Дом в туманах

2

На востоке взошло бледно-жёлтое солнце. Его свет с трудом пробивался сквозь клочья густого тумана. В пелене вязло и пение птиц, доносившееся из далёкого леса.

Дом, сонный гигант с выгнутой горбом крышей, возвышался среди редких деревьев. Он не замечал тумана, что наступал со всех сторон и непрестанно заглядывал в глаза-окна. В светло-серой дымке тень дома размазалась, растеклась по земле грязной лужицей без чётких краёв.

Морин уже стояла на крыльце. Свет озарял выбившиеся из пучка кудри на её затылке, и изгибы прядей отливали жидкой медью. С худой шеи свисал старый, уже посеревший передник с затейливой вышивкой.

Следы ночного вторжения следовало убрать как можно скорее. Они пугали девочек и беспокоили Морин, которая всегда ждала гостей. Для человека, проводившего на краю мира далеко не первый год, это состояние было естественным.

Жёсткие прутья ритмично царапали половицы. Морин сгребала в угол осколки мутного стекла и после каждого взмаха метлой нет-нет да оглядывалась на тропу, что вела к дому с запада, со всё нараставшей злобой.

Не явился ночью, когда был так нужен. И в сотню других ночей и дней, когда она так звала, так нуждалась в нём ‒ не столько в его руках и силе, не столько даже в тепле объятия, а в одном только его присутствии.

Морин швырнула собранный сор в кучу и выпрямилась, в последний раз задержав взгляд на дорожке среди высокой травы. Совсем скоро эти заросли вновь предстояло косить. Одному богу известно, на что походил бы этот двор без усилий Морин, и лишь он один знал, как часто опускались её натруженые руки.

Теперь ещё и эта напасть...

Морин рухнула на ступени крыльца и закрыла ладонями лицо. Упрямо стиснула зубы.

Ничего, и раньше, бывало, всё рушилось. Тряслась земля, бушевали ураганы, прилетали бури. Дом-в-тумане выстоял.

Морин скосила глаза на чашу, свисавшую над крыльцом на толстой цепи. Белый огонь беззвучно выбрасывал искры и ни единым всполохом не напоминал о случившемся ночью.

‒ Почему он погас? ‒ спросила Морин, не замечая, что говорит вслух. Ответом стало лишь приглушённое птичье пение.

Она была сердцем этого места, жрицей Белого пламени. Трёхликий бог даровал ей право хранить этот свет, открывая дорогу идущим из одного мира в другой. По доброй воле она ушла от живых и отныне встречала новый рассвет бок о бок с павшими.