Хижина дяди Тома

5

Гермиона уже с жалостью смотрела на Гарри. Было очевидно, что его мучает головная боль. С другой стороны — пить меньше надо! А то, как вольет в себя бутылку-другую виски или джина, так уже сам черт ему не брат! Гермиона, несмотря на свои обиды, тщательно вычитывала все, что писали, о ее бывшем друге. И скрипела зубами от бессильной злости! То, что делал с собой Гарри, было медленным самоубийством. Как физическим, так и социальным. Неужели он не видит, насколько изменилось его окружение, как сильно «подешевели» его приглашения на вечеринки? На солидные приемы Гарри Поттера уже не приглашали. По крайней мере, последние три месяца. Это притом, что в столице регулярно проводились мероприятия высокого уровня, на которых раньше без Гарри не могли обойтись. Теперь его удел — это мелкие пьяные вечеринки, где главным было залить за воротник и подцепить доступную девочку. Публика, крутящаяся вокруг него стала сборищем прихлебателей и лизоблюдов, гуляющих за его счет. Конечно, состояние Гарри было настолько велико, что он смог бы пригласить на годовой вояж все население Британии, как магической, так и маггловской. Но разве дело было в этом? Гермиона не привыкла считать чужие деньги, но и ее приводили в ужас примерные сводки бульварных газетенок, публикующих, что Гарри пьет, в каких количествах, сколько тратит на это денег, и как много галеонов он выложил за очередной дебош своей тусовки. Сам он, конечно, ни разу не попадал в полицию за хулиганство, но его окружение гуляло по полной программе. Создавалось ощущение, что каждый маг, имеющий право пить крепкие спиртные напитки, горел желанием выпить с Гарри на брудершафт, желательно конечно за его счет, но это было не обязательным. У Гермионы волосы на голове начинали шевелиться, при прочтении очередной статейки про то, в какой клоаке нынче гулял Поттер. Единственные, кто выигрывал от этих дебошей были газетные писаки, «друзья» Поттера и владельцы баров и ресторанов, которые покорно терпели все безобразия «Гарри и Ко», зная, что поутру им без разговоров подпишут любой чек. Только вот, Гарри увязал все глубже и глубже, и Гермиона уже не знала, чем ему можно помочь? Наконец, жалость к бывшему, но, все еще такому родному другу возобладала и Гермиона произнесла невербальное заклятие, коснувшись своей палочки в кармане модного приталенного пиджачка. Ей самой стало лучше, когда она увидела, как разгладилось лицо Гарри, минуту назад бывшее таким жалобным и уязвимым. Но это заклинание давало только временный эффект. Нужно было чистить его организм и влить пару укрепляющих зелий. Похвалив себя за предусмотрительность, Гермиона нащупала в другом кармане маленький, тоненький кошелек — брата той самой бисерной сумочки, с которой она прошла последний год войны с Волдемортом, та вмещала все: от палатки до нежных девичьих притираний. Этот кошелек был полным подобием, но главное: в нем лежали все современные, усовершенствованные зелья, необходимые в жизни — от костероста, до зелья от похмелья. Гермиона провела несопротивляющегося парня в глухой, темный тупичок и аппарировала с ним по давно знакомому адресу на площадь Гриммо. * * * Гарри смотрел на Гермиону, как жрец смотрит на богиню, ответившую на молитвы и снизошедшую с небес до него, ничтожного. Он сразу понял, что за отсутствие головной боли нужно благодарить именно ее. Он, в таком же восхищении, прошел с ней в какой-то переулок. Да, он бы пошел за ней на Северный полюс, если бы она попросила! Полет совместной аппарации застал его врасплох. Оглядевшись, он с удивлением, понял, что вернулся туда, откуда начался его, такой неприятный, день. И конечно, он сразу вспомнил про тонны пыли, катающиеся по его квартире, про груды грязной одежды, валяющиеся, где попало. Уборкой и стиркой он затруднял себя крайне редко — максимум раз в месяц, когда было уже нечего надеть, или было невозможно пройти по дому, не споткнувшись о грязную одежду. Правда в этом случае он просто шел в первый попавшийся бутик и покупал себе столько тряпья, чтобы еще пару недель не думать о стирке. Таким образом, его гардероб представлял бы впечатляющее зрелище, если бы не валялся по всей квартире, словно на распродаже секонд-хенда. Воспоминание о своей неаккуратности и полном равнодушии к уборке, заставило Гарри жарко покраснеть. Он честно предупредил Гермиону о беспорядке, ожидающем ее и все еще горя от смущения, открыл дверь. Казалось, Гермионе было безразлично то, во что превратился дом его крестного, но, чем более равнодушной становилась Герми, тем точнее он понимал, что она думает о его быте. Единственным вопросом, отразившим ее удивление, стал: — Гарри, а ты что, не нанял никого? Сейчас много безработных эльфов. Они работают так же, как и фамильные, только за пять сиклей в неделю — это их стандартная такса, на большую премию я не смогла их уговорить. Почему ты не возьмешь себе кого-нибудь в помощники? Кричеру, наверное, трудно одному — он уже такой старенький. Как тебе не стыдно? — Гермиона, я… Мне было… Просто я никого не хотел. А Кричер умер полгода назад… Но мне кажется, ты права. Надо нанять кого-нибудь из этих лопоухих. Кого ты мне посоветуешь? Гермиона достала мобильный телефон и набрала какой-то номер. Через пару секунд трубку сняли, и Гарри услышал тонкий, пищащий голосок эльфа на том конце провода. Хотя, какие могут быть провода у мобильных? Просто так было привычно думать. Тем временем, Гермиона договорилась с незнакомым эльфом, чтобы он прислал в дом на площади Гриммо, 12 пару безработных эльфов. Гарри пытался возразить, что ему и одного — выше крыши, но Гермиона, сверкнув глазами, сказала, что для того, чтобы разгрести этот бардак, в который он превратил квартиру, понадобиться, по меньшей мере, пять эльфов. Просто из безработных у нее в профсоюзе осталось только двое. А Гарри должен будет им накинуть премиальные, за уборку в этих авгиевых конюшнях. Гарри не знал, чьи это были конюшни и чем они насолили, Гермионе, но проассоциировав их со своим жильем, пришел к выводу, что там было, мягко говоря, неубрано. Он, подняв лапки вверх, полностью капитулировал, внутренне радуясь, что в его жизнь снова вернулась Гермиона. Может теперь, когда она цепко взяла бразды правления в свои нежные ручки, в его жизни что-то сдвинется к лучшему? Не успел он подумать об этом, как перед ним аппарировали два молоденьких эльфа, горящих здоровым, трудолюбивым энтузиазмом. Те, оглядев фронт работ, восхищенно пискнули и, выпроводив хозяина и своего профсоюзного начальника, споро взялись за дело, носясь по первому этажу дома так, что иногда их силуэты приобретали размытые очертания. Гарри и довольная Гермиона, поднялись на второй этаж. Поттер решил не вести Гермиону в спальню Сириуса, где все это время жил, а провел ее в комнату Регулуса — там было относительно чисто, только пыли много, зато шмотки не валялись вперемешку с пустыми бутылками джинна и антипохмелина. Гермиона, тем не менее, его желание показать себя с лучшей стороны не оценила, войдя в комнату, сморщила тонкий, прямой носик и очищающим заклинанием уничтожила всю пыль. В воздухе запахло стерильностью, зато все тусклые поверхности засияли первозданной чистотой и яркими красками. Гарри подумал, что надо, на будущее, выучить это эффективное заклинание. Тем временем, он снова почувствовал возвращающуюся головную боль и жалобно посмотрел на подругу. * * * Гермиона была в шоке, когда увидела, во что превратил Гарри дом своего крестного и бывший штаб Ордена Феникса! Когда тут был штаб, конечно об уюте речи не было — тут тогда витал ощутимый казарменный дух, как и во всяком помещении, где одновременно находилось много народа. Кто-то уходил, кто-то приходил, но никому не было дела до домашнего уюта в мрачном, старинном особняке, лишь бы можно было поесть, попить и отдохнуть в безопасности. Домовитость Молли Уизли распространялась, в основном, только на кухню и жилые спальни. Но как этим, в сущности, крохотным обитаемым островкам справиться с нежилым духом старого, уставшего дома? Постоянные сквозняки дули через рассохшиеся рамы, разнося по дому запах старого, практически умирающего существа. Магические вредители вели неравный бой с маггловскими, как ни странно проигрывая моли, плесени и пыли. Потом, в те недолгие месяцы, что они скрывались в доме и их принимал растрогавшийся Кричер, дом начал оживать под чутким вниманием любящего его домовика. Исчезли все насекомые и плесень, в доме начало пахнуть чистыми вещами и вкусной едой. Сквозняки прекратились сами собой. В дом на площади Гриммо, с возвращением к жизни Кричера, вернулась душа. Теперь же особняк снова пришел в упадок из-за этого инфантильного парня, который словно добирал своей безалаберностью те годы, когда он был лишен детства и был вынужден решать взрослые проблемы. Это натолкнуло Гермиону на размышления, а не является ли нынешнее поведение Гарри своеобразным протестом обществу, лишившего его детства и толкнувшего ребенка на осознание неизбежного кровопролития? Может Гарри так пытался обратить на себя внимание, в том числе и ее, Гермионы? А все только морщились от удивления и брезгливо поджимали губы, спокойно, в общем-то, глядя на то, как национальный Герой катится в пропасть с их молчаливого согласия. Эта новая для нее мысль, едва не довела Гермиону до слез. Она как-то сразу забыла о его предательстве, о жестоких словах, переданных ей через Джинни. Но, усилием воли, она взяла над собой контроль, понимая, что ее внезапные слезы обидят Гарри, он сразу закроется от нее под маской отрицания — мол, все у меня нормально, разве не видно? Тут слезами не поможешь! Гермиона, в который раз сегодня, удивилась своему хладнокровию, воистину достойному малфоевских аплодисментов. Вот, черт! Снова о Малфое, наверное, ей просто не дает покоя сегодняшняя встреча с ним. Она уже въяве видела его брезгливо поджатые губы, презрительный взгляд ледяных серых глаз и уничижительные слова, мастерски завуалированные издевательскими комплиментами, завернутыми в два-три слоя холодной вежливости. Она буквально заставила себя отвлечься от мысленного созерцания предстоящего унижения и вернуться к делам более насущным. Гарри уже болезненно морщился, если вовремя не очистить организм, то боль начнет усиливаться. Это было единственным побочным действием исцеляющего заклятия — его небольшая продолжительность. Гермиона направила на Гарри свою палочку и прошептала сложное заклинание направленного действия. Оно должно было за пятнадцать минут очистить желудок, кишечник, печень, почки и, соответственно, кровь пациента. Но тут тоже было несколько подводных камней — человека начинало буквально выворачивать наизнанку. Интенсивная терапия заставляла организм работать с ускоренной силой, выводя токсины и яды. Пациент потел, его тошнило, постоянно тянуло в туалет, градом лились слезы, очищая роговицу. В общем, это было весьма жестокое заклятие, к тому же после него наступала сильная слабость, но тут помогали восстанавливающее и энергетическое зелья. А здоровый аппетит, только помогал процессу обновления. Вот и сейчас Гарри, резко вскочив, убежал в ванную комнату в покоях Сириуса. Гермиона тактично сидела в спальне Регулуса, с интересом восстанавливая в памяти картинки, связанные с этой комнатой. Но, когда через двадцать пять минут, Гарри все также не подавал признаков жизни, она начала всерьез беспокоиться. Отбросив всякую скромность, она пошла в ванную, где Гарри сейчас было явно несладко. Войдя, увидела его лежащего на холодном кафельном полу, хорошо хоть одетого. Но он был без сознания. Отругав себя за самонадеянность, Гермиона, трясущимися руками открыла кошелек и призвала оттуда свою аптечку. * * * Гарри думал, что умирает, так ему было плохо! Он, нелестными эпитетами, ругал сквозь зубы Гермиону и ее методы лечения. После такого отказа всего организма, он явно не встанет с кровати неделю, а то и две! Как и многим мужчинам, Гарри было безумно жаль себя, несчастного! Мужчины могут вытерпеть сильную непродолжительную физическую боль, но, едва столкнувшись в самой крошечной — одной рукой тянутся за обезболивающим, чувствуя себя при смерти, а другой пытаются писать завещание. Вот и Гарри сейчас был готов на все, лишь бы эта пытка прекратилась. Его полоскало и в хвост, как говорится, и в гриву. Он уже всерьез вознамерился отдать концы, когда мучения наконец-то прекратились. Чувствуя себя вареной макарониной, Гарри, с грехом пополам, принял душ и оделся в свою старую одежду — идти за чистой ему было не под силу. Едва он, дрожащими руками, начал причесывать мокрые волосы, как его голову пронзил острый приступ головной боли. Резь в глазах, заставила его сдернуть очки и крепко зажмуриться, даже прикрыв глаза, для верности, ладонями. Резкая, пульсирующая боль не проходила, а, казалось, только нарастала, повинуясь неровным толчкам крови в жилах. Уже теряя сознание, Гарри испугался, что разобьет очки, хотя они уже лежали на полочке и никак не могли разбиться. Судорожно выдохнув, Поттер тяжело опустился на холодный пол. Перед глазами наконец-то была темная, непроницаемая пелена, глаза больше не болели. Когда он открыл глаза, то немного испугался, так как не помнил самого момента обморока. Буквально мгновение назад, он был в ванной, а теперь лежал в кровати в комнате Сириуса. Испуг прошел, когда он увидел Гермиону у изголовья. Воспоминания об их встрече кадрами киноленты замелькали перед ним. Он улыбнулся ей и жалобным голосом сказал: — Герм, тебе только в гестапо работать! Или палачом у Лорда могла бы подрабатывать, пока тот жив был. Кто бы мог подозревать в тебе таланты мучителя? Чего молчишь, нехорошая Девчонка-Чуть-Не-Убившая-Вечноживого-Мальчика? — Гарри казался сам себе невероятно остроумным. — Как ты себя чувствуешь, Гарри? Прости меня, я не думала, что тебе так поплохеет… Сколько дней ты уже в загуле? Сколько!? Две недели? Ты, что, совсем? Ты себя угробить хочешь? Идиот! Да я тебя закодирую, алкоголик малолетний! Кто тебе вообще разрешение выписал на покупку крепкой выпивки? Ах, Министр! Ну, я устрою Кингсли Брустверу хороший вечерок! Благодетель, чертов! Запомни, Гарри Поттер, ты теперь под моим личным присмотром! Неделю, так и быть отдыхай, а потом я тебя погоню в тренажерный зал. Будешь скакать по полной программе! Нет, надо же быть таким безответственным! — Гермиона ругала Поттера, в шоке от его безрассудства! Вот, блин, истинный гриффиндорец! Даже тут — грудью на амбразуру! Ловец бутылок, малолетний! Гарри же, слушая лекцию Министерства Здравоохранения, в лице Гермионы Грейнджер, разве что не жмурился от удовольствия! Только утром подумал, что эх, вернуть бы в его жизнь Миону. И вот — пожалуйста: в его доме шуруют два усердных эльфа, даже тут слышно, как скрипит натираемый ими старинный паркет. А еще она уже записала его в тренажерный зал. Сам бы он не нашел в себе силы воли на посещение железячника. Теперь придется потому, что Герми так сказала! И наконец, закончится эта чехарда вечеринок и пьянок, от которых он и взаправду уже неимоверно устал! Привычным жестом, Гарри пальцем поправил дужку очков… и не нашел их! Он начал по-тихому паниковать, не понимая, куда делся такой привычный, такой родной аксессуар? И почему тогда он так хорошо все видит? Глаза Гарри начали медленно округляться, увеличиваясь от шока. * * * Гермиона посмотрела на Гарри и замолчала. Она не понимала, почему тот вдруг начал хватать ртом воздух и слепо шарить вокруг себя руками. Она подскочила к нему и начала трясти его за плечи, пытаясь заглянуть ему в глаза. Полкоролевства за проблеск узнавания! Но глаза Гарри смотрели в одну точку. Зрачки как-то странно расширились, будто он очень сильно испугался. Понимая, что он сейчас потеряет сознание от непонятного ей шока, Гермиона размахнулась и со всей силы дала ему звонкую пощечину. «Всегда хотела это сделать!» — промелькнула неуместная мысль. Голова Гарри от удара дернулась, на щеке сразу проступил отпечаток пятерни Гермионы, зато его глаза, наконец-то, прояснились. Он перевел на нее непонимающий взгляд и вдруг обиженно засопел, в зеленых глазах стояли слезы. Уже ничего не понимая в этом мире, Гермиона, прижала его к себе и Гарри внезапно разрыдался. Он всхлипывал, вздрагивая в истерическом припадке, крепко прижав к себе Гермиону, плакал так горько и заразительно, уткнувшись ей в плечо, что она сама начала всхлипывать. В итоге, спустя минут десять, они сидели на одной кровати с покрасневшими глазами и носами, не в силах поднять взгляд друг на друга. Наконец одновременно столкнувшись вороватыми взглядами, они прыснули от комизма ситуации и уже секунду спустя катались от смеха. Смеха очищающего, стирающего возникшую было неловкость, объединяющего и дарящего некое чувство сопричастности друг другу. Отсмеявшись, Гермиона, решила, тем не менее докопаться до причин такого испуга Гарри. — Гермиона, а я тебя вижу, — непонятно к чему сказал Гарри. — Ну и что? Я тебя тоже вижу. Что случилось-то? — Я вижу тебя без очков! Когда я очнулся в кровати, то как-то не задумался, что я без них. А когда потянулся поправить, то обнаружил, что я вижу без них! И, заметь, вижу отлично! Я очень испугался. Сейчас мне стыдно за эту вспышку, но, в тот момент, я почувствовал себя… осиротевшим что ли? Или, как если бы я очнулся, а оказалось, что мне успели ногу или руку отрезать… Понимаешь? — То есть как без очков? Этого не может быть! — тут Гермиона, которая привыкла решать неразрешимые задачки с детства, подумала о единственном возможном объяснении. — Гарри… А что, если твое плохое зрение было вызвано не физическими причинами, а тем, что тебе ввели зелье, разрушающее его? Это вполне возможно! Можешь вспомнить, зрение у тебя ухудшалось постепенно или резко, почти одномоментно? Это сопровождалось резкими головными болями или потерей сознания? — Я уже точно не помню, но по-моему что-то такое со мной и происходило. Ты думаешь, меня специально отравили? А почему тогда слезы Фоукса не помогли избавиться от этой дряни у меня в крови? И почему, если это зелье, оно не было выявлено раньше? — Слезы феникса на тот момент решали более приоритетную задачу в твоем организме — тебе грозила смерть от яда василиска, а это зелье вело себя прилично, не угрожая твоей жизни напрямую. Если бы оно вступило в реакцию или как-нибудь другим образом проявило свою агрессивность, то слезы ликвидировали бы и его. А так, оно тихо-мирно циркулировало у тебя в крови, словно обычное укрепляющее или болеутоляющее. Слезы феникса очень избирательны, — Гермиона говорила что-то еще, больше по привычке говорить. Ее слова очень сильно царапнули слух Гарри. Тут нужно было подумать более внимательно. Но Гермиона услышала звук, явно обозначавший начавшуюся революцию в желудке Поттера. Его организм, истощенный вынужденным экспресс-очищением, требовал своего, а именно хлеба, и можно без зрелищ! Они спустились вниз, где домовики совершили невозможное — за два часа с небольшим, вычистили весь свинарник у Гарри. Превратили дом в место, где можно без опасения находиться, не боясь заработать пылевую аллергию или что-нибудь похуже. Эльфы уже привели в полный порядок кухню, где сейчас хозяйствовал один из них — кругленький и упитанный, а на плите, исходя ароматным запахом, что-то скворчало, бурлило и помешивалось. — Гарри, разреши тебе представить твоих новых работников. Это — Лард. А Спринги сейчас видимо занимается стиркой, — Гермиона непонимающе посмотрела на Гарри, прыснувшего от смеха. Потом поняла, что его развеселили имена домовиков, и заулыбалась*. Действительно, это было забавно! Гермиона, впрочем, быстро все объяснила, рассказав, что новое поколение домовиков, несмотря на воркотню старого, само решило последовать по стопам Добби и начать брать за свои услуги деньги. Их вдохновил подвиг Добби, ценой своей жизни спасшего кумира всех магических существ. Некий гоблин разнес весть о том, что он своими глазами видел, как несравненный Гарри Поттер собственноручно, без помощи магии, похоронил Добби со всеми возможными почестями. Именно с тех пор у Гермионы и появился «Профсоюз Истинно Свободных Эльфов». Несмотря на очередную неблагозвучную аббревиатуру, услугами профсоюза стали пользоваться многие волшебники. Они нанимали работников Гермионы на краткосрочные работы, если им было не по карману нанять домовика на длительный контракт. Юридическое образование и связи Гермионы, помогали новоявленным свободным трудягам, избежать обмана или порабощения. А так, как они ступили на новую ступень развития, то имена стали выбирать себе более сложные, на глазах эволюционируя. Отчисления в профсоюз шли на улучшение жизненных условий в общежитии эльфов и на пособия по временной нетрудоспособности. Большая часть зарплаты откладывалась в пенсионный фонд в Гринготтсе, где еще и подрастала, за счет хороших процентов. В общем, эльф, проработавший двадцать-тридцать лет, мог спокойно уходить на заслуженный отдых, не опасаясь за свой кусок хлеба. Гарри слушал все эти изменения в жизни домовиков и не верил, как много он пропустил! Он уже успел съесть первое — французский луковый суп, сначала показавшийся ему отвратительным, но потом, распробовав, он смел его в три минуты. Приступая ко второму — картофельное пюре с большущей отбивной, он уже любил весь этот мир со всем его несовершенством! Как мало, оказывается, надо голодному мужчине, чтобы почувствовать себя счастливым — горячий обед, чистая квартира и приятный собеседник. Теперь, он уже смотрел на Гермиону совсем по-другому. Голова не раскалывалась, чувствовал он себя превосходно, потребности желудка удовлетворялись, информационный голод тоже уже не грозил — Гермиона выливала на него все новые потоки новостей. Теперь он с удовольствием сидел и своими глазами, без стеклянных посредников, рассматривал раскрасневшуюся, вошедшую в раж девушку. Та, не в силах усидеть, вскакивала, ходила по кухне, взмахивала руками и была невероятно мила и непосредственна. Узнавание Гермионы-Из-Прошлого украшалось видением новой Гермионы, его взгляд буквально наслаждался ее видом, как рука, привыкшая к рогожке, упивается прикосновением к нежнейшему шелку. Вот только, что делать с теми «мозолями», привыкшими к грубой действительности? Как сделать так, чтобы не напугать этот «шелк» своей грубостью и неотесанностью? Как не оттолкнуть ее от себя? Вот поэтому, Гарри просто сидел и тихо млел, наслаждаясь присутствием Гермионы в своей жизни. Внезапно, она замолчала на полуслове, и он едва не поперхнулся крепким, сладким чаем, когда она закричала: — Вот черт! Если мы сейчас же не выйдем из дома, то опоздаем ко мне в контору! Выходим немедленно! Чего сидишь? Побежали! — и они побежали.