связей, чтобы защитить своего Селима, не было никаких идей, чтобы его спасти.
Каждую ночь она просыпалась от кошмаров, не подозревая, что все случится днем.
Что ее маленького сына силой отберут с ее рук, а перед ее лицом закроют двери, не обращая внимания на ее крики и слезы.

- Селим! Мой Селим! Куда вы повели моего сына? - кричала она, колотя дверь, слыша плач ребенка, который становился все тише и тише. - Ответьте! - билась она. - Откройте эту дверь! - но дверь открыли не сразу, а спустя двадцать, а, может, тридцать минут спустя.

Может, времени прошло еще меньше, она не знала.
Как только дверь открылась, она бросилась на поиски своего ребенка, везде зовя его по имени, осматривая каждый уголок, но когда ее поиски ни к чему не привели, спотыкаясь, не ведая, что творит, Сария влетела в покои Амаль, минуя служанок, бросившихся ей вслед, и все правила приличия.

- Ты! - она ткнула пальцем в Амаль, пытаясь вырваться из рук служанок. - Отпустите меня! - истошно завопила она, метаясь. - Ты! Ты обещала, что сохранишь жизнь моему ребенку! Обещала!

Амаль не смутилась, отложив чашку с кофе и пристав.

- Иногда обещания нарушают, Сария.

- И ты так просто об этом говоришь! - Сария чуть не задохнулась от возмущения. - Мы были подругами, мой сын не представлял угрозы твоему! Ты дала слово, но ты его не содержала...

- Пока не представлял угрозы. - хмуро отметила Амаль. - Я была вынуждена это сделать... На меня начали давить со всех сторон везири, паши, мне не оставалось ничего другого. - пыталась оправдать себя Амаль, разводя руки, которая все-таки чувствовала вину перед своей подругой, к сожалению, уже бывшей, ведь своим поступком она перечеркнула все хорошее, что между ними было.

- Ложь! - кипятилась Сария, которая не могла стерпеть такой несправедливости, такого удара в спину, от человека, который являлся другом, от Амаль, которую она любила, как сестру, а сейчас кроме ненависти не испытывала ничего. - Если бы мой несчастный Селим совершил бы проступок, провинился бы, я бы сама сдала его в твои руки! Я пытаюсь тебя понять, но не могу! - горько проговорила она, ухмыляясь.

- Может, потом поймешь. Может, и ты поступила бы на моем месте так же. - сказала расстроенная Амаль, жестом веля убрать Сарию, видеть которую она больше не хотела.  

  Девушку вывели, она не сопротивлялась, почувствовав внезапную слабость и усталость.
Она размышляла над словами Амаль, пыталась поставить себя на ее место, но ничего не выходило.
Конечно, Амаль боялась за собственного ребенка, но, разве, был повод?
Разве, Сария не сдержала бы своего обещания, если бы пообещала бы что-то Амаль?
Нет, она бы не переступила через данное слово, она бы содержала бы его, не только потому что обещала, а потому что доверяла своей подруге, любила ее, не ожидая от нее опрометчивого поступка.
Но только теперь Сария понимала, что Амаль была из тех, которых всегда нужно держать при себе, ожидая предательства с их стороны, и особенно следить, чтобы та ничего не натворила, ведь такие люди пойдут по головам ради достижения своей цели, ради своей выгоды.
В ее сердце была только горечь, ненависть к человеку, которого она считала другом, который оказался тем еще лицемерным существом и с такой легкостью предал все, без повода.
Это не была настоящая дружба, ведь первое же испытание было провалено, раскрыв истинное лицо каждого, и, в скором времени, Сарие не оставалось ничего другого, кроме, как покинуть этот дворец, направляясь в старый, вспоминая, как с ней несправедливо обошлись, как ее ранили, и эта рана не была из тех, которые со временем заживают, пропадают на совсем, эта рана будет постоянно напоминать о себе, оставляя шрам на самом видном месте, как память о предательстве, о самом ужасном дне в ее жизни, когда она лишилась своего ребенка.