Хижина дяди Тома

25

— Я должен извиниться перед тобой, Малфой, — Гарри стоял на пороге копии кабинета Люциуса. Драко спокойно сидел за столом, положив одну руку на столешницу, а другую на подлокотник кресла. Вид у него был расслабленный и барский. Не хватало только уютного бархатного халата и толстой ароматной сигары для завершения образа праздного богача. — Можешь объяснить мне, что с тобой творится? — А я думал, что извинений хватит. — Ты неверно думал. В следующий раз, когда у тебя снова сорвет крышу, я должен хотя бы приблизительно понимать твои мотивы. — Это все сложно. — А кто говорил, что будет легко? Садись, — царственный жест и снисходительный тон Малфоя немного встряхнули Гарри, разбудив в нем того непокорного парня, кем он был когда-то в школе. Он только сейчас понял, что продолжает топтаться на пороге. Почему-то захотелось из вредности послать все к черту и убежать, но в одном Малфой был прав— пора уже было повзрослеть. И Гарри сел в кресло напротив стола. И тут же понял, что ошибся с местом — теперь все выглядело так, словно он на собеседовании у Малфоя, но не пересаживаться же на диван под ехидным взглядом слизеринца? — Так в чем твоя проблема? — Ты заговорил, как психолог на приеме, — попытался пошутить Гарри, но Малфой, не имеющий понятия, о чем он говорит, шутку не оценил. — Я долго думал о том, что ты мне сказал и понял, что ты во многом прав. Я пытался жить как раньше, цеплялся за свою ненависть к тебе, за заслуги прошлого, за друзей, которые на поверку оказались ненадежными. — Кроме Грейнджер, — перебил его Малфой. — Да, кроме нее. Она всегда была моим мерилом честности и справедливости. Когда я потерял ее, я словно потерял и свои жизненные ориентиры. — Почему же вы перестали общаться? — После того, как она рассталась с Роном, я некоторое время не беспокоил ее, давая время отойти и может быть передумать. Ведь все было так здорово: я с Джинни, она с Роном. Мы были самой настоящей семьей. Я хотел, чтобы мы были семьей. Но время шло, а они не мирились. Джинни в этот период потеряла всякую осторожность и буквально тащила меня под венец. Она начинала безумно злиться, когда я заговаривал о Гермионе. Однажды я позвонил ей по номеру, что она мне оставила. Я хотел посоветоваться с ней по поводу Джинни и ее постоянных требований, но мне ответил мужской голос. Он сказал мне, что Гермиона больше не хочет иметь со мной ничего общего. — Это неправда, — в дверях стояла Гермиона и, не таясь, слушала их разговор. — У меня не было никого очень долгое время. А мой телефон остался у Рона. Я так и не смогла вернуться за ним — настолько противно было его видеть. А Рон не спешил мне возвращать мобильный, и я плюнула и купила новый. — Я не очень понял, о чем вы, но видимо ответ напрашивается сам собой — вас обоих провели Уизли, делая все, чтобы оттолкнуть друг от друга. — Теперь многое становится понятным, — произнес Гарри. — А я-то удивлялся, почему ты так на меня уставилась, когда мы встретились! И тому, почему мои письма оставались без ответа. Вероятно, они отправлялись в камин сразу, как только оставались без присмотра. Джинни постоянно говорила мне, что отправит их сама. А я верил ей… Я начал думать, что ты перечеркнула всю свою прошлую жизнь и меня в том числе. — Какие же глупости тебе иногда приходят в голову, Гарри! — засмеялась Гермиона. — Как ты мог в такое поверить? — Ну, с вашей вынужденной разлукой мы разобрались, я думаю. Так почему ты стал таким, Поттер? Когда я читал о твоих похождениях, я думал, что Скитер вернулась и снова пишет небылицы, но не могли же пять разных изданий печатать одно и тоже? Даже твой любимый «Придира» и тот ужасался твоим похождениям. Как ты смог докатиться до такого? Ты же никогда не был хулиганом, уж я-то знаю. Почему ты так упорно разрушал себя, свою жизнь, свое настоящее? — Потому что до ужаса боялся того, что для меня уже все в прошлом. Я не видел ничего впереди. Моя долбанная слава плыла впереди меня. Люди, знакомясь со мной, думали, что все уже про меня знают. Что я чуть ли не друг их семейства, раз так тогда отличился. Хотя, если подумать, я всегда был только марионеткой в руках Дамблдора. Я всегда делал то, что от меня ожидали. И я ни разу не подвел этих надежд. Меня использовали и выкинули, предпочитая видеть тот светлый образ Героя, при жизни вознеся меня на пьедестал. Но ведь это не был настоящий я. Кому из моих поклонников было интересно знать, как часто за ночь я просыпаюсь от кошмара летящей в лицо Авады. Кто из них думал обо мне хоть одну лишнюю минуту, выпроводив со званых ужинов? Кто из них знал меня по-настоящему? Кому я был нужен? Голос Гарри сорвался на крик. Гермиона присела на подлокотник его кресла и успокаивающе приобняла за плечи. Гарри уткнулся носом в ее теплый бок и едва сдерживался от желания не то разбить что-то, не то разрыдаться в истерике. — Ясно, — протянул Драко. — Значит, таким поведением ты всем доказывал то, что они совсем не знают тебя. То, что ты не таков, каким им хочется, чтобы ты был. Отлично тебя понимаю, Поттер. Все мы здесь в какой-то степени жертвы возложенных на нас иллюзий и стереотипов. Я — слизеринец, а значит коварный, бездушный предатель. Ты — герой с пеленок, с тебя и спрос, как с Геракла. И никому не было важно, что ты сам хочешь. Никто не интересовался твоей жизнью, твоим детством, твоими мечтами. Тебя планомерно готовили на заклание. Ведь даже в сказках герои могут умереть, а что говорить про жизнь? Признаюсь, я сам долгое время был в плену таких иллюзий, пока однажды не получил приказ. Я никогда не забуду взгляда Дамблдора, когда он говорил мне о другом выборе, когда, стоя между жизнью и смертью, предлагал спасение. Я успел поверить ему. На краткий миг, я задумался, а как бы сложилась моя судьба, если бы я был на другой стороне? Но спустя миг Авада Снейпа расставила все по своим местам. Это навсегда перечеркнуло для меня возможность начать все сначала. На тебе навсегда осталось клеймо Героя, на мне — Метка Пожирателя. И чтобы мы ни пытались доказать миру, он уже все про нас знал. — Ну, а кто же тогда я? — спросила Гермиона, стараясь разорвать повисшую в воздухе гнетущую тишину. — А ты, Грейнджер, ты — наш буфер, наша нейтральная зона. Только ты, с твоим чувством справедливости и достоинства, смогла примирить, казалось бы, кровных врагов. Ты не дала нам убить друг друга, ты показала нам обоим, что такое терпимость и уважение к другому мнению. Ты стала нашей с Поттером общей светлой стороной. Ты — та, кто объединила нас. «И та, кто поневоле нас разъединяет» — подумал про себя Гарри. * * * После тяжелого и неприятного для всех разговора, они сидели в гостиной и пили кофе, приготовленный Гермионой. Ее всевмещательный кошелек удивлял всех до сих пор. Вчера оттуда появился чистый комплект мужской одежды, а сегодня — баночка растворимого кофе. И хоть Малфой и морщился, прихлебывая «жуткую дрянь», Гермиона видела, что он соскучился по запаху и вкусу кофе. Теперь, когда мосты налажены, когда старые проблемы, кажется, разрешились, им предстояло рассказать Гарри о той стороне его жизни, которую он справедливо полагал загубленной и несчастливой. С одной стороны, Гермионе хотелось, как можно скорее открыть ему глаза на новые обстоятельства, но с другой она понимала, что это будет крушением многих стереотипов для него. Выдержит ли он очередную правду или снова сорвется в глухую тоску? Она не знала, но твердо была уверена в одном: в жизни Гарри было слишком много лжи, чтобы продолжать скрывать от него правду. — Гарри, мы бы хотели тебе кое-что рассказать, — Гермиона отставила свою чашку и посмотрела на него. Гарри сразу напрягся и похолодел. Он подозрительно посмотрел на нее и Малфоя, и им стало понятно, что он снова начал отстраняться от них. Какое-то нечитаемое выражение появилось в его взгляде. Гермионе захотелось встряхнуть его, может даже ударить, чтобы он перестал так смотреть на нее! Ну, сколько можно? Стоило ей или Драко приблизиться к нему хоть на дюйм, попытаться отогреть его, как он снова ускользал, закрывался от них. С этим нужно было что-то срочно делать. Надо разобраться, почему он так себя ведет, в чем причина его холодности? — Малфой нашел еще одно воспоминание. Правда, мы так и не смогли понять, кем оно было запечатлено, но ты должен его увидеть. Гермиона успела разглядеть тень облегчения на его лице, сменившееся более добродушной гримасой. Так в чем же дело, Гарри? Что тебя так тревожит? — И когда я смогу это увидеть? — почти весело спросил Гарри. — Да хоть сейчас, — ответил Малфой, допивший свой кофе. — Здесь посмотрим или пойдем вниз? — Давайте в лаборатории, — после секундного колебания, решил Гарри. Они спустились вниз. Гермиона снова удивилась, какой порядок навел Малфой в заброшенном и замусоренном помещении. Все уже отсмотренные им пробирки с воспоминаниями, стояли в строгом порядке, на столе лежал журнал, куда Драко скрупулезно вносил данные о том или ином воспоминании. С каждым днем неизвестных пробирок становилось меньше, а записей в журнале — все больше. Драко, действуя размеренно и неторопливо, словно священнослужитель, достал компактный мыслеслив, нужную пробирку и вылил ее содержимое в чашу. Закрутились серебристые вихри, и Гарри склонился над чашей. Гермиона и Драко присели рядом, во все глаза наблюдая за Поттером, уже перенесшимся в чужое воспоминание.