Дом в туманах

9

‒ Твоя дочь ‒ чародейка.

Морин тщательно и неспешно разгладила покрывало на своей кровати. За её спиной стоял Креван, вдруг ставший как никогда высоким и грозным, будто древний вулкан, в чьих глубинах прячется гибельная мощь. И с ним она затеяла опасную игру.

‒ Ты знала?

По его вине Кейра чуть не погибла. Он собирался пытать её ‒ ради забавы, чтобы доказать правоту и превосходство.

Нет, Морин не знала. Но материнское чутьё, обострённое мастерством жрицы, с недавних пор подсказывало: в дочери таится сила, знакомая и вместе с тем чужеродная.

Морин чувствовала: стоит только спасти угасающий огонь, и все прочие трудности разрешатся как по волшебству. Одна неверно выставленная деталь, что прежде портила всю композицию, неизбежно выправит её, если займёт предписанное место.

‒ Почему она до сих пор здесь?

Морин толкнула выдвинутый из-за письменного стола стул. Деревянные ножки жалобно скрипнули о половицы, проехавшись по давно намеченному следу.

Ради чего он мучает её этими расспросами, если ответы так очевидны?

‒ Кейра моя дочь, ‒ проговорила Морин, подавляя нервную дрожь в голосе. ‒ Она останется со мной.

Креван яростно тряхнул головой.

‒ Нет. Сила юнцов ещё не подчиняется им. Она ‒ приманка для заблудших. Ты должна это понимать, жрица.

‒ Хочешь сказать, это Кейра виновата в том, что происходит? Так, чародей?

Морин дёрнула оконный затвор. Ночная прохлада пахнула в лицо влагой, но не принесла успокоения. Морин была бы рада замолкнуть, замять этот разговор и увести его в сторону от дочери, но материнский гнев наконец нашёл выход и против воли овладел устами.

‒ Ты говоришь так, потому что ненавидишь её. Верно?

‒ Это ничего не значит.

‒ Ты ненавидишь её за то, что она не твоя дочь. Она тебе не принадлежит. Тебе не подчиняется.

‒ Не имеет значения!

Морин обдало колким холодом ‒ сквозняк ворвался в комнату, пронёсся по полу, тревожа дремавшую в углах пыль.

‒ Ты должна увести её. Для неё теперь одна дорога ‒ на запад.

‒ Позволь, я сама решу, что нужно моей дочери.

Креван отвернулся. Вероятно, и из его уст рвался поток резкостей, но он, в отличие от Морин, нашёл в себе силы промолчать ‒ от этой мысли стыд незамедлительно разлился по жилам, заставил пылать щёки. Морин вообразила, как на покрасневшей коже глупыми яркими точками проступают веснушки, и закрыла лицо руками.

Не говоря ни слова, Креван вышел из спальни. Спустя мгновение холодный ночной ветер захлопнул за ним дверь.

***

Юная Морин сидела на вершине холма. Поваленное дерево, что служило ей креслом, прежде не меньше века тянулось из-под крайнего поминального камня, пока недавний ураган не вывернул из земли его полузасохшие корни.

Запах дыма щекотал ноздри. По детской привычке Морин задерживала дыхание, стараясь проглотить как можно меньше воздуха ‒ прах павшего, говорили, вредит живому телу.

К плечу кто-то прикоснулся.

‒ Привет.

Морин подпрыгнула от неожиданности и чуть не выругалась, в последний миг прикрыв рот ладонью.

‒ Ты напугал меня!

‒ Что, думала, это павший решил поболтать?

Креван провёл рукой по вьющимся чёрными волнами волосам, взъерошил без того объёмную шевелюру. Он выглядел довольным и едва ли собирался признавать свою вину.

Морин гневно фыркнула. Не дожидаясь тирады, Креван сел рядом и вытянул ноги.

‒ Необычное место для встречи ты выбрала.

‒ Просто хотела побыть подальше от людей. Кто ж знал, что нынче кто-то уходить собрался.

‒ Как непочтительно, ‒ Креван с наигранным укором покачал головой.

Дым погребального костра вился в стороне и серой змеёй ускользал в небо, к западу, куда уже клонилось жаркое летнее солнце.

‒ А ветер-то за солнцем несёт. Знать, хороший был человек, ‒ продолжал Креван, уже войдя в образ суеверной старушки ‒ даже голосу придал характерную шепелявость.

‒ Ещё бы! Сам слуга Трёхликого оказался поблизости, чтобы направить его дух, ‒ подхватила Морин. Сквозь листву редких деревьев, вытянувшихся между поминальными камнями, виднелась ослепительно белая роба жреца из культа Аодфина.

Креван уже посерьезнел и задумчиво наблюдал за сизым дымом. Морин на мгновение заглянула в его глаза ‒ он поймал её взгляд, зацепил, словно крючком, так что отвернуться стало невозможно. Непостижимый, сокрытый от любого другого взора смысл прятался в этих внимательных глазах. Морин жадно ловила его ‒ и с замиравшим от счастья сердцем понимала, что Креван чувствует то же.

‒ Хотел бы я знать, эти их ритуалы действительно имеют смысл для уходящих? Или это так, развлечение для людей, чтоб не скучали?

Далёкие пологие холмы, поросшие лесом, терялись в молочно-серой дымке ‒ так отзывалась земля на продолжительную дневную жару. Горячая кровь толклась в голове Морин, пульсировала среди мыслей, путая и обрывая их нити. Оттого она позволяла Кревану выбирать, куда вести беседу, и успевала лишь отзываться.

‒ О таких вопросах я никогда не задумывалась, ‒ негромко призналась Морин, ожидая, что Креван станет язвить. Но он только непонимающе посмотрел на неё.

‒ Разве есть что-то интереснее того, как в природе всё устроено?

Морин дёрнула плечом.

‒ Может, и есть, ‒ осторожно ответила она.

‒ Вот что ты собираешься делать, когда будешь взрослой?

‒ Ещё не знаю.

‒ А я стану лекарем. Не подумай, что это ради того, чтобы помогать людям, ‒ произнося два последних слова, Креван насмешливо сложил руки в молитвенном жесте, ‒ хотя помогать ‒ тоже неплохо. Ведь люди не пожалеют благодарности для толкового врачевателя.

‒ А недовольные будут готовы поднять тебя на вилы.

‒ Я сделал всё, что мог, ‒ Креван картинно развёл руками, ‒ такова божья воля!

Морин покачала головой. Показной цинизм Кревана забавлял её. Он словно хотел выглядеть в её глазах бесстрастным, неуязвимым в своей броне безразличия ко всем земным бедам и радостям.

Как бы то ни было, абсолютная невозмутимость, которую Креван так жаждал показать, не помешала ему прийти на прогулку несмотря на ненавистную душную жару и возмущение родителей. Каждый час, что он проводил вне мастерской отца, они считали потраченным бестолково и напрасно ‒ а этих часов в скромной компании Морин становилось всё больше.

В далёком детстве Морин мечтала, что её, как прилежную девушку из сказки, отыщет наследник из далёкого края, непременно полюбит и увезёт в свою волшебную страну, где они будут жить, ни в чём не нуждаясь. Креван не походил на королевича ‒ он был сыном простого башмачника, но он по крайней мере был сказочно влюблён.

Привязанность и покорность, пусть даже облечённая порой в ядовитые слова, заставляли Морин ликовать. Она без памяти отдавалась этому чувству ‒ власти над чужим сердцем. И совершенно неважно, кому оно принадлежало ‒ заморскому наследному принцу или обыкновенному мальчишке, бледному и вечно взъерошенному, словно задиристый ворон.

‒ Как только возраст позволит ‒ уеду в большой город. Может, даже в столицу получится. Побуду пару лет на подхвате, обоснуюсь. Жену возьму, попроще, из деревенских ‒ чтоб и в доме уют, и на столе обед...

‒ Драться за тебя будут, завидный жених, ‒ съязвила Морин. Креван говорил с серьёзным видом ‒ верный признак, что это лишь бравада, ‒ но в груди всё равно пребольно кольнуло.

‒ Без внимания не останусь.

Морин хохотнула, сплетая на груди руки. Того, кто прикидывается спящим, разбудить невозможно, также как и переубедить того, кто изображает уверенность.

Когда они проходили по узкой городской улочке, за спиной раздалось сдавленное хихикание. Оно родилось в затенённом дворике дома, где жили сёстры-сплетницы, давно избравшие Морин мишенью, и разнеслось по жаркому воздуху вместе с дорожной пылью.

Морин сделала над собой усилие, чтобы не оглянуться и не опустить гордо поднятой головы. Пусть знают: она выше насмешек.

‒ Теперь все будут думать, что ты решил ко мне свататься.

‒ Пусть думают что хотят. Всё равно скоро я уеду. И тебе советую.

‒ Спасибо за совет, Креван.

‒ Не за что, Морин.

На сей раз напряжённое молчание воцарилось надолго.

На исходе следующего дня до Морин дошла весть о проклятом даре, пробудившемся в Креване. Его мать, бледная, словно потревоженный призрак, выскочила на улицу в одном исподнем. Она твердила о красном пламени и демонах, захвативших дом.

Когда люди, вооружившись вёдрами с водой и топорами, собрались у крыльца, навстречу вышел отец Кревана. Мужчина огромного роста, широкоплечий и грузный, загородил собой сына. Они покинули городок вместе. Подстрекаемые женскими криками, местные толпились вокруг, но авторитет могучего и уважаемого башмачника не позволил им вступить в бой.

Морин не вышла даже на крыльцо ‒ её обуял страх перед безумной толпой. Сквозь узкую щель между прикрытыми на ночь ставнями она следила за удалявшимся Креваном, чуть живая от ужаса и горя. Когда он оглянулся, отыскивая её лицо среди зевак, и в последний раз задержал взгляд на её доме, Морин с хриплым стоном рухнула на пол.

В ту ночь и сложилась её судьба.