Хижина дяди Тома

4

Гермиона опешила от крепких объятий Гарри и, уже рискуя задохнуться, просипела: — Пусти! Задушишь, медведь! Гарри тут же выпустил ее и, радостно заглядывая в глаза, восторженно кричал, встряхивая бедную девушку, словно ребенок копилку: — Гермиона! Как я рад тебя видеть! Куда ты пропала? Ты так замечательно выглядишь! Мерлинова борода! Как же я рад! — Ты повторяя-а-а-ае-ешься-а-а… Отпусти-и-и меня-а-а! Не надо меня так трясти! Я не коврик! У-уф! — Гермиона перевела дух и смогла, наконец, взять ситуацию в свои руки. — Это просто перст судьбы, Гарри! Я как раз собиралась отправить тебе сову. Пойдем ко мне на работу, в офис мистера Слиппери. Ты мне там нужен. Я тоже рада тебя видеть. — Гермиона видела, что Гарри опешил от такой холодности, а что еще прикажете сделать? На шею ему бросится с криком: «Вернись, я все прощу!»? Гермиона внутренне вскипела, как всегда происходило, когда она вспоминала о том, как все отвернулись, предали ее после разрыва с Роном Уизли. Особенно больно было от того, что она потеряла Гарри. В душе продолжая костерить Поттера на все корки, она, тем не менее, внешне была абсолютно спокойна. Ей почему-то вспомнился Драко Малфой — тот тоже ходил по Хогвартсу с холодной, равнодушной миной. Интересно, каким он стал? Его фотографии почти не появлялись в светской хронике. После войны его семья жила тихо и спокойно, не участвуя ни в каких светских мероприятиях, особенно после смерти Нарциссы. Гермиона мысленно посочувствовала Драко, недавно потерявшего еще и отца. Как ни странно, мысли о Малфое помогли ей окончательно придти в себя и взять ситуацию под контроль. А ведь раньше, стоило ей подумать о Драко, так ее злостьмометр зашкаливал. Тем более, сегодня он явится в контору к трем часам дня, для зачитывания завещания своего отца. Планировалось, что до этого времени она успеет пригласить и Гарри, чтобы зачитать общее для двоих завещание от миссис Дирмот. Таким образом, у нее было три с половиной часа, чтобы привести Поттера в порядок и сопроводить его в нотариальную контору. А то, что тому требовалась быстрая медицинская и косметическая помощь, было так же ясно, как и то, что вода в Темзе мокрая. — Ты куда направлялся, Гарри? Вид у тебя, конечно… Краше на фестралов смотрят, — Гермиона понимала, что говорит бестактность и даже грубость, но миндальничать с Гарри у нее не было ни времени, ни моральных сил. * * * Гарри смотрел на Гермиону. И не понимал, почему она вдруг превратилась в Снежную Королеву из старой маггловской сказки. Он был так искренне рад ее видеть, а она разговаривает с ним, словно с чужим человеком. Это сбивало с толку, тем более, что у него было больше поводов обижаться на нее и вести себя холодно. Пытаясь вспомнить, что же такого он успел натворить, Гарри пришел к выводу, что Гермионе наверное не нравится то, что его пылкие объятия привлекли слишком много любопытных взглядов прохожих. Ей никогда особенно не нравилось повышенное публичное внимание к ее персоне, разве только это не касалось выученных уроков — там она блистала! Тем временем, головная боль вернулась с утроенной силой, недовольная, что ее законную добычу от нее отвлекали. Приступ похмельной мигрени заставил Поттера сморщиться, и он начал инстинктивно растирать виски. Это не ускользнуло от бдительного ока Гермионы — ярой активистки за здоровье Гарри Поттера в школе. Тут до него дошла еще одна вещь — Гермиона сказала что-то о том, что ему нужно пройти с ней в какую-то контору, к ней на работу. Неужели автографы раздавать? Если так, то это будет весьма и весьма скучно. Придется снова улыбаться, хотя он уже поднаторел в искусстве скалить зубы напоказ, но челюсть, подчас, сводило. А потом еще, наверняка, нужно будет долго и остроумно отвечать на, набившие оскомину, вопросы о последней битве. Он уже миллион раз об этом рассказывал, но люди всегда жаждали свежей крови от первого лица. Стадо баранов! Гарри снова поморщился, уже представляя, что ему предстоит: восторженные фанатки, с блестящими от возбуждения, глазами; мужики, пытающиеся лично пожать руку живому герою. Где ж они раньше-то были, когда на него три года назад велась охота? Одно слово — трусливое быдло. Гарри за два года перевидал таких пачками, в оптовых количествах. Но ради того, чтобы снова наладить с Гермионой отношения он готов и не на такие жертвы! Только сейчас, увидев ее, он понял, насколько же он соскучился по ней! Ему всегда, с первой минуты их вынужденной разлуки, начало не хватать ее присутствия рядом. Ее здравого смысла, ее занудных, но таких важных советов. Ее милого, искреннего оптимизма. Даже в самых сложных ситуациях, она никогда не теряла присутствия духа. Гарри вспомнил, как она под круциатусом Беллатрикс смогла солгать и спасти их, а еще, двумя годами раньше, в кабинете у Амбридж. То, что Гермиона — сокровище, каких мало, он понял еще в школе, а окончательно в этом утвердился во время безобразных ссор с Джинн. Он очень скучал по ней. Сейчас, глядя на ее нервный румянец, на сердитый блеск глаз он был готов идти за ней на край света, только бы она больше не исчезала из его жизни! Если бы она была рядом с ним все эти годы, то он не скатился бы до такого свинства. Она всегда могла направить его на путь истинный, как бы пафосно это не звучало! Вот только бы избавиться от того мелкого дятла, что сидит сейчас в его черепе и сосредоточенно выносит ему мозг! * * * Драко прочитал немного странное послание от мистера Слиппери. Странное, потому что ему нужно было остаться еще и на второе слушание завещания. Это очень смутило его. Что значит, второе слушание? Папа что, составил два разных завещания? Сопроводительное письмо не вносило никакой ясности. Ну, что же, поживем — увидим. А пока не мешало бы завершить, наконец, этот бесконечный завтрак. Драко, безо всякого аппетита, продолжил есть совершенно остывшую овсяную кашу, похожую уже на клейстер. Застывшее сливочное масло начало оставлять на нёбе противную, скатывающуюся пленку. Сто раз он просил эльфов не класть ему в овсянку масло! Но те, видимо, считали, что кашу маслом не испортишь, продолжали это самоуправство. Зато, теперь он может законно отказаться от завтрака, доведя этим лопоухих эльфов до слез. Он так и сделал. Мелко, но душу отвел. Настроение немного приподнялось и он, уже почти с удовольствием, выпил кофе и съел белый, подсушенный тост. Пришло время, чтобы выбрать костюм для встречи. Его отец всегда учил, что какой бы раздрай не был в душе, на одежде и манерах это не должно отразиться. Поднявшись на свой этаж, он прошел в гардеробную, примыкающую к спальне. Большая, просторная комната была уставлена высокими, старинными платяными шкафами и обувными стеллажами. Через два высоких стрельчатых окна проникало достаточно света, чтобы не пользоваться факелами днем. В простенке, между окнами, стоял большой туалетный столик с огромным зеркалом в тяжелой раме. В многочисленных ящичках столика, напоминающего из-за этого бюро, лежали украшения, достойные Малфоя. Запонки, серьги, перстни, цепи, браслеты, заколки, и булавки для галстуков… Платина, желтое, красное золото, серебро, бриллианты, рубины, изумруды, сапфиры, топазы… все сияло, блестело, звало, приковывало взгляд. Украшения на все случаи жизни от королевского приема, до скромного, повседневного использования. Все высшей пробы и чистейшей воды. Изящные, воздушные переплетения металла и камней соседствовали со старинными, массивными цепями и перстнями. Вещицы, собираемые поколениями Малфоев, лежали в совершенно незапертом столике. Просто никто чужой не смог бы ими воспользоваться. Зачарованные безделушки сами возвращались из рук, укравших их. Такие вещи можно было только дарить. Их было так много, что Драко, даже если бы менял всю эту мишуру поминутно, то для того, чтобы перемерить это все, ушли бы десятилетия. Поэтому они были рассортированы по ящичкам на все случаи жизни. В верхних: более простые (не значит более дешевые!), на каждый день. В середине: для небольших торжеств и домашних приемов. Ниже — для светских раутов и приемов на высшем уровне. Самые нижние ящички занимали как раз те самые, пресловутые, старинные изделия, теперь годные только для костюмированных балов. Драко стоял в задумчивости перед огромным, весенним, платяным шкафом и задумчиво смотрел в его нутро. Одеваться в скорбный черный цвет он не хотел — это была бы откровенная показуха. Достаточно того, что он знал, как ему больно и как он скорбит. Остальным этого знать необязательно! Не все можно выставить напоказ. Драко выбрал темно-серый костюм в мелкий рубчик, из великолепной тонкой шерсти. Такая ткань не отяжеляла крой, в то же время не давала замерзнуть или, наоборот, перегреться. Элегантный, классический, шикарный в своей ненавязчивой простоте. Тем не менее, он не оставлял сомнений в достатке своего обладателя. Тонкая, светло-светло-голубая, хлопковая сорочка. Галстук-платок, темно-серый, почти черный, с благородным блеском дорогого шелка. Теперь туфли, узкие, матовой кожи с небольшими каблучками и потайными стельками, делающие своего хозяина еще выше, позволяя на многих смотреть сверху вниз в буквальном смысле. Булавку из черного алмаза для галстука, бриллиантовые запонки, фамильный перстень на безымянный палец правой руки и небольшую, скромную печатку с бриллиантом и голубым топазом на тот же палец левой. Осталось найти фамильный медальон, который Драко одевал очень редко, только по особым случаям. Странно, но медальона не было на его обычном месте. Очень странно и подозрительно! Драко вызвал домовых эльфов и приказал перерыть все поместье, но медальон найти! Это был очень дорогой, старинный медальон, аккумулирующий силу хозяина, когда он носил его. Такой небольшой, но мощный заряд энергии мог дать сил в решающей схватке, не позволял своему хозяину впасть в магическую кому, когда его силы опасно истощались. Мог даже спасти от непростительного, но еще никому из Малфоев это не было суждено выяснить — если к кому и применялась Авада Кедавра, то медальона на убитом не было. Он был единственный в своем роде, передавался от отца наследнику рода в день совершеннолетия. По семейной легенде, его когда-то подарил своему верному вассалу сам Салазар Слизерин. С тех пор этот медальон прошел через века и руки сотен хозяев, и вот он попал к Драко. А теперь исчез. Эльфы проводили генеральную ревизию ценностей. На магическое золото у них был нюх, почище, чем у нюхлеров! Но Драко уже знал, что все их усилия тщетны — он чувствовал, что в замке медальона нет. Это потеря его окончательно подкосила. Он упал в кресло около туалетного столика и потеряно уставился на свое отражение.