Узы крови

32. Сид

  Самайн – промежуток времени не принадлежавший ни будущему, ни прошедшему. В дни Самайна истончается граница между мирами, открываются Переходы, раскрываются холмы, Сид и "все сверхъестественное устремляется наружу, готовое поглотить людской мир". В мир людей проникают бессмертные, а герои могут пройти в Сид. В ночь Самайна вырываются на свободу силы хаоса.

Темный Лорд пребывал в прекрасном расположении духа. Все готово. Он нашел то, что искал, да и воплотить план в жизнь будет не так уж сложно: в этом ему поможет магия самой ночи. Самайн, который вслед за маглами волшебники начали называть Хэллоуином – ночь, когда границы между мирами размываются, и становится возможным невозможное. Блестяще. Сегодня он создаст свой седьмой, последний крестраж.
***
В детстве Регулус обожал наблюдать за тем, как Вальпурга заканчивает приготовления к выходу в свет, как она сосредоточенно и безмолвно изучает свое отражение в зеркале, ища несуществующие изъяны, как застегивает на тонкой шее колье – словно совершает таинство, которое навсегда останется непонятным и загадочным для мужчин. Позже, когда ему случалось застать за подобным занятием своих кузин, Регулус понял, что каждая женщина прихорашивается по-своему, у каждой есть особенный, проверенный опытом ритуал; а когда он впервые увидел, как готовится к выходу девушка, в которую был влюблен, то открыл для себя, что девичье кокетничанье с зеркалом может даже послужить источником разочарования для него. Рабастан считал, что он просто разбалован созерцанием ослепительного изящества девиц и леди Блэк.
Все это Регулус вспомнил, следя за тем, как готовится к балу мисс Снейп. Честно говоря, он немного побаивался этого момента, не очень-то хотелось разочароваться в милой Гермионе. Но оказалось, что боялся зря.
Гермиона стояла перед зеркалом в кремовом бальном платье (очень даже соблазнительно, но, в то же время, сдержанно подчеркивающем грудь), с замысловатой прической, на руках – белые длинные перчатки. Настоящая принцесса. Сегодня она была... прекрасна, другого слова не подберешь. Регулус сидел на краешке кресла, обвив себя хвостом, и досадовал, что не сможет присутствовать на балу и пригласить на танец юную хозяйку вечера. Она говорила, что хотела бы увидеть его, и сейчас Регулус вполне разделял ее чувства: ему хотелось, чтобы она знала, что далеко ходить не надо: вот он, здесь.
– Моя дорогая мисс чем-то расстроены? – обеспокоилась эльфийка.
Гермиона смотрела на свое отражение с таким видом, будто видела в зеркале не себя, а кого-то другого: удивление, недоверие, легкое недовольство, печаль. Кажется, ей не нравилось.
– Слишком туго затянут корсет? – не унималась эльфийка.
– Нет-нет, – опомнилась Гермиона. – Все прекрасно.
– Вы прекрасны, мисс, – поправила эльфийка. – Вы будете самой ослепительной юной леди сегодня вечером.
Регулус улыбнулся в кошачьи усы. Верно подмечено. Гермиона с совершенно некокетливым, искренним смущением отмахнулась:
– Не говори глупостей, – она еще раз оценивающе присмотрелась к своему отражению, чуть самодовольно улыбнулась и прижала ладошки в шелковых перчатках к пылающим щекам.
– Это не я, – выдохнула она.
Эльфийка вспрыгнула на невысокий табурет, накладывая на платье чары, отталкивающие малейший намек на грязь.
– Как же не вы, мисс? – удивилась она. – Конечно, это вы. Каждое существо имеет множество ипостасей, очаровательных и не очень, природа мира и его жителей изменчива. А вы, ко всему, только начинаете взрослеть. Вы еще сами себя не знаете.
Регулус подумал, что у Снейпов какие-то особенные эльфы, по-старому воспитаны. Гермиона благодарно улыбнулась своей домовихе. В дверь постучали.
– Входите, – робко отозвалась хозяйка покоев.
Дверь отворилась, и Регулусу захотелось нырнуть под диван, чтобы лишний раз не попадаться на глаза Снейпу. Вот и сейчас Снейп с явным недовольством покосился на него, затем перевел взгляд на Гермиону. На несколько мгновений повисла тишина – Снейп придирчиво рассматривал дочь с кислейшей миной на лице. Наконец, он соизволил вынести вердикт:
– Ты выглядишь очень хорошо сегодня.
«Хорошо? – возмутился Регулус. – Да она сегодня божественна!» Он посмотрел на Гермиону и почувствовал нечто неприятное и колючее при мысли, что всякие сопляки сегодня будут танцевать с ней. О, он хорошо знал, как это будет выглядеть: самая знатная невеста, единственная наследница неимоверно богатого рода, да еще и такая красивая, да за ее рукой начнется настоящая охота! Регулус раздраженно вздохнул.
– Спасибо, – на лице Гермионы расцвела улыбка.
Снейп поставил на туалетный столик черный бархатный футляр и открыл его – внутри обнаружилось тонкое бриллиантовое колье гоблинской работы и такие же сережки.
– Ох, – Гермиона обеспокоилась. – Не думаю, что...
– Бал – мероприятие, на котором молодым девицам позволено не думать вообще, – саркастично произнес Снейп и поддел пальцами колье. – Это – фамильное украшение рода Принц, передающееся из поколения в поколение. Каждая девушка из нашего рода надевает его на свой первый бал.
– А, – после паузы растерянно брякнула Гермиона. – Вот как.
– Поворачивайся, – проворчал Снейп.
Гермиона повернулась к зеркалу, и он застегнул колье у нее на шее. Регулусу пришло в голову, что в недалеком будущем дарить и застегивать ее украшения будет ее муж. Гермиона осторожно коснулась колье, отстраненно глядя на свое отражение.
– Что-то не так? – строго осведомился Снейп, скрестив руки на груди.
Гермиона секунду поколебалась, но все же отрицательно покачала головой. Потом тихо спросила:
– Не могу понять, почему в тот день в поместье Марволо моя сила будто исчезла?
Снейп фыркнул.
– Это Темный Лорд. Его талант заключается в умении подавлять чужие таланты, когда маги находятся в непосредственной близости к нему. Если ему того хочется, конечно.
Гермиона опять кивнула.
– Он в зале? – глухо спросила она.
– В моем кабинете, – без всякого выражения ответил Снейп и после паузы добавил: – Забудь на время про все это. Иногда нужно отвлечься, иначе сойдешь с ума.
Гермиона сделала глубокий вдох и с усилием улыбнулась.
– Постараюсь последовать твоему совету.
Снейп помолчал с таким видом, будто решал, стоит ли говорить, или вообще заставлял себя сказать:
– Уверен, у тебя получится.
Личико Гермионы просветлело. Регулус понимал ее: Орион тоже был скуп на похвалы, и Регулус испытывал непередаваемое чувство гордости, когда удавалось сполна оправдать надежды требовательного отца.
– Спускайся, все ждут, – тихо распорядился Снейп и вышел.
Гермиона еще некоторое время улыбалась своим мыслям, затем с совсем другим настроением взглянула в зеркало, крутнулась в одну сторону, в другую, любуясь собой: это был тот самый взгляд, который так нравился Регулусу – когда женщина остается наедине со своей красотой и уверена в ее особой силе. Когда она взглянула на Регулуса своими черными жаркими, как южная ночь глазами, у него даже шерсть на спине зашевелилась.
– Ну как, я красивая? – кокетливо поинтересовалась она.
Регулус согласно мяукнул и попытался кивнуть, что получилось не очень-то внятно. Гермиона хихикнула и закатила глаза, прижав ладонь к груди.
– О, благодарю вас, мистер Черный Кот, вы так любезны, – чуть иронично произнесла она.
Регулус насторожился. Ему показалось, или она как-то многозначительно подчеркнула слово «черный»? «С чего бы вдруг ей подозревать такую очаровательную кису, как я?» – с нервным весельем подумал Регулус.
– Умный кот, – Гермиона легонько провела рукой по его голове и назидательно подняла палец: – У каждой приличной злой колдуньи должен непременно быть умный черный кот. Верно? – она наклонилась к нему, ее личико оказалось в нескольких дюймах от кошачьей морды, и, если бы Регулус себя не знал, то решил бы, что чувствует легкую щекотливую неловкость. Что у нее за взгляд такой? Обжигающий и, в то же время, странно прохладный...
Гермиона заговорщически прошептала:
– Но мы с тобой знаем, что я не совсем злая, потому что у тебя белые лапки. Это наш маленький секрет, – она не в первый уже раз нажала пальцем ему на нос, а затем какое-то время молча смотрела на него, и черные глаза стали непроницаемыми, как мрак за окном. Странный такой взгляд... Можно даже подумать, будто его в чем-то подозревают...
Наконец, Гермиона как-то разочарованно хмыкнула, и направилась к выходу. Регулус выдохнул. Почему-то его охватила уверенность, что она... догадалась. Но тогда почему не применила разоблачающее заклятье? Сегодня, в виду некоторых своих планов, он, конечно, позаботился об иммунитете против контрзаклятья, но Гермиона этого никак знать не могла – кроме Блэков вообще, кажется, никто не знал таких чар. Тогда почему не проверила? Не могла же она догадаться, кто именно является анимагом, и с какой стороны баррикад пришел? А если смогла, значит, он ее сильно недооценил. И будет действительно невыносимо досадно, что сегодня ее улыбки и танцы достанутся кому-то другому.
***
Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.

Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.

Навсегда забиты окошки:
Что там, изморозь или гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.

О, как сердце мое тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.
А. Ахматова

Нарцисса взяла бокал вина с проплывающего мимо серебряного подноса и пригубила. Ей было плохо, как всегда в ночь на Хэллоуин, но она все равно отметила, должно быть, по привычке, что вино великолепное. И зал украшен со вкусом и без лишней помпезности. Все выдержанно в едином, на неискушенный глаз, скромном стиле. Однако для тех, кто имел понятие о стоимости убранства зала, бал был поистине грандиозным.
Нарциссе понадобился один беглый взгляд, чтобы оценить вложенные в это мероприятие средства и труды, и она сосредоточилась на своей сестре. Отыскать Беллатрису было проще простого: она кружилась в танце со своим мужем, и, разумеется, на ней было кроваво-красное платье с открытыми плечами и низким вырезом на груди. Копна жгучих темных волос была уложена в высокую прическу, которая, как всегда, выглядела как-то растрепанно, с ниспадающими на плечи вьющимися прядями, напоминающими черных змей. На шее у нее сверкало витиеватое ожерелье из червонного золота и кровавых, в тон платью, опалов. Беллатриса всегда одевалась броско, по мнению сдержанной Нарциссы, даже излишне броско, на грани с вульгарностью. «Да чего там на грани, – раздраженно подумала Нарцисса, ставя опустевший бокал на проплывающий поднос, и мстительно решила: – Да, она и есть вульгарная! Самая вульгарная в этом зале! И, сколько бы ни отмечали ее схожести с Вальпургой, это лишь внешнее. Вальпурга никогда так не одевалась». Нарцисса взяла следующий бокал. Ух, как в свое время они с Андромедой завидовали Белле, которую все сравнивали с тетушкой Вальпургой, их общим идеалом. А Нарцисса, как назло, пошла во французских родственников. «Белокурая Блэк, вот умора!» – любила дразниться Белла.
Белла, мерзавка, всегда ее презирала, только Нарцисса наивно полагала, что все дело в ее постоянном стремлении соответствовать, а бунтарке Белле это было якобы противно. В общем, спутала ее с Сириусом. А причина была куда более оригинальной: Беллатрисе претил дар сестры к исцелению.
Каждый Блэк получал дар, связанный с его характером и склонностями. Из Сириуса энергия била ключом, дед Арктурус нередко повторял, что вокруг него «и предметы ходуном ходят» – вот и заходили. Плюс редкостное упрямство: гору сдвинуть готов, если не по вкусу, где стоит. Регулус пошел в деда: рассудительный, умеющий обуздать свои эмоции, мыслящий, что называется, «с холодным расчетом». И, одновременно, очень любил зиму с ее теплыми рождественскими праздниками. Вот и сила у него была зимняя, такая же, как у деда. Педантичная интеллектуалка Андромеда получила в свое распоряжение блестящую память: она помнила все прочитанные книги от корки до корки, все заклятья, когда-либо попадавшие в ее поле зрения, знала языков столько, сколько, должно быть, никто на свете не знал. Белла, Белле все как с гуся вода, даже злые колкости других Блэков, включая резкую тетушку Вальпургу, и сила получилась соответствующая: умения семейства ничего ей сделать не могли. А она, Нарцисса, сердобольная, значится, жалостливая и мягкотелая (по мнению Беллы), и – о, ужас! – чуть ли не «урожденный Белый маг», как презрительно бросил их общий Хозяин. Вот в чем была истинная причина неприязни Беллы: для нее Нарцисса была от природы «паршивой овцой», Белый маг в семье Темных! Но, в отличие от Андромеды, связалась с Пожирателями, и Белла решила, что, в свете таких обстоятельств, можно проявить к Нарциссе благосклонность, похвалить, так сказать, за правильное решение младшую сестрицу. А теперь этой благосклонности пришел конец.
«Ну и пусть!» – тряхнула светлыми кудрями Нарцисса. Она уже давно не та маленькая девочка, вечно нуждающаяся в одобрении старших. Она поставила на поднос то ли второй, то ли третий по счету бокал. Вокруг стоял праздный гомон.
– Ах, милая, вы представить себе не можете, что я вам скажу...
– Не может быть!
– Именно-именно.
– Однако же...
– О, леди Малфой, вы очаровательны.
– Я бы сказал, как всегда, но вы же умудряетесь превосходить самое себя! Вы настоящая вейла, леди Малфой, настоящая.
Маска Нарциссы почти не скрывает черты лица, и все ее узнают. Она благосклонно улыбается в ответ на комплименты: ей никогда не было жаль улыбок и сияющих взглядов для поклонников. Может, и поэтому тоже ей не суждено быть похожей на Вальпургу? Да что она заладила, Вальпурга да Вальпурга! Ей бы только чуть больше... храбрости, Гриффиндор побери!
Шепотки усилились и стали значительно возбужденнее: верный признак того, что, наконец, объявилась хозяйка бала. Нарцисса окинула ее придирчивым взглядом. Гермиона спускалась по лестнице под руку со Снейпом. Выглядела она превосходно. Хорошенькая. Скромная. Такая непохожая на других, что интригует. А состояние ее папочки, чьей единственной наследницей она является, интригует еще больше.
– Люциус, здравствуй. Ты, случаем, не считаешь, что поспешил с помолвкой сына? – раздался низкий голос чуть позади.
Рука Нарциссы дрогнула так, что она чуть не пролила вино на свое серебристое платье с высоким воротом, но поворачиваться она не стала, притворяясь внимательно изучающей туалет юной Снейп. Макнейр, опять он! Нарцисса его на дух не переносила, а он, как назло, вечно околачивается где-нибудь рядом. Мужлан неотесанный. И стрижка у него на редкость идиотская: ни дать ни взять индеец из диких прерий. И голос уж чересчур низкий, от него щеки краснеют и по телу бегут совершенно неприятные мурашки. И в любом обществе он выглядит неуместно: здоровенная детина (даже Нарциссе с ее на редкость высоким ростом и на каблуках приходится смотреть снизу вверх), косая сажень в плечах и лапы огромные и мозолистые, будто он дровосек какой, а не лорд, с явственно проступающими венами на крепких предплечьях. Люциус не раз говорил, что это от меча, но Нарцисса и не думала смилостивиться. Мужлан, он и есть мужлан.
– Здравствуйте, Нарцисса, – с подчеркнутой вежливостью поздоровался Макнейр.
И главное: он постоянно задевал Нарциссу. Вот уж кто ни разу в жизни не сделал ей хоть маленького, самого скупого комплимента. Он, ко всему, еще и невоспитанный хам. Неудивительно, что он так и не женился – какая дура за такого пойдет? Хотя ее подруги что-то там себе нафантазировали насчет его мужественности, но все это чушь, он просто деревенщина немыслимая.
– Добрый вечер, лорд Макнейр, – в тон ему ответила Нарцисса и хотела было тут же найти повод удалиться, но Макнейр имел еще одну неприятную особенность: от него исходил какой-то загадочный невидимый ток, который неизменно заставлял Нарциссу топтаться рядом и выслушивать колкости в свой адрес. Благодаря Макнейру она точно знала, что чувствовали бы пойманные чужим притяжением спутники планет, будь они одушевленными: когда летишь себе, вся такая красивая, и вдруг волей неволей начинаешь вертеться вокруг совершенно недостойного объекта.
– Вы в плохом настроении? – криво усмехнулся Макнейр. – Как-то не соответствует количеству выпитого вами, вроде, должны повеселеть.
Нарцисса потеряла дар речи от негодования. Да как он смеет... ррр... уфф... следить, сколько она пьет?!
– Мне не десять лет, в родительском присмотре не нуждаюсь! – огрызнулась она и с досадой отметила, что Люциус пригласил на танец леди Нотт. На танго. На этот танец он никогда не приглашал саму Нарциссу. Но главное вовсе не это, а то, что ее благоверный завел интрижку с этой черноглазой румынской цыганкой. Нарцисса точно знала. Нет, Люциуса она, конечно, не любила – а любила ли кого-нибудь вообще? – но сам факт ее оскорблял. Мало того, что она всю жизнь ему – покорная жена и надежная поддержка, отлученная от всех дел и принятия решений, так он еще и подругу у нее отобрал! Единственную, с кем она могла поговорить не только о фасонах пеленок. И еще одно обстоятельство – она была жгучей брюнеткой: а Нарцисса, благодаря насмешкам Беллы, болезненно воспринимала, когда ей предпочитали брюнеток (сама при этом находила темноволосых мужчин более привлекательными). В голове у нее шумело от выпитого, и ее охватило мрачное веселье.
– Скажи, Макнейр, почему ты меня терпеть не можешь? – вкрадчиво поинтересовалась она.
Он усмехнулся, впрочем, он усмехается постоянно; внимательно прищурил серые глаза, словно в ожидании подвоха.
– Это вы меня терпеть не можете, миледи, – взгляд Макнейра стал мягче, и он после мгновения молчания добавил: – Невозможно нравиться всем, Нарцисса.
Нарцисса фыркнула. Она и не хочет просто «нравиться», она достойна восхищения! Все, все, все, кроме Макнейра и Снейпа (но тому позволено) завидуют Люциусу, потому что у него такая жена. А Люциус своего счастья не ценит. И Макнейр ему почему-то не завидует. «Почему?» – этот вопрос преследовал ее годами.
– Не вижу в стремлении нравиться ничего зазорного, – не удержалась Нарцисса, а про себя добавила «Это единственное поприще, где я успешна». – И все же почему? – она покосилась на Макнейра, чувствуя, что умрет от любопытства, если не добьется вразумительного ответа. – Что плохого я тебе сделала?
Макнейр смотрел на нее неприятно прямым – или проницательным? – взглядом. Нарцисса сделала шумный и отвратительно неловкий глоток, чуть не поперхнувшись вином.
– Очевидно, меня задевает твое умение исцелять даже раны, нанесенные мной, – вдруг сказал он. – Я постоянно задаюсь вопросом: «Неужели Принцесса на горошине сильнее меня в магии?»
Нарцисса чуть не раскрыла рот от изумления, позабыв обидеться на «Принцессу на горошине». У нее никогда даже мысли не было, что... что о ней еще думают, как о волшебнице, а не просто бесполезной красавице.
– Я... – она не представляла, что ответить, и просто растерянно пожала плечами.
Макнейр опять усмехнулся.
– А для чего же тебе всем нравиться? – поинтересовался он. – Всегда находил такой способ самоутвердиться довольно сомнительным и... жалким.
Нарциссе словно пощечину дали. Она вздрогнула и почувствовала новую вспышку злости на этого наглого шотландца. Никакого чувства такта! Она уже открыла рот, чтобы произнести гневную тираду, но ее вдруг охватил жуткий, липкий озноб – будто сквозь нее прошло привидение. Спину обдало холодом. Она машинально оглянулась, и заметила, как пригибает огромные уши стоящий под стеной домовик. «Чертов Хэллоуин», – со злостью подумала Нарцисса. На нее волнами накатывал страх. Как же она ненавидела Хэллоуин! Если кто и чувствовал истончающиеся границы между мирами с особой остротой, то это она. Но самое страшное, что за этими границами всегда ощущались те, кто хотел ей зла. Они ненавидели ее и, наверно, Белла права – она Белый маг, самый настоящий, урожденный.
– Так что же? – Макнейр ждал от нее какой-нибудь реплики.
– Да, – невпопад брякнула Нарцисса и окинула пышный зал взглядом, стараясь хоть немного прийти в себя. Обыкновенно ей хватало яркого света, чтобы прогнать собственный страх (или тех, кто его вызывал), но сегодня, в ярко освещенном зале, в веселой толпе, ей было омерзительно худо. Что-то не так в замке Принц, происходит нечто из ряда вон выходящее.
Взгляд Нарциссы скользнул по стенам вверх... Сердце подскочило так, что ребра свело: с балкончика, выходящего в зал, прямо на нее смотрел желтоглазый черный кот. Она поспешно опустила голову. Как?! Неужели...
– Нарцисса, вам нехорошо? – наконец, догадался Макнейр.
– Терпимо, – она улыбнулась ему уголками рта, приняв вполне беспечный вид.
Макнейр испытующе смотрел на нее. Глаза у него немного недобрые, и всегда настороженные, словно у лесного зверя.
– Уолден, дружище, почему не танцуешь? – к ним очень вовремя подошел Кристиан Мальсибер, и Макнейр отвел цепкий взгляд от Нарциссы.
Она тут же незаметно покосилась на балкончик. Кот вытянул вперед лапу белого окраса на кончике. Нарцисса чуть не охнула вслух. Регулус! Жив, все-таки жив, она не верила даже после заявления мисс Снейп. И здесь! Оглянувшись на увлеченного беседой Макнейра, а затем – на пляшущего все с той же Нотт мужа, Нарцисса направилась к выходу из зала. Кот исчез с балкона, как только она сдвинулась с места. Неужели она сейчас увидит своего кузена? Нарцисса с трудом удержалась, чтобы не перейти на бег.
***
Бал походил на некий экзамен, который мисс Снейп должна с достоинством выдержать. Не потому, что ее хоть сколько-нибудь волновало мнение собравшихся о ней, а потому, что она не хотела разочаровать Северуса, и не хотела, чтобы ее оплошности зачли как неудачу древнего могущественного рода. А именно так и воспринимали провалы дебютирующих представителей фамилий. Гермиона отнеслась к выполнению своего долга со всей ответственностью. Сегодня она должна быть безукоризненна во всем.
– Вижу, чистокровность пошла вам на пользу, – замаскировал колкость под комплимент Нотт после пяти минут созерцания ее легкого флирта с Мальсибером.
Странно, что Нотт вообще так долго молчал.
– Так за чистокровность и выпьем, – Гермиона обратилась ко всему собравшемуся вокруг нее обществу.
Они дружно подняли бокалы – большинство из них были выпускниками предыдущих годов, и отнеслись к ней без лишней предвзятости, потому что просто не помнили. Нотт сузил черные глаза – Мерлин, он ей хоть не родственник? – и без всякой охоты присоединился к тосту. Гермиона отправила ему ехидную улыбку. Он улыбнулся не менее противно и пригласил на танец одну из девушек. Вся оставшаяся компания проводила его взглядами.
– А я слышала, Темный Лорд хочет обручить Эстель с Тео Жмотом, – провозгласила Панси Паркинсон, глядя на кружащуюся в танце Эстель, которой кавалеры не давали передохнуть.
– Это правда? – Панси со злорадством и любопытством повернулась к Рею.
Гермиона тоже машинально подняла на него глаза.
– Поживем увидим, – с фальшивой бодростью ответил Мальсибер, и всем стало ясно, что это правда.
Гермиона вспомнила свой «разговор» с Ноттом у Забини, и его выдающиеся деяния в Хогвартсе, и искренне посочувствовала Эстель. Мисс Мальсибер не заслуживала такого благоверного. «Лучше уж Метка», – иронично подумала она, подняв глаза к потолку. Стоп. Гермиона перевела взгляд на крохотный балкончик, выходящий в зал, и прищурилась. Кот. Усатая морда просунулась между столбиками и что-то высматривала внизу. Гермионе захотелось немедленно призвать его заклятьем и вытрясти из него душу, если она у него вообще есть. А ведь думала сегодня применить разоблачающее заклятье, и почему не стала? Наверно, потому что почти уверилась, что сработает, и стало как-то не по себе.
Собственно, Гермиона долго не могла уловить, что именно ее беспокоит, скользит по краю сознания, но после того откровенничанья с котом ее то и дело посещало чувство, будто кто-то, кому знать не положено, выведал ее секреты. Поначалу она подумала, что Темный Лорд таки докопался до ее сознания. А потом, – она кисло усмехнулась – потом суп с котом. Гермиона прокрутила в голове историю «знакомства» и сочла ее странноватой. К тому же, побег Олливандера, судя по обрывкам разговоров, которые дошли до ее ушей, был спланирован заранее. И этот кот постоянно куда-то пропадал, хотя Гермиона очень сомневалась, что кошка способна самостоятельно отворить довольно массивную дверь ее комнаты.
И главное: ее папочка – мерзкий предатель! – знал, что у нее в комнате живет анимаг! Опять-таки, он странно повел себя при появлении кота, и в его присутствии еще тщательнее, чем обычно, подбирал слова. Гермиону охватила злость на волшебника, который знал ее секреты и жил в ее комнате (да еще и не всегда соизволял отвернуться, когда она переодевалась), на отца, не доверившего ей своей шпионской тайны, и на всех потенциальных сообщников этих двоих, которые тоже решили не полагаться на талант Гермионы к ментальной магии. Ведь как еще объяснить их скрытность? Только убежденностью в ее бездарности! И кто этот анимаг, Мордред его побери?! Хотя она, наверно, догадывается, нет, почти уверена – ведь Регулус Блэк еще тот чеширский кот.
Усатый шпион, тем временем, махнул лапой в белой перчатке, и мгновением позже пропал. Гермиона заметила Нарциссу Малфой; на нее было невозможно не обратить внимания: высокая, прямая, белокурая, в серебристом платье – Снежная Королева. Она направлялась к выходу, из чего следовал один логичный вывод – все-таки Регулус Блэк анимаг. В первое мгновение Гермиона почувствовала чуть ли не ревность: с Нарциссой, значит, увидеться – пожалуйста, а с ней нет, хотя он же своими острыми ушами слышал, как она почти в любви ему признавалась! В следующее мгновение Гермиона напомнила себе, что все считают ее бездарностью, поэтому не посвящают в свои секреты. И, ладно уж, наверно, без серьезной причины Регулус не стал бы рисковать встречаться с Нарциссой. Значит, у него к ней серьезный разговор, и то, что Макнейр поплелся вслед за ней – очень нехорошо. Гермиона моргнула. Макнейр точно шел за Нарциссой, глаз с ее спины не сводил.
Она отыскала взглядом отца, но тот, кажется, ничего не заметил. Они с Эйлин стояли в стороне, и Северус, судя по отсутствующему взгляду, размышлял о чем-то своем. Макнейр был уже в двух шагах от двери. Гермиона поспешила за ним. Она вышла в коридор минутой позже Макнейра, но никого не обнаружила. Так быстро скрыться тут можно было только в одном направлении – вверх по лестнице, круто уходящей за поворот. Гермиона начала медленно подниматься по ступеням. Она вдруг очень ярко представила себе, что может увидеть там совсем не то, что ожидает. Например, если окажется, что лорд Макнейр – любовник леди Малфой. Ситуация получится крайне щекотливая. И вообще, без одобрения Северуса она уже не решалась и шагу ступить – тут же одолевали сомнения, а не совершит ли она очередной промах?
До ее слуха вдруг донеслись странные звуки, которые просто не могли раздаваться в замке. Потому что откуда здесь взяться топоту конских копыт? Но звук, чем бы он ни был на самом деле, напоминал именно топот конских копыт. Гермиона повернулась как раз в тот момент, когда мимо пронесся... конь? Она быстро вернулась в коридор, но он был совершенно пуст. Топот копыт исчез, как и сам конь. И, кажется, у этого неожиданного гостя из ноздрей валил дым, будто он был огнедышащим драконом. Понадеявшись, что это всего лишь необычный призрак, Гермиона бросилась в зал предупредить отца. Распахнув дверь, она оторопела.
Зал был совершенно пуст.
***
Не то чтобы после почти тридцати лет общения с Севом Снейпом Уолден Макнейр стал законченным параноиком, но Принцесса на горошине действительно вела себя подозрительно. Уолден решил последовать за ней. Нет, он, разумеется, не параноик. Просто эта особа вызывает у него неуемное любопытство. И, чего уж там, другие щекочущие нервы чувства и желания. Уолдена даже забавлял собственный непреходящий интерес к Нарциссе Малфой, к этой тщеславной себялюбивой девчонке с комплексом отличницы. Все еще девчонке, какой бы взрослой солидной дамой она себя не считала. Впрочем, она с самого юного возраста вела себя так, будто не сегодня-завтра взойдет на престол, а судьбы человечества уже сейчас зависят от нее. Не окажись она настолько послушной маминой дочкой, дел наворотила бы побольше Беллы.
Макнейр вышел следом за ней, чтобы проверить, куда она направляется, и не зря: он успел заметить исчезающую за поворотом лестницы туфельку. Уолден нахмурился. Если она решила подсмотреть, что там делает Темный Лорд, нужно завернуть ее обратно. А если, по просьбе Люциуса или по собственной инициативе, вознамерилась напакостить Севу, то тем более нужно надрать ей уши. Она, конечно, очаровательна, но Снейп ему значительно дороже. Уолден усмехнулся. Иногда ему приходило в голову, что их с Кристианом преданность Северусу похожа на верность связанных клятвой вассалов.
Уолден уже завернул за поворот лестницы, когда услышал позади такой звук, словно кто-то свалился со ступенек. Причем даже не пискнул. Он живо спустился, предполагая, что еще кто-то занимается шпионажем, и оторопел: на полу лежала бессознательная мисс Снейп.
***
Происходящее определенно не нравилось Северусу. Точнее – и это самое страшное – он не знал, что именно происходит. Был этот странный сквозняк, от которого вздрагивали некоторые гости, а другие не замечали вовсе. Сам Северус смог уловить его просто потому, что был начеку: и разумом, и магией. И был Темный Лорд, который заперся в его кабинете. Для чего? Что он опять придумал?
– Что-то не так, Северус, – заметила Эйлин едва слышно, продолжая раздаривать гостям беспечные улыбки.
Северус опомнился, проводил взглядом Гермиону, покидающую зал, и в лучших традициях своей паранойи засек время.
– Как думаешь, что именно? – спросил он у матери.
Леди Снейп помолчала, кивая знакомым.
– Это Лорд, – ответила она после паузы. – Я думаю, это связано с материями, более тонкими, чем ментальная магия.
– Духи, значит, – протянул Северус.
Ему на глаза попался один из домовиков, стоящих под стенами и зорко следящих за летающими серебряными подносами. Сквозняк опять прошелся по залу, на этот раз еще ощутимее, и домовик испуганно прижал уши к голове. Северус направился к нему. Маленький эльф был настолько напуган, что, вместо того, чтобы с удвоенным вниманием следить за подносами, вцепился в мантию хозяина.
– Что здесь происходит? – прямо спросил его Северус.
– Х-хозяин, сэр, мой лорд, – выпуклые влажные глаза с ужасом уставились на него. – Границы стали прозрачными, совсем прозрачными, я все вижу.
– Ты о чем? – сухо осведомился Северус, чувствуя, как сжимается все внутри от нехорошего предчувствия.
– Настали Дни Безвременья, сэр, мой лорд, – пролепетал дрожащий домовик.
– Это мне известно, – проворчал Северус.
В древние времена, когда Хэллоуин еще назывался Самайном, его праздновали семь дней подряд как окончание года, и эти семь дней не входили в календарь, ибо считались Днями Безвременья.
Домовик пискнул от испуга.
– Сегодня границы почти исчезли, м-мой лорд, – прошептал он. – Я вижу... м-мир Монгинн.
– Монгинн? – растерянно переспросил Северус.
– Северус, – Кристиан взял его под локоть.
– Чего тебе? – рыкнул он, и без того находясь на пределе.
Мальсибер укоризненно взглянул на него и прошептал:
– Идем, у нас неприятности.
«Именно сейчас или вообще?» – кисло подумал Северус и направился вслед за ним к выходу, с невольным беспокойством отметив, что Гермионы нет уже около десяти минут. Ему тут же захотелось узнать, в чем дело, но он, как всегда, взял себя в руки. Кристиан вывел его в коридор, и вопросы стали не нужны: Гермиона лежала на полу в паре футов от двери, рядом сидел Уолден, легонько шлепая ее по щекам, но она никак не реагировала.
Северус собрался, присел рядом с дочерью и наложил диагностическое заклятье. Все было в полном порядке, в чем он, естественно, не сомневался: было бы слишком просто для его везения и сегодняшней ночи.
– Вы видели, как это произошло? – деловито спросил он, стянув с руки Гермионы перчатку и нащупав едва ощутимый пульс.
– Нет, – покачал головой Уолден. – Нашел ее уже такой.
Северус медленно выдохнул, перебирая в голове все трактаты по Темной магии, которые когда-либо читал. Что Волдеморт тут устроил? Хотелось отправиться в кабинет и протестировать его на сопротивляемость Смертельному проклятью. Но ведь не получится, Северус это отлично знал. Кровь отхлынула от лица Гермионы, и оно так побелело, будто она была утопленницей. «Только не умирай, ребенок», – Северус крепко сжал ее запястье. Его посетило отвратительное подозрение.
– Уолден, что это значит – «мир Монгинн»? – глухо спросил он. Макнейр из них троих лучше всех разбирался в кельтском наследии.
Уолден поднял на него тяжелый взгляд.
– Это из ирландской саги «Смерть Кримтанна», – ответил он. – Монгинн – ведьма из Сида, умершая в Самайн. Домовики ее миром называют Сид.
Северус крепко стиснул зубы. Хоть когда-нибудь его худшие подозрения перестанут подтверждаться?
– Сид? – опешил Кристиан. – Загробный мир, что ли?
– Не совсем загробный, но вроде того, – кивнул Макнейр.
Все трое посмотрели на Гермиону. Северус не сомневался, где сейчас находится ее душа.
– Я позову Нарциссу, – растерянно предложил Кристиан.
Северус не отреагировал. Это было бесполезно, целитель не поможет. Гермиона должна сама выбраться оттуда, потому что он не представлял себе, какая сила может провести мага в Пограничный мир.
– Нарцисса отправилась на второй этаж, Сев, – уведомил Уолден.
Его слова очень медленно дошли до сознания Северуса.
– Что? – хрипло спросил он, а когда Уолден повторил сказанное, нахмурился.
Регулус Блэк. Который вернулся с того света. Как? Северус выпрямился.
– Может, пришло время что-то сделать? – сощурился Уолден.
Кристиан огляделся по сторонам и зашипел на него:
– Что, например? Метки теперь не только у нас, но и у наших детей!
Северус кликнул домового эльфа и приказал перенести мисс Снейп в ее комнаты.
– У тебя есть план? – поднял брови Макнейр.
Северус промолчал. Не было у него даже намека на план. Приходилось действовать интуитивно, чего он просто терпеть не мог. Даже если удастся вытащить Гермиону из Сида, то им, наверное, не выжить. Ясно же, что это дело рук Темного Лорда. Но...
– Если я опять буду бездействовать и даже не попытаюсь защитить своего ребенка... – Северус умолк, голос предательски охрип.
Повисло молчание. Уолден некоторое время смотрел поверх его головы, Кристиан закусил нижнюю губу.
– Ясно, – наконец, выдохнул Макнейр. – Вот что. Кристи, возвращайся в зал.
– Но... – попытался возразить Кристиан.
– Да, возвращайся, – подхватил Северус. – Тебе следует прежде всего думать о Рее и Эстель.
– А вы? – после паузы спросил растерянный Мальсибер, переводя взгляд с него на Уолдена и обратно.
– Я со Снейпом, – твердо сказал Макнейр. – В сущности, мой двоюродный племянник может наследовать титул. Мне терять нечего.
Спорить с ним сейчас было бесполезно, Северус хорошо знал этот тон и только кивнул.
– Что вы будете делать? – робко поинтересовался Мальсибер.
– Есть одна слабая надежда, – мрачно констатировал Северус.
Они с Макнейром заспешили вверх по лестнице. Никогда в жизни Северус не надеялся на чужую помощь – чего не мог сделать он, обычно не могли и другие, но сегодня, сейчас, он готов был стать должником одного из Блэков, только бы его дочка осталась жива.
***
– Папа? – машинально окликнула Гермиона, хотя было очевидно, что это бесполезно.
Ее голос разнесся неприятным эхом под пустыми сводами замка Принц. Вместо страха накатило чувство невыносимого одиночества. Гермиона ощутила себя брошенной, чуть ли не преданной, словно над ней жестоко подшутили, и все удивительным образом спрятались и теперь смеются над ней. Она прошлась по залу. Откуда-то сверху лился призрачный приглушенный свет, и в углах зала залегли бесформенные тени, похожие на большие лапы неведомых чудищ с растопыренными пальцами. Эхо вторило ее шагам.
Внезапно большая люстра, украшенная множеством подвесок, с сотнями свечей сорвалась и полетела вниз, рухнув прямо в центре зала, но абсолютно бесшумно. Гермиона отстраненно наблюдала, как в полной тишине разбиваются вдребезги хрустальные подвески, осколки брызгают во все стороны, подкатываются к самым ее ногам. И все это – без единого звука, будто она стоит за толстенным стеклом. К глазам подступили слезы. Ну вот, опять! Очередное издевательство, и, как и раньше, она один на один с непобедимым противником. Гермиона всхлипнула, мгновенно разозлилась на собственную слабость, и запустила руку в складки платья, где находился потайной карман с волшебной палочкой. Находился, а теперь его там не было. Как и волшебной палочки.
– Нет! – жалобно пискнула Гермиона и без сил опустилась на ступеньку лестницы. Как она устала от всего этого! Она уткнулась локтями в колени и спрятала лицо в ладонях. Что ей теперь делать? Где она? Она крепко сжала пальцами лоб, ненавидя свою извечную беспомощность. Прав был Розье, из нее никогда не получится ни Снейп, ни Морроу. Она такая – Гермиона крепко стиснула зубы, – жалкая!
Эта мысль придала ей решимости, она утерла слезы, мысленно запретив себе плакать, и поднялась на ноги. И чуть было не упала обратно, в испуге отступив: перед ней стоял огромный черный пес, очень похожий на Бродягу, но, кажется, еще крупнее. Его глаза тлели, словно две головешки в костре, шерсть стояла торчком и больше всего походила на жесткую проволоку. Пес шагнул к ней и глухо, страшно зарычал.
Гермиона сглотнула. Все мысли выветрились из головы, она стояла и с ужасом смотрела на огромного зверя, убежать от которого не было ни единой возможности. Она машинально выставила перед собой руку и подумала, что это, должно быть, Гримм. Но что это меняло? Не могла же она объяснить, что близко знакома с теми, кого он взялся опекать, и они расстроятся, если он ее убьет.
– Гримм? – все же попытала счастья она.
К ее изумлению, пес перестал рычать и принюхался. Гермионе стоило огромного усилия не отдернуть руку, когда он подступил ближе, шевеля черным влажным носом в нескольких дюймах от ее ладони. Пальцы мелко дрожали от напряжения. Пес тряхнул головой, чихнул и, отвернувшись, шумно втянул воздух, подняв переднюю лапу, словно охотничий. Мгновением позже он растаял, будто его и не было.
Гермиона облегченно выдохнула, но тут же спохватилась. Она видела пса Гримма! Что же это получается? Она в его мире?
«Неужели я умерла?» – изумленно подумала она.
***
Силы Темного Лорда были до предела напряжены. Удерживать осколок своей души на грани между мирами, и не выпустить его было сложно даже для него. Однако необходимо. Набросок этого плана у него появился еще в тот день, когда он обнаружил, что в крестраж можно превратить живое существо. Вот только для того, чтобы сделать таковым человека, тот должен добровольно отдать свою оболочку. А лучшего вместилища для крестража, чем эта девчонка, не найти: рано или поздно они с Поттером пересекутся.
Поэтому он не мог упустить удачный случай – ночь Самайн давала Темному Лорду возможность обойти условие создания крестража. Владеть человеческим телом будет та душа, которая вернется из Сида. И это будет не девчонка.