Вера. Безнадега. Любовь

часть 17

Вера протягивает руку и осторожно касается ее плеча. Настя неотрывно смотрит в грязное-прегрязное стекло вагонной двери. Там угадывается ее темный силуэт, а за ним размытое алое пятно волос – это может быть только Вера, кто же еще, поэтому так страшно обернуться.

- Стасик... - раздается у самого уха.

Настя зажмуривается. Это имя – Верино изобретение. Никто ни до, ни после того лета не называл ее так.

- Стасик! Обернись, пожалуйста!

Пальцы на плече подрагивают. Или это Настю колотит он волнения. Она не знает, что делать, в голове ни одной мысли.

- Я знаю, что ты меня не забыла, - Верин голос тоже дрожит. – Посмотри на меня! Я узнала тебя с первого взгляда. Ведь и ты узнала меня, правда? Стасик!

Ее рука тянет за плечо, медленно разворачивая Настю. Но поднять на нее глаза Настя все же не в силах. Взгляд цепляется и намертво прикипает к замызганному узелку на тесемке капюшона Вериной толстовки. И тут Вера берет Настино лицо в ладони и мягко, но настойчиво заставляет посмотреть вверх. Настя моргает, и из глаз начинают бежать слезы. Сами собой. Они просто льются по щекам, непонятным образом попадают в нос и в рот, стекают к ушам, смачивая Верины ладони, капают с подбородка.

Сквозь эту слезную муть Верино лицо видится расплывчато, но Настя различает, как чуть подергивается вверх уголок Вериного рта, словно губы хотят, но не могут сложится в улыбку.

/Мама жаловалась, что помидоров в этом году был неурожай, цены на них так и не упали, поэтому она закрутила всего пять банок, а огурцов с десяток... Настя слушала вполуха, машинально качая головой, забывая, что по телефону мама этого не может видеть. Она с куда большим интересом наблюдала, как Вера складывает сумку. Хотя, интерес – это не то слово. В душе у Насти шевелилось тяжелое тревожное волнение. Свои сборы она оставила на последний момент. Пока майки и трусы лежали кучей на полке, а в старом шифоньере на плечиках висели два сарафанчика и тяжелая серо-голубая туника, казалось, что все еще по-прежнему. Будто бы лето еще не кончилось, и не надо ехать домой.

Жарило, кстати, вполне по-летнему, и в углу мотал головой трескучий вентилятор. На каждый его поворот отзывались шелестом пакетики, в которые Вера методично упаковывала вещи. Туфли на каблуках аккуратно набились скатанными в валики носками и обернулись футболкой. Блестящие платья, убранные в длинные чехлы и свернутые, заняли на удивление мало места. С каждой вещью, исчезающей в недрах дорожной сумки, словно перелистывалась страница летнего Настиного календаря, приближая конец. Насте хотелось заплакать, навзрыд, как маленькой, с подвываниями и шмыганьем носом, но ей было стыдно перед Верой.