evil prevails

практика

— Он хотел, чтобы я его остановил.

Повисает тишина. Кажется, даже перестрелка прекращается в эту минуту. По воздуху плывет облако дыма, запах пороха оседает на стенках легких, утяжеляя дыхание. Намджун медленно опускает автомат, смотря подбитому Чимину в глаза. Полковника скашивает. Он падает на землю, выронив из рук винтовку. Во взгляде мельком благодарность, беззвучное «спасибо», застывшее на приоткрытых сухих губах. Намджун его все-таки понял.

Джин тихо всхлипывает и закрывает нижнюю часть лица дрожащими ладонями. Намджун опустился на корточки, игнорируя пылающую огнем боль в бедре и накрыв губы указательным пальцем. По плечу Чимина начинает растекаться темное пятно, но в глазах ни единого признака боли. Он бы запросто сейчас встал и сделал то, за чем его послали. Исполнить долг, но не свой. Он бы спустил курок, совершив два выстрела. Главный враг змей так близко, и дотянуться до него — раз плюнуть. Возможно, война прекратится, а власть попадет в руки змей. Но разве станет лучше?

Чимин бережно хранит остатки своего здравомыслия, пытаясь смотреть вокруг трезвым, не помутненным таблетками взглядом. Перед ним — родные люди. Не мишени.

Чимин думает о том, что лучше бы Намджун сделал все так, как он его просил. В крайнем случае, выпустил пару пуль по ногам, чтобы пресечь всякие попытки идти следом. На Чимина краем глаза смотрят сражающиеся змеи. Он знает, что это отчасти проверка, тест на верность. Чимин готов его провалить. У него есть только два пути: либо уйти окончательно, либо вернуться к Тэхену, продолжить неумолимую борьбу с собой и врагами, рыскающими вокруг. Намджун первого лишил, выстрелив чуть выше указанного места. Но Пак не злится, он просто устал и осознал свою усталость лишь с приходом частичной ясности. И ее бы не было, если бы Чимин сразу же не сунул себе два пальца в рот незадолго до начала задания. Что-то успело вылезти наружу. Он спас свой рассудок временно. Спас важных сердцу людей.

— Мы должны уходить, забрать его нам не позволят, — Намджун буквально отрывает свой взгляд от лежащего на земле в нескольких метрах от блоков Чимина и смотрит на находящегося на грани паники Джина. — Он сам не позволит.

Намджун встает, прошипев от вспыхнувшей с новой силой боли и поднимая автомат. Свободная рука вновь берет ладонь Джина, крепко сжав, обещая не отпускать. Позади слышна постепенно утихающая перестрелка. Чем дольше они находятся на территории базы, тем больше риска. И в этот раз змеи одержали верх, но не сумели уничтожить свою главную цель.

Генерал с доктором незаметно выскальзывают за ворота, покинув территорию базы. Намджун заметно прихрамывает, крепко сжав зубы и не позволяя ни единому болезненному стону вырваться наружу, зато Джин все прекрасно видит. Немного отойдя от шока, он вырывает свою ладонь из генеральской хватки и замедляется. Отошли они от базы не так уж и далеко.

— Ты что делаешь? — сердито спрашивает Намджун, резко обернувшись к омеге.

— Ранение нужно срочно обработать, генерал, — говорит Джин, шмыгнув носом и стараясь звучать как можно четче. Сейчас бы пощечину себе залепить, в чувства привести. Но это вместо него делает взгляд намджуновых глаз. — Пока подмога будет ехать, вы потеряете много крови.

— Идем, — альфа бесцеремонно хватает доктора за локоть и волочет за собой, сам едва плетясь. Кровь уже пропитала всю штанину камуфляжных карго, расплываясь липким темным пятном. — Надо укрыться где-нибудь для начала. Они знают, что мы где-то здесь, знают, что Чимин меня ранил. Будут искать. Не останавливайся.

Джин не спорит. Им в первую очередь нужно спрятаться и дождаться подмоги.

Они бредут между руинами, как последние выжившие во время апокалипсиса. На верхушках разрушенных зданий восседают вороны, молчаливо бдя подобно стражникам этого мертвого города. Джин чувствует, как Намджун напрягается, то ли нервно, то ли сосредоточенно оглядывая местность и инстинктивно сжимая ладонь омеги чуть сильнее. Кажется, еще немного, и хрупкие кости пальцев точно сломаются, но Джин ничего не говорит. Генералу сейчас куда хуже с его простреленным бедром, а доктор потерпит, если это хоть как-то поможет уменьшить его боль.

Намджун словно что-то выискивает. Прищуривается, поджимает пухлые губы и смотрит соколом, оглядываясь на каждый едва слышный шорох по углам. Крысы, наверное. Джин собственным телом ощущает, как от каждого такого шороха ладонь альфы слегка дергается в сторону источника, норовит потянуть за собой. Генерал как будто хочет к нему подорваться, разузнать, что-то увидеть. Найти. Но он сдерживается и хромает дальше, заставляет себя отвернуться.

Джина мертвый город больше не пугает. Гораздо страшнее было на базе среди тел и врагов, среди свистящих над головой пуль. Перед глазами застыл образ полковника, отчего где-то внутри болезненно колет самую душу. От светлого человека осталась только тень. Его тело сохранили, а разум вживили совершенно чужой. Сломленный человек, которому нечего терять. Он готов был умереть от руки своего же друга. Джин представить не может, что там делается с людьми, раз даже такие сильные духом, как Чимин, не выдерживают. Он стал марионеткой, управляемой самим Мираи. Безвольный, но нашедший в себе силы противостоять хоть как-то. Чимин хотел с этим покончить и обрести покой, вероятно, уверенный, что из этой бездны выбраться больше не сумеет.

Они отошли от базы достаточно далеко. Проблуждав по пустынным улицам, спустя двадцать минут оказались в каком-то относительно целом, но в то же время не привлекающем внимание домике. Его от лишних глаз скрывают рухнувшие бетонные стены соседних домов. Внутри воняет сыростью и немного гнилью. Взбухший от влаги ламинат мягкий и местами покрывшийся плесенью. Намджун ступает первым, осторожно проверяя доски на прочность носком ботинка. Не хватало еще провалиться куда-нибудь и сломать пару лишних косточек. Внизу чувствуется твердость, — под ламинатом, скорее всего, бетонный пол. Намджун уверенно входит в дом, но бдительность все еще на первом месте. В таких местах опасностью могут оказаться одичавшие и заблудшие животные. Но в доме абсолютная тишина, которую никто не нарушал уже долгие годы.

— Осядем на втором этаже, оттуда сможем следить за местностью, — говорит Намджун и идет к лестницам, ни на секунду не выпуская джиновой руки из своей. И вроде бы явной опасности нет, можно бы и разорвать контакт, но генерал держит так крепко, словно боится потерять и перестать чувствовать тепло рядом с собой.

На втором этаже дома обстановка такая же, только полы более целые. Поваленная мебель почти вся поломанная. Единственное, что цело — пара стульев. Один из них Намджун прихватывает на ходу свободной рукой, идя вдоль небольшого коридора к дальней комнате. Висящий на плече автомат лениво покачивается, мягко ударяясь о бок альфы.

Как только они входят в комнату, оказавшуюся детской, Намджун ставит стул возле небольшой кровати и, выпустив, наконец, влажную ладонь омеги, подходит к шкафу у стены, обхватив его по бокам и подтянув к двери, чтобы перекрыть вход. Он оказывается не таким уж и тяжелым. Пока Джин медлит, стаскивая с плеч лямки рюкзака, генерал успевает оценить вид из окна и возможный вариант побега в случае чего. Внизу, прямо под окном лежит бетонная стена, по которой можно будет легко соскользнуть на задний двор. Нахмурившись, генерал задергивает шторку в крупный синий цветочек и разворачивается к доктору.

— Теперь-то я могу оказать вам помощь, генерал? — хмыкает Джин, уже разложив на принесенном Намджуном стуле все необходимое. Альфа коротко кивает и подходит, садясь на детскую кроватку и вытягивая ноги. Джин садится рядом и без промедления приступает к работе.

— Он был без бронежилета, — хрипло говорит Намджун, внимательно наблюдая, как Джин маленькими ножницами разрезает ткань карго вокруг огнестрела. Мыслями он еще там, на базе, и смотрит в глаза лучшего друга, молящего о смерти. Что с ним будет теперь? Намджун злится на себя, потому что не вытащил его, не попытался, но риски были слишком велики. Его успокаивает только Джин, на котором ни царапинки. Долг перед самим собой он исполнил.

— Хотел умереть... — тихо отвечает Джин, прикусив губу и беря бутылек со спиртом. Намджун сжимает губы и поднимает глаза к потолку, усыпанному множеством трещин. Кажется, скоро обвалится. — Что же с ним там сделали, — омега вздыхает и обтирает кожу вокруг ранения.

— Мираи знал, что мы туда отправимся, и послал отряд, чтобы со мной разобраться, — хмыкает Намджун, перебирая в пальцах гильзу. — Это был серьезный ход со стороны змей. И чертовски глупый, — альфа сухо усмехается, мотнув головой. — Нужно как можно скорее вернуться и провести совещание.

— Нужно сначала пулю достать, генерал, — Джин поднимает взгляд на Намджуна и вскидывает бровь.

— Мне не впервой. Делай, что нужно, — кивает генерал, уперев руки в постель и чуть откинувшись назад, чтобы расслабить тело.

Джин дезинфицирует пинцет и сглатывает, мысленно ругая себя и заставляя держаться. От всего случившегося успокоиться выходит с трудом, а руки мелко трясутся, что может помешать и доставить альфе лишнюю боль. Взгляд омеги случайно падает на правую руку Намджуна, на которой чуть задрался рукав камуфляжной куртки. На внутренней стороне предплечья альфы Джин замечает какую-то надпись, видную лишь на конце. Татуировка. Любопытство захлестывает омегу разом. Он на секунду даже подвисает, пытаясь разглядеть татуировку и прочесть, но тщетно. Джину удается понять только то, что на руке генерала выбито чье-то имя, но кому оно принадлежит, омега ни за что не осмелится спросить, поэтому приступает к извлечению пули, беря себя в руки и стараясь ни на что не отвлекаться.

Это случается довольно быстро, а Намджун и звука не издает, плотно сжав челюсти. К такой боли ему не привыкать. Шрамов от огнестрела на крепком высоком теле предостаточно. После каждого Ким получал медаль, но сейчас... его награда после случившегося — жизнь Джина. Медали и ордена давно потеряли для генерала ценность. Куда важнее спасти жизни. И каждая спасенная намного дороже этого хлама, который гордо любят развешивать на себе военные. Но так принято, так происходит уже сотни лет, и с этим Намджуну не поспорить. Все-таки каждая награда дана за какой-то великий подвиг.

Где-то невдалеке снова слышится шорох, заставляющий альфу напрячься. Он оглядывается, смотря в окно с настороженностью, так и застывает, какое-то время вслушиваясь и выжидая, пока рука тянется к лежащему рядом автомату. Джин уже принялся латать ранение, а окровавленная пуля лежит на стуле, поблескивая в сером естественном свете.

— Ненавижу эти места, — негромко говорит Намджун, чуть расслабляясь и поворачивая голову обратно к Джину. Ложная тревога. Рыскающие по округе животные, вероятно, учуяв человеческое присутствие, очнулись.

— Почему? — спрашивает Джин, коротко подняв взгляд на альфу и продолжая его зашивать. Ответа на случайно вырвавшийся вопрос он и не ждет, но Намджун, к удивлению, отвечает после долгой минуты молчания.

— Когда я был еще мальчишкой лет десяти или одиннадцати, точно уже не помню, — генерал задумчиво хмурится, следя за умелыми движениями пальцев Джина, — мне с семьей приходилось в таких местах скрываться. В то время бомбежки были очень частым явлением. Самое большое количество жертв за все время войны, обозленные змеи и армия, готовая рвать. Ни одна из сторон ни перед чем не останавливалась. Поселение за поселением превращались в прах, как это место, — Намджун обвел взглядом комнату и вернулся к Джину.

То, что, кажется, никогда не было озвученным, легко срывается с губ, частично освобождая альфу от внутреннего груза. Он прошлым ни с кем не делился, но теперь смолчать не может. Джину хочется открыться. Альфа продолжает:

— Родители и мы с младшим братом, который даже ходить и говорить не умел, были в вечном побеге из одного мнимо безопасного места в другое. Приходилось жить там, где война уже оставила свой след. Люди редко совались в мертвые городки, поэтому моей семье было спокойнее. Но потом... мы с братом остались одни, — голос Намджуна похолодел, покрылся коркой льда, за которой скрыл истинные чувства, не готовый еще до конца делиться ими.

Намджун замолкает, Джин не напирает, не задает вопросов, прекрасно понимая, что генерал эту тему пожелал закрыть. Кончик языка обжигает взволновавший вопрос «где сейчас брат?», но омега прикусывает губу, не позволяя себе сглупить. Лезть в душу он не станет. Повисает молчание, но не давящее. Оно обоим, как отдых, передышка. Джин почти заканчивает обрабатывать ранение, а Намджун не может оторвать взгляд от сосредоточенного на работе личика. Пухлые губы омеги все время перетягивают внимание на себя, обезоруживают и гипнотизируют.

Альфа прихватывает пальцами подбородок Джина и поднимает голову, заставляя взглянуть на себя. Доктор слегка вздрагивает и замирает, слегка потерянным взглядом уставившись на Намджуна.

— Генерал, вы... — мямлит омега, неловко тыча пальцем на ранение альфы. Хочет сказать, что еще не закончил, но так и пропадает, не в силах вырваться из цепкого генеральского взгляда.

— Доктор Ким, вам следует перестать обращаться ко мне на «вы», — низким голосом говорит генерал, огладив нежную кожу омеги под нижней губой большим пальцем. Джин смущенно опускает взгляд вниз, вспыхивая до самых кончиков ушей, как спелый помидор. Предательское тело. — Куда нам теперь эти формальности.

— Д-да, как скажет... — бормочет Джин и не успевает договорить, как оказывается затянут в поцелуй.

Намджун аккуратно берет лицо омеги в ладони и медленно целует, сначала мягко сминая теплые губы своими, пробуя языком. Их виноградный привкус пьянит, подобно лучшему вину, не просто оттесняет боль на второй план, а полностью рассеивает. Джин закрывает глаза и приоткрывает губы, чтобы глотнуть воздуха, и сразу же оказывается атакованным языком альфы. У омеги волны мурашек по телу, сладкая дрожь на кончиках пальцев и не исчезающий жар на щеках.

Намджун целует осторожно, шаг за шагом прокладывая себе дорогу. Джин позволяет, аккуратно, но не совсем уверенно отвечает в ответ, стараясь поспеть за альфой и не казаться камнем. Длинные реснички трепещут, как лепестки розы, и щекочут намджуновы скулы. Джин теряет связь с реальностью, находясь в отдельном пространстве, состоящем только лишь из одного Намджуна, что одними поцелуями сводит с ума, не напирая слишком сильно, но все-таки достаточно настойчиво. Рука ложится на плечо альфы, слегка сжимая, иначе без хоть какой-нибудь опоры Джин провалится и утонет с концами. Если не уже.

Выныривают они вместе, разделяя воздух на двоих и утыкаясь друг другу в лоб. Намджун гладит омегу по затылку, не открывая глаз, не желая возвращаться в ненавистное место, где они вдвоем застряли. Джин, кажется, чувствует то же самое. Он цепляется пальцами за ткань военной куртки и совсем чуть-чуть тянет на себя, инстинктивно желая быть ближе. Но сам же и останавливается, вдруг оторвавшись, лишив себя всяких прикосновений.

— Забуду еще иглу в тебе, — слабо улыбается Джин, опуская взгляд и продолжая штопать подбитого генерала. Намджун хмыкает, не настаивает. С таким, как этот омега, нужно трепетно, с особой осторожностью. Дальше он дозволяет себе лишь наблюдать за нежным цветком, как делал обычно до этого времени. Одно хорошо: теперь Намджун знает вкус губ, что так долго его манили, и это уже что-то.

Спустя час напряженного ожидания на иголках приезжает долгожданная подмога в составе сорока военных, вот только нужды в таком количестве бойцов больше не возникает. Но Намджун рисковать и глупить больше не собирается. Одна большая ошибка уже была допущена, и второй такой генерал не сделает.

Возвращаясь, альфа снова погружается в раздумья, мельком поглядывая на прикорнувшего омегу, чья голова опустилась на генеральское плечо. Каким-то неведомым образом милый доктор тушит пожары внутри альфы и провоцирует новые, свои собственные, оставляя Намджуна разбираться с ними самостоятельно. И даже сейчас, когда он посапывает рядом, Намджун не может полноценно унестись в размышления о чем-то другом. О том, что, кажется, важно на национальном уровне и касается всей страны.

Но об одном генерал может сказать с уверенностью: их вечная, всеуничтожающая война перешла на новый этап.