Ultraviolence

Поверь мне

  Двенадцать часов пролетают для Юнги незаметно, омега слишком погружен в свои мысли, чтобы следить за временем. Мин сто раз благодарит судьбу, что загруженный делами в порту Чонгук в квартире не появляется. В офис альфа забегает мимолетом и, зажав Юнги на пару секунд, где только успеет поймать, долго целует и сразу срывается на очередную встречу. Будь Чонгук рядом — сразу бы заметил состояние омеги. Юнги тенью слоняется по квартире, ему ребенка будто было мало, а теперь он вздрагивает от каждого шага или звонка, будучи уверенным, что то, что произошло в кальянной, всплыло. Через два часа начинается грандиозная вечеринка в честь дня рождения Чонгука, которую организовал Чимин. Последний врывается к Мину за час и, увидев сидящего на постели и абсолютно не готового к вечеринке омегу, срывается на крик:

— Ты с ума сошел? Я потратил на сборы шесть часов, а ты все еще сидишь в пижамных штанах! — Чимин и вправду выглядит потрясающе в бледно-голубых обтягивающих брюках и черной кружевной блузке. Иссиня черные волосы омеги аккуратно уложены, а макияж выгодно подчеркивает глаза и губы.

— Я плохо себя чувствую, — врет и не врет Юнги. Кажется, его плохое самочувствие длится уже несколько месяцев, и конца этому не будет. Юнги не хочет никаких вечеринок, особенно учитывая, что завтра его ждут белые стены ненавистной больницы. — Пожалуйста, празднуйте без меня.

— Ты совсем охренел? — сверкает глазами Чимин и подходит к парню. — Это день рождения твоего альфы, а твой альфа — не какой-то проходимец, а Чон Чонгук, тот самый, который, не обнаружив тебя в ресторане, прикажет тебя туда приволочь. Так что кончай ломаться, вставай, иди в душ, а я пороюсь в гардеробной, подберу тебе что-нибудь.

Юнги знает, что Чимин прав, поэтому больше не спорит, нехотя сползает с постели и скрывается в ванной. Мин просто подводит глаза и, надев на себя выбранную Чимином из его гардероба полупрозрачную белую блузку и темно-серые брюки, следует на выход.

День рождения Чонгук празднует в ресторан-клубе Sky, находящемся на последнем этаже одного из многочисленных небоскребов столицы. Юнги Чонгуку не звонил и не писал, никак о себе не напоминал, но сейчас, стоит ему пересечь порог клуба, он знает, что они встретятся. Мин уверен — он его взгляда не выдержит, осыпется на пол крошкой — ибо слишком тяжелый груз вины, слишком много недоговорок и тайн. Юнги сам себе поражается, что как он вот так спокойно носит это всё в себе, как до сих пор его не разорвало. Чимин пропадает сразу же, как только они входят в зал. Огромное помещение с окнами на всю стену кишит хорошо одетыми и роскошно выглядящими альфами и омегами, все сливки общества приехали поздравить главу второго Дома. Мину некомфортно, он не привык к такому сборищу народа, чувствует себя не в своей тарелке, ходит между столиками и отчаянно пытается зацепить взглядом хоть кого-то знакомого. Юнги будто никто не замечает: в принципе, среди стольких людей и при таком освещении — это нормально. Он продолжает слоняться тенью по залу, пока кто-то не тянет его за локоть.

— Пошли за мной, — говорит Риз и идет в сторону боковой двери. Юнги молча следует за альфой, который скрывается за большой стеклянной дверью. Парни проходят в небольшую комнату, которая по виду напоминает сигарный клуб. Чонгук с бокалом в руке стоит рядом с незнакомым Юнги альфой и о чем-то беседует. Стоит Чону заметить Мина, как он, похлопав собеседника по плечу, идет к омеге. Чонгук одет в сидящий на нем как влитой черный костюм и белоснежную рубашку, расстёгнутую на груди на пару пуговиц. Юнги с трудом успокаивает свое успевшее соскучиться по альфе нутро и натягивается сразу же, стоит Чону остановиться напротив.

— С днем рождения, — Юнги даже удается улыбнуться.

— Мой день рождения наступит в тот день, когда я добьюсь всего того, что запланировал, но спасибо, — усмехается Чонгук. — Что с тобой? Ты неважно выглядишь.

Будто Юнги и так не знает, что выглядит паршиво. Он даже консилер под глаза не нанес, всё осточертело настолько, что уже плевать, но от слов Чонгука немного обидно. Желание понравиться именно этому альфе даже Юнги ставит в тупик.

На самом деле Юнги прекрасно выглядит, как только он вошел в эту дверь, Чонгук перестал видеть кого-либо еще. Но на лице омеги отпечаток огромной усталости, словно он не спит несколько ночей и будто его что-то грызет.

— Ничего, — оживает Мин. — Всё хорошо.

Не хватало ещё чтобы Чонгук стал что-то подозревать, особенно учитывая, что завтра Юнги идет на аборт.

— Я скучал, — альфа притягивает омегу к себе и зарывается носом в его волосы. Не целует, не лапает, просто крепко прижимает к груди и, прикрыв глаза, поглаживает по спине. Юнги от такой странной ласки на ногах еле стоит. Не может унять дрожащие колени и предательские слезы наполнившие глаза, зарывается лицом в грудь альфы, цепляется пальцами за лацканы пиджака и замирает. Хочет, чтобы время остановилось, чтобы все замерло. Для Юнги все люди, шум, запахи — всё исчезает, на этом островке покоя остаются только двое. Будто это не тот альфа, который его мучил, будто не Юнги надо идти на аборт, будто это не его последние недели сжирает темнота. Всё как будто закончилось, отступило, стоило этим рукам обнять и прижать к себе. Наступил полный покой и умиротворение. Мин чуть ли не всхлипывает, с трудом удерживает разрывающие грудь эмоции и сильнее жмется.

— Ах, вы здесь, — голос Чимина насильно отрывает Юнги от прекрасного сна. Чонгук отпускает омегу и о чем-то разговаривает с братом. Юнги стоит рядом, но не слышит ничего, не реагирует на все внешние звуки, он все еще там, в руках Чонгука.

Чимин отходит, а Чонгук взяв омегу за руку, ведет его к дивану. По пути альфа грубо отшивает подошедших к нему работников, обещает Ризу выйти в зал минут через десять и садится на диванчик, утягивая за собой Мина. Усаживает омегу на колени и долго целует. Не голодным, жадным, сминающим поцелуем, а нежным и лёгким, и Юнги от этих поцелуев млеет.

Мин сам не хочет отпускать, он вообще хочет, чтобы Чонгук забил на вечеринку и увез его на квартиру, хочет лежать в его объятиях и упиваться его запахом. Юнги валит всё на разбушевавшиеся гормоны из-за беременности и продолжает горячо отвечать на поцелуи. Чонгук водит губами по шее, засасывает кожу под ухом, легонько кусает ключицы и снова возвращается к губам.

Чонгук дико скучал. Все эти дни альфа решал вопросы с поставками, проводил подготовку к нападению на Джунсу, пару раз появлялся в Совете, почти не спал, но каждую секунду, несмотря на все эти завалы, думал о Юнги. О его мягких губах, о лисьем прищуре, о том, как омега хмурится, когда ему что-то не нравится, Чонгук наизусть знает все морщинки на его лбу появляющиеся в тот момент, вкус его кожи, запах, его податливое тело, тонкие длинные пальцы. Боготворит каждый участок кожи, каждый сантиметр, отдельно поклоняется детской улыбке и грудному голосу. Чонгук безумно соскучился по всему этому и пытается восполнить отсутствие Мина в своей жизни такими хаотичными ласками. Он омегой одержим. Чонгук не хочет отпускать ни на секунду. Он обожает своего лисёнка, и пусть от этих эмоций и чувств накрывает похлеще цунами.

Надо идти к гостям — Чонгук поздоровается и снова утащит лису куда-нибудь, где можно будет целовать и не насыщаться. Альфа ведет Мина за собой, но Юнги отпускает руку у окон и остаётся любоваться ночным городом под ногами, пока Чонгук общается с гостями. Чимин постарался. Вечеринка отличная, фуршетные столы валятся от обилия изысканных закусок, а дорогой алкоголь льется рекой. Сам Чимин порхает между гостями, весело щебечет со знакомыми и с честью справляется с ролью хозяина вечеринки. Вот только Юнги прекрасно замечает бросаемые омегой совсем не невинные взгляды на Риза, видит, как альфа не реагирует или старается не реагировать. Юнги не понимает Чимина — он знает, что любовь, если это конечно любовь, не подконтрольна, но все равно Юнги сложно понять, чем руководствуется Чимин, зная отношение брата ко всему этому.

Юнги тянется к принесенному ему стакану апельсинового фреша, когда видит, как Риз уводит Чонгука в угол комнаты и что-то озабоченно ему говорит. Чонгук легонько кивает в ответ, а потом Риз передает ему небольшую коробочку, кажется подарок, потому что коробочка украшена красным бантиком.

— В письме написано лично в руки вам, поэтому я не вскрывал подарок. Я бы не обратил на коробочку внимание, если бы не приписка — Мин Юнги. Пришло в офис, сегодня днем через курьерскую службу, — Риз смотрит на Мина в противоположной стороне комнаты и Юнги понимает, что что бы ни обсуждали альфы — это касается именно его. Омега съёживается от последующего взгляда Чонгука и залпом выпивает свой сок.

Чон с коробочкой в руках скрывается в сигарном клубе, Риз следует за ним. Минут через десять Юнги вызывают туда же. Провожаемый озабоченным взглядом Чимина, омега следует за охраной своего альфы.

Коробочка разорвана и на столе, Чонгук уже без пиджака, стоит прислонившись к окну с руками в карманах и смотрит так, что Юнги теряется. Путается в этой вмиг размывшейся реальности, кожей чувствует, что в ней лучше раствориться, лучше закончить всё до... потому что на дне черных зрачков Чонгука четко отражается то самое «после». И даже воздух в комнате тяжелеет, пропитывается запахом страха, он забивается мерзкой слизью в легкие, и Юнги его не выплюнуть. Чонгук смотрит так, что омега прикрывать раны не успевает — одним взглядом вспарывает кожу, сдирает с него живьем, и Юнги пока не знает, как и где, но он однозначно проебался. Остались секунды, и наступит конец.

— Я получил самый главный подарок на свой день рождения, — Чонгук кивает на столик. — Мне он не понравился.

У Юнги дежавю. Он прекрасно узнает этот тон, и ничего хорошего он не сулит. От мороза в его голосе Мин коченеет, путается в собственных ногах, но подходит к столику. Он видит разбросанные по нему фотографии и сразу же прикрывает глаза. Лучше бы не видел, но уже поздно. Юнги на коленях перед каким-то альфой, которого видит впервые на фото, Юнги в кофейне с Техеном, фото сделано через улицу, но кто на нем — ясно, как день.

— Чонгук... — тишина разрушает, впившиеся в него глаза альфы добивают. — Я... мне что-то подсыпали.

— Банально, но я готов выслушать, — альфа отталкивается от окна и подходит к застывшему у столика омеге. — Расскажи мне, почему мой омега отсасывает другому альфе, и почему мой омега встречается за моей спиной с моим врагом.

— Я ждал там Чимина, — Юнги трудно говорить, он с трудом подбирает слова, не знает с чего начать. — А потом мне принесли мохито, больше я ничего не помню. Клянусь, я не знаю этого альфу.

— Меня не было пару дней, и что? Блядская кровь разыгралась? Решил на стороне себе ёбыря найти? — лучше бы у Юнги лопнули барабанные перепонки — слышать это невозможно. Он не выдерживает, не справляется.

— Чонгук, я бы никогда...

— То, что ты блядь, я уже понял, но Техен? Что, блять, ты делал с Техеном?

— Мы случайно столкнулись, мы говорили о Хосоке — это его омега. Позвони ему, спроси, умоляю.

— Ты ничего не попутал, малыш, не забыл с кем разговариваешь? — голосом альфы лёд бы крошить, хотя зачем. Чонгук сейчас этим голосом с Юнги плоть срывает — кусочек за кусочком — без анестезии.

Мин открывает и закрывает рот, отчаянно ловит воздух, не может сказать ни слова, да и стоит ли... Чонгук не верит.

— Чонгук, — Мин вздрагивает от голоса, влетевшего в комнату Чимина. — Там гости спрашивают... Что происходит? — омега подходит к столику и тянется к фотке с Техеном.

— Чимин, пожалуйста, расскажи ему, что было тогда в кальянной. Он не верит мне, — молит его Мин.

— Техен? — Чимин ошарашенно смотрит на фото и не реагирует, на дергающего его за руку Юнги. — С моим бывшим? Серьёзно? — омега зло отталкивает Мина и идет на выход.

— Пойдем, прокатимся, — Чонгук обходит Мина и тоже идет на выход.

— Пожалуйста, — Юнги с места не двигается. — Поверь мне.

Юнги летит в пропасть вниз головой, не за что ухватиться, зацепиться, он уже слышит звенящий в ушах ветер, видит поглощающую темноту, в которую несётся со скоростью двести восемьдесят километров в час, но не видит дна. Построить бы вокруг себя стены со звукоизоляцией и запереться. Спрятаться бы, никому ничего не объяснять, не убеждать, просто исчезнуть, но не в этой жизни: Чонгук кивает своим альфам и, Мин заметив, что они идут к нему, сам следует на выход.

Чонгук не понимает, что именно он чувствует. Он привык к ярости и узнает эту подкатывающую к горлу желчь за секунду, но сейчас он чувствует не только ярость. Он чувствует горечь от потери. Потому что Чонгук потерял то, чем никогда и не обладал. Чонгук думал, что приручил, что сделал своим, поставил клеймо, присвоил, но Юнги как песок в Сахаре: он просачивается сквозь пальцы и утекает. Пусть глаза и уши альфы им забиты, пусть он сидит в легких, наполнил их до отказа, но его все равно не удержать, не привязать. Юнги сделал выбор, осознанно пошел на предательство и измену. Лису не надо заново знакомить с Чонгуком, не нужно предупреждать о нём, предостерегать — он и так все знает, он многое видел своими глазами, прочувствовал на своей коже, но все равно перешел эту черту, все равно сделал шаг. Осознавая. И это выбешивает на раз. Срывает все тормоза, все триггеры, взрывает заходящееся в бешенном ритме сердце и заставляет время остановиться. Для Чонгука. Всё замирает, зависает на этом небольшом временном отрезке, где Чон прижав к себе омегу, говорил, что скучал, может быть сказал бы еще что-то, но хвала высшим силам, что удержался, что разум не окончательно потонул в этих лисьих глазах. Чонгук ставил эксперименты, разрывал свою голову копошащимися там мыслями о хрупком пареньке поселившемся в нем, проверял себя, втирал его под кожу дозами, сам не верил в то, что он чувствует к омеге, в то, что это большее, чем секс. Ему сложно объяснить свои чувства, еще сложнее их признать, но они есть и дальше глупо отрицать. А тут судьба сама решила распорядиться, она вовремя остановила Чонгука, показала ему, насколько даже он может быть ослеплен. Чонгук боялся иметь слабости, и теперь он больше их иметь не будет. Лимит исчерпан. Юнги — лживый, двуличный омега, которому оказалось всего мало, а Чонгук знает, как с такими поступать. Он похоронит сегодня все свои чувства к лисе вместе с ним же в одном гробу.