Я провела с семьей уже порядка шести часов. Сначала это была машина, потом самолет. Сказать, что я устала от них — это не сказать ничего. При взгляде на свою семейку, вечно одетую с иголочки и соблюдающую абсолютно все правила и традиции, принятые в кругах аристократов, у меня в голове сразу же всплывает только одно слово — педантичные. Британцы до мозга костей, которые быстрее попрощаются с жизнью, чем пропустят чай в пять часов. Всей душой и сердцем ненавижу пять вечера.
Все время они строят иллюзии. Иллюзия счастливой семьи, иллюзия взаимопонимания, иллюзия любви. Но самое страшное — это иллюзия свободы. Они говорят о том, что мы можем сами решать свою судьбу, сами выбирать свой путь, но в итоге именно они управляют всеми вокруг. Микаэла, перестань вести себя вульгарно. Микаэла, не пропускай уроки бальных танцев. Микаэла, яркий цвет волос не красит юную девушку. Микаэла то, Микаэла это. Еще немного, и меня начнет тошнить от собственного имени.
Эта долгая и чрезмерно утомительная дорога не стала скупа на родительские нравоучения. Пусть и личный самолет был комфортабельным, и аэропорт в Санта-Мария-да-Фейра приветлив, как и в прошлые годы, но моя семья просто хронически не может быть всем довольна. Обязательно найдется хоть что-то, что доведет их до хищного блеска в глазах и пренебрежительного тона в сторону работников. Все началось с очередного приступа ипохондрии у матери. Она начала жаловаться на головные боли, тем самым пытаясь выбить себе хотя бы капельку нашего внимания. Ее маниакальное желание казаться слабой, беспомощной и постоянно больной женщиной уже очень давно начало меня раздражать. Сейчас же стараюсь на это не обращать внимания, чтобы лишний раз не трепать себе нервы.
— Вы должны быть более внимательны ко мне, — даже музыка в наушниках не заглушает обиженного голоса матери. Она сидит рядом, и я могу прекрасно видеть ее недовольное и искаженное наигранной обидой лицо. Закатываю глаза, спрятанные за плотными солнцезащитными очками. Это продолжается на протяжение последних лет пяти-шести.
Трое детей семьи Айрес выросли в достаточной мере, и мать решила, что настало наше время ухаживать за ней. Сначала вся ответственность лежала исключительно на плечах нашего старшего брата, и это, к слову, не мешало ему жить. По крайней мере, раньше. Сейчас этот двадцатилетний напыщенный маменькин сынок озабочен лишь поисками очередной подружки. Сочувствую его истинной. Она там, наверное, уже поседела от похождений моего братца. Делаю музыку громче, чтобы не слушать сочувствующий голос младшей сестры.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
В плену у внутренней пустоты
Kurt Adam- Жизнь жестока, Микаэла. А ты, - грубые пальцы смыкаются на моей шее, - всегда принадлежала, принадлежишь и будешь принадлежать мне! - все мои самые жуткие кошмары вылезли из омерзительно пыльных и поросших паутиной уголков старого фамильного шкафа...