evil prevails

потухший огонек

По гостиной растекается тихая музыка. Успокаивающий мелодичный голос на пару с бутылкой наполовину допитого виски вливает в душу спокойствие, дарит долгожданный покой и расслабляет натянутые в тугую струнку нервы. На краю сознания мелькают мысли о чем-то незначительном, легком, как летний ветерок. А голова кругом идет, завертелась в вихре, пропала в алкогольном тумане. Там бродить приятно, в отдалении от болезненных воспоминаний, совсем еще свежих, спрятавшихся по углам подобно крысам. Новые тропы с новыми ощущениями, новые пути удовольствия и забытья. Густой туман, заволокший большие карие глаза, скрывает худшее, прячет уродство реальности. Обезболивает.

Солнце давным-давно село.

Солнца не было никогда.

Перед глазами Тэхена теплый свет, разливающийся золотом на дорогой мебели, отпугивающий мрак. Он придает пьяным глазам больший блеск, почти нездоровый. Тэхен медленно моргает и сглатывает, не глядя нащупывает пальцами бутылку, стоящую где-то рядом, и вновь присасывается пересохшими губами к горлышку, вливая в себя плавящую глотку горечь. Уже и не морщится. Медленно бредет в пьяном тумане, найдя покой и тишину. Где-то вдалеке, в глубинах сознания идет война, Тэхен едва может расслышать звуки стрельбы. Но он не там, не на поле боя с самим собой. Он где-то на краю, на безопасном расстоянии, расслабленный и почти довольный.

Но губы улыбаться не хотят.

Тэхен прикрывает глаза и сразу об этом жалеет. Под веками плотная темнота, а в ней монстры. И главного омега чувствует прямо позади себя.

— Решил захватить мои запасы? — спрашивает Чонгук, бесшумно вошедший в гостиную, в которой витает терпкий запах виски, слившийся с глицинией. Неожиданное сочетание, которое альфу одним лишь коротким вдохом пьянит. Ему такнравится не меньше. Он откладывает пистолет на тумбу и снимает с себя кожанку.

Тэхен неохотно, не без усилий открывает глаза, делает еще один глоток жгучего напитка, отставляет бутылку обратно на пол и поднимается, повернувшись лицом к альфе. Чонгук скользит по омеге внимательным изучающим взглядом, чуть вскидывает брови, встречаясь с ним глазами. Они у него кажутся на несколько тонов темнее, вспыхнувшие диким огоньком. Почти опасные, как у аспида, готовящегося напасть на свою жертву. Он весь распаленный, неторопливый и расслабленный, каким, кажется, не был никогда. Алкоголь свое дело делает. Чонгук приятно удивлен.

Тэхен поднимается с пола и залезает на диван, упираясь в него коленями, а ладони уложив на спинке. Он чуть щурит глаза и уже без вечного внутреннего чувства тревоги смотрит на Чонгука. Без страха быть снова беспощадно расщепленным на миллионы маленьких частиц. Он словно бросает вызов. Где-то внутри него вспыхивает одно чувство — раздражение.

— А мне что, нельзя? — спрашивает Тэхен низким, чуть охрипшим от долгого молчания голосом, вскинув бровь и склонив голову к плечу. Язык не заплетается, но повышенный градус в организме все за себя говорит. Каждое движение плавное, а произнесенные слова тягучие, глубокие. Чонгука сводит с ума то, что он перед собой видит. В голосе Тэхена провокация — совсем ново для него.

— Тебе можно все, — отвечает Чонгук, чуть потянув уголок губ вверх. Он не может больше стоять на месте, находиться на расстоянии от своего пьяного и горячего братика, поэтому медленно подходит, сжирая глазами всего целиком. — Только попроси меня.

— Тебя не было три часа, — зачем-то вдруг говорит омега, выдавая себя с потрохами. Частичка разума, не утонувшего в алкоголе, следила за временем, чего-то ждала. Сначала в страхе, а после, когда виски начал стремительно завладевать сознанием, в предвкушении. Тэхен, кажется, становится еще краснее. Его язык сейчас живет своей жизнью. — Убивал кого-то? — он поднимает глаза на нависшего перед ним Чонгука и крепко вцепляется пальцами в обивку на спинке дивана, чтобы не упасть.

Альфа скользит горящими глазами по пунцовым щекам вниз, к открытой манящей шее песочного оттенка, на которой висит подаренная в день рождения цепочка. Он довольно хмыкает, удовлетворенный тем, что она все еще на Тэхене. Чонгук бы и не позволил ее снять. Он поднимает руку вверх и, не встречая сопротивления, расстегивает верхние две пуговицы на легкой кремовой рубашке застывшего Тэхена. Коротко взглянув на него, он цепляет маленький сапфировый камешек пальцем.

— Убивал, — подтверждает Чонгук, разглядывая кулон цвета моря и касаясь костяшками горячей кожи на выпирающих ключицах. У Тэхена от этого дыхание спирает, а градус без подпитки становится еще выше. С Чонгуком не может тягаться даже алкоголь. Омега смотрит на сосредоточенное лицо Гука, пытаясь понять, о чем тот думает в эту секунду. Не поймет, никогда не узнает. Больше он не сможет прочесть его мысли. Мираи тоже для Тэхена туман непроглядный. — Разве не чувствуешь? — Чонгук переводит взгляд на омегу и растягивает губы в своей опасной улыбке, не говорящей ни о чем хорошем. — Теряешь бдительность, малыш, — хрипло произносит альфа, слегка ухмыльнувшись. — Мне это нравится, а то от вечных осуждений я чутка устал.

Тэхен невольно тянет носом воздух, в котором смешались в сумасшедшем сочетании несколько взрывных ароматов. У него ощущение, что если еще немного градус поднимется, то от аромата пороха на кончиках чонгуковых пальцев все взлетит на воздух. Он тяжело сглатывает и, ощутив на своих алкогольных губах горячее прикосновение, резко бьет альфу по ладони, мгновенно ощетинившись.

— Дикарь, — хмыкает Тэхен и резко разворачивается, собираясь слезть с дивана. Голову кружит больше прежнего, и омега чуть ли не падает, вовремя подхваченный за талию крепкими руками Гука.

— Я же обещал, что сожру тебя, когда вернусь, — хрипло произносит Мираи, проводя кончиком носа за ухом Тэхена и целуя в плечо. — Не беги от меня, братик.

— Я не братик тебе, — Тэхен дергает плечом, только бы не чувствовать на коже плавящие прикосновения. Это важное слово больше не вызывает боли, не заставляет сердце сжиматься, а память прокручивать моменты лучшего прошлого. Произнесенное Мираи в очередной раз, оно пробуждает внутри лишь еще большее раздражение. По коже пробегают мурашки, а Чонгук крепче прижимает к себе, даже не думая выпускать.

— Еще лучше. Не вижу препятствий, — ухмыляется он, обхватив зубами мочку тэхенова уха, чуть прикусывая ее и оттягивая. — Зачем ты выпил? — спрашивает он, скользя ладонями вверх по груди Тэхена и цепляя пальцами пуговицы.

Омега инстинктивно выдыхает и напрягается всем телом. Каждое действие Чонгука отражается внутри яркой вспышкой, выжигающей все на своем пути. Слишком четки и ощутимы прикосновения, как будто они не на коже, а гораздо глубже. Чонгук, словно это понимая, медленно расстегивает пуговицы, попутно водя жаркими губами по открытой шее Тэхена, делая ощущения еще ярче и сильнее. Тэхен задыхается. Слишком тесен плен, в котором он оказался.

— Не знал, что алкоголь тебе по душе.

— Мне по душе все, что заставит о тебе забыть хоть на время, — шипит омега, повернув голову вбок, чтобы сверкнуть злым взглядом в черные глаза альфы, но сталкивается с ним носом. Чонгуковы губы сразу захватывают, лишая продолжения раздражением пропитанной тирады.

Последняя пуговица расстегнута. Тэхен заводит руку назад, вцепляясь пальцами в его затылок, спиной жмется к его широкой груди плотнее, и больно кусает за нижнюю губу. Альфа рычит разозленным зверем и углубляет поцелуй, проникая языком в его рот и очерчивая ладонями изгибы красивого стройного тела. Нарочно задевает соски, сразу же твердеющие от прикосновений, отчего Тэхен глухо стонет ему в рот, лишенный контроля над собственным телом. Чонгук сжимает пшеничные волосы в кулаке и оттягивает назад, открывая тэхенову шею и вгрызаясь в нее зубами. Жилка под кожей бешено бьется, приманивая голодного зверя. В голове Чона проносятся картинки того, как он рвет ее зубами, умывается в сладкой густой крови и испивает ее до дна. Тэхен отрезвляет его болезненным стоном и толчком в грудь.

— Ты хочешь обо мне забыть? — вдруг спрашивает Чонгук и облизывается, съедая омегу давящим пристальным взглядом.

— Когда ты делаешь все, чтобы меня от себя оттолкнуть — да, — Тэхен выпутывается из хватки альфы и лижет зацелованные губы, неслушающимися пальцами застегивая пуговицы на рубашке. Хорошо хоть не разорвал. — Когда убиваешь людей и демонстрируешь это мне, когда наслаждаешься болью и делаешь со мной то, что нам нельзя...

— Кто сказал, что нельзя? — хмыкает Гук, грубо развернув к себе Тэхена и держа за плечи. — Мы не братья, никогда ими не были. Я могу все, что захочу, Тэхен-и. А тебе нужно тормоза в своей голове снять, тогда ты все поймешь. Прекращай мозги мне ебать, мы об этом уже сто раз говорили.

Тэхен поджимает губы, несколько секунд пристально глядит альфе в глаза, затем скидывает с себя его руки и садится на диван, прижав колени к груди и обняв их. Он сам себя не понимает, не успевает отследить, когда одно чувство сменяет другое. Только что граничащая с желанием злость куда-то испарилась. Чонгуку с легкостью удается даже на опьяненное сознание омеги действовать.

— Тэхен...

— Я хочу есть, — бубнит Тэхен, прикусив нижнюю губу. Он слышит, как Чонгук обходит диван и присаживается перед ним на корточки, заглядывая в глаза. Тэхену, наверное, кажется, что диковинка в черноте чонгуковых омутов куда-то вдруг исчезла. Словно и не собирался только что его съесть целиком. Там что-то похожее на облегчение, которого Тэхен не может понять.

— Что бы ты поел? — спрашивает Гук, вскинув бровь. Он готов в эту же секунду вызвать поваров, самые лучшие блюда перед Тэхеном расставить, затребовать с любого уголка земли самое изысканное и вкусное, только бы омеге понравилось, только бы он ел и не истощал себя.

— Пиццу, — просто и без колебаний отвечает Тэхен.

— Хорошо, — альфа улыбается уголком губ и коротко кивает. Тэхен в своем стиле просит меньшее, а мог бы что угодно. — Поехали, — он поднимается на ноги и слегка хлопает брата по колену.

— Но... куда? Уже очень поздно...

Чонгуков взгляд отметает все вопросы и сомнения. Тэхен пару секунд медлит, затем все же встает с дивана, поправляя рубашку. Чонгук накидывает на его плечи свою кожанку и берет за руку.