Waking The Demon

-Он любит тебя, Луи. Ты знаешь это.

Так Гарри, наверное, не волновался никогда. Ему настойчиво казалось, что кто-то пытается нагло оторвать кусок его сердца вместе с лучшим другом. Тёмными путами его окутывал болезненный страх. А вдруг не выкарабкается? А вдруг умрёт? Хотелось самому себе больно врезать по лицу, чтобы выбить из глупой головы подобные мысли, но Найл был частью него. Как он мог остаться спокойным, когда, казалось, весь мир рушится вместе с бледным мальчишкой, спящим на медицинской койке?
Стайлс винил себя во всём от первого до последнего шага. Ему не нужно было брать друга с собой. Нельзя было так беззаботно позволять ему встревать во все эти сверхъестественные разборки. Он должен оберегать друга, а не пытаться его угробить. А даже если и нужно было, то это он должен был поехать за отцом Дани. Найл, а не Гарри. Где-то на задворках сознания парень понимал, что они не могли поступить никак по-другому, потому что от этого зависела жизнь Даниэль, ведь яд в её крови сработал бы при его приближении, но чувство вины буквально вгрызалось во внутренности, заставляя корчиться от воображаемой, но такой парадоксально реальной боли. Если бы он только мог, то, даже не задумываясь, поменялся бы с ним местами. И дело было не только в том, что Найл – обычный человек, а он – оборотень, способный вынести почти любую нагрузку и в итоге остаться совершенно невредимым. Нет. Дело в том, что даже если бы Гарри сам был бы среднестатистическим человеком, он хотел бы того же. Потому что одна мысль о том, что он может потерять это ходячее недоразумение, которое кудрявый может с достоинством и радостью называть своим другом, вызывает леденящий ужас и чувство глубокой, необъятной пустоты в груди. Если бы он только мог что-то изменить!
Хоть внутреннее чутьё и кричало об опасности, Стайлс оставил Перри и Найла на складе. Беспокойство за Дани так поглотило его, что он даже не подумал прислушаться к своей интуиции. За что и поплатился позже. Найти отца Даниэль оказалось совсем несложным, он всё также был в клинике, работая над каким-то лекарством. Один только вид перепуганного подростка, ворвавшегося, словно вихрь в клинику, сразу сказал ему обо всём. Он лишь спросил, что ему нужно взять. Помнится, Гарри тогда поразила его спокойная расчетливость, даже когда с губ сорвалось имя его собственной дочери. Ни один мускул на вечно добродушном лице Эда не дрогнул, пока Стайлс быстро говорил, что случилось и что ему нужно взять. Мужчина лишь стремительно прошёл в подсобку за нужными ингредиентами и травами, и также быстро вернулся обратно, позволяя Гарри отвести его, куда нужно.
Стоит ли говорит, что взрывы он услышал ещё издалека, но уже точно знал, откуда они идут. Сердце стучало так бешено, что почти заглушало остальные звуки. Перри была не на шутку испуганна и растеряна, когда они припарковались и выскочили из машины. Гарри даже не задумался, что здесь делает Малик, ему было глубоко на это плевать, потому что обрушенный склад наводил ужас.
- Где Найл? – намного жёстче, чем ему самому того хотелось, спросил Стайлс, хватая Перри за руку.
Девушка, казалось, готова была тут же упасть в обморок, такие огромные глаза у неё были. Она лишь указала на склад, когда её стало ощутимо потряхивать. Гарри выпустил её руку также стремительно, как и схватил и уже хотел бежать к зданию, когда заметил справа две фигуры, вывалившиеся наружу вместе со столбом пыли. Он рванул в ту сторону сразу же, но немного позже, чем Зейн и Эд. Перри так и осталась стоять на месте, явно не в силах даже сдвинуться с места.
Дальше всё происходило слишком быстро, и в слишком большом напряжении. Отец Дани, оттащил её подальше, будто прекрасно знал природу того яда, что распространялся в крови его дочери. Но Гарри не мог отвести взгляд от Найла. Весь перепачканный, в пыли, с порванной футболкой и свалявшимися светлыми волосами, что были орошены кровью, он был такой болезненно бледный, что сердце, казалось, готово было разорваться от сумасшедшего ритма. Никогда в своей жизни, он не испытывал чего-то подобного, казалось, что мир вокруг рушится вместе с Хораном, постепенно теряющим сознание. Вы когда-нибудь чувствовали, как судьба несправедливо пытается отобрать у вас что-то, а вы из последних сил, словно отчаянный цепляетесь за это? Стайлс чувствовал себя именно так. И в тот момент, когда увидел затуманенный взгляд друга перед самой отключкой, и пока его везли в больницу, и когда его везли по серым коридорам этого заведения и даже, когда врач сказал, что всё будет в порядке, несмотря на сильное сотрясение и вывих руки в районе плеча. Гарри, как заведённый повторял себе о том, что это его вина. Его и ничья больше. И вроде бы доктор подтвердил, что с Найлом всё хорошо, а ему всё равно было страшно.
Более или менее он пришёл в себя только к утру следующего дня и то только потому, что сон неожиданно сморил его и в голове за эту пару часов всё будто бы немного устаканилось. На все увещевания медсестёр уйти, отдохнуть он не реагировал и просто продолжал упрямо сидеть у палаты друга, не смея войти и потревожить его глубокий и спокойный сон.
- Как ты? – негромкий уставший голос показался чужеродным звуком в установившейся тишине.
Гарри вздрогнул и поднял взгляд на человека, который немного поправив свои очки, медленно опустился рядом. Парень мог только неопределённо пожать плечами, не в силах даже раскрыть рот, чтобы что-то сказать. Впервые за всё время их знакомства Стайлс заметил, насколько уже не молод был отец Даниэль. Глубокие морщины на лбу и в уголках вечно смешливых глаз, опущенные уголки губ и глубокие, чувствительные тени под этими самыми глазами, будто бы он не спал несколько недель. Сейчас он не был похож на всегда улыбчивого сорокасемилетнего мужчину. Он будто приобрёл десяток лет за раз, и они явно не были спокойными и благополучными. Парню стало невыносимо жаль этого поразительного душой человека.
- Он сильный, Гарри. Намного сильнее, чем ты думаешь, - Эд говорил спокойно и размеренно, но это не приносило того же душе кудрявого.
- Как Дани?
Казалось, за все эти бесконечно долгие часы он успел забыть, что изначально явилось причиной. Но её отец просто не мог этого сделать.
- Она в порядке. Немного поспит и всё будет хорошо, - мужчина посмотрел на Гарри. – А тебе не помешало бы отдохнуть, Стайлс.
- Отдохну, когда пойму, что он в порядке.
Эд не стал больше говорить ни слова, и они просто молча сидели рядом, каждый думая о чём-то своём.
Конечно, его слова не на шутку успокаивали разбережённые нервы, но всё это было не то. Потому что в тот момент, когда Гарри во все глаза смотрел на разваливающееся здание, он, к своему стыду, думал лишь о Найле, совсем позабыв, что Дани тоже была там. Собственно, чувство вины удваивалось, только теперь не только перед Хораном. И до чего же паршиво ощущать свою беспомощность. Но разве кто-то может сейчас его понять?
Ему бы, возможно, хотелось расспросить Эда чуть больше, удостовериться, что Даниэль действительно в порядке, насколько это возможно после яда в крови, но внутренний голос говорил, что не стоит. Не стоит бередить и без того слишком явные раны на сердце этого мужчины. Иначе кем он будет? Вчера, сегодня, он мог потерять единственное, что имело значение в его жизни, и было просто издевательством заставлять его говорить об этом снова. К тому же Стайлс хорошо понимает, что сейчас чувствует мужчина, и ему бы не хотелось вспоминать этот ужас вновь.
Мужчина ушёл до того, как Гарри позволили зайти в палату, хотя ему бы пригодилась поддержка хоть чья-нибудь, потому что, казалось, один он не справится. Но вот она - правда. Он в одиночку открывает эту злосчастную белую дверь, которую Стайлс никогда бы в жизни не хотел больше видеть, находясь по эту сторону. Беспомощный, напуганный до смерти, пытающийся отчаянно убедить себя, что это не его вина, парень, чей единственный шаг вперёд, кажется, может изменить всю вселенную. Сердце болезненно сжимается, когда взгляд натыкается на бледного Найла, чьи светлые ресницы, немного подрагивают, но он продолжает крепко спать. Какие-то трубки, приборы, от которых в глазах двоится и темнеет. Гарри старался ступать, как можно тише, лишь бы не потревожить его сон. Но где уж тут? Болезненный вид лучшего друга, чья голова перебинтована, вместе с левым плечом, страшил его своей реальностью. В голове пронеслась мысль, что лучше бы он и не заходил сюда вовсе. От него было бы куда больше пользы за этой чёртовой дверью. Там, по крайней мере, груз ответственности и удушье не давят настолько сильно. Думаете долго кудрявый смог находиться в этом абсолютно безнадёжном месте? Нет. Две минуты наедине с лучшим другом без сознания, и его уже трясёт от ужаса, и всё в голове превращается в непонятную кашу. Чувство вины будто насмехается с каждым разом всё больше, и парень просто разворачивается и выбегает прочь отсюда, абсолютно игнорируя голос матери, что отчаянно окрикивает его и хмурый взгляд Лиама, который вовремя отходит с его дороги. В ушах всё звенит, перемешиваясь со звуками взрыва и падающих стен здания, а потому он делает единственное, что подсказывают ему инстинкты - перевоплощается и несётся куда-то далеко отсюда, ведомый желанием хоть ненадолго укрыться от суровой реальности, спастись от собственных чувств. И хотя он прекрасно знает, что когда Найл очнётся (а он точно это сделает!), то посмеётся над ним и со всей горячностью заверит, что всё в порядке и в этом точно никто не виноват. Но Гарри будет знать, что это не так. Он будет знать, что оплошался, что подставил дорогого человека, едва не убив его, пусть и не своими руками, но на поводу у собственных эмоций. И этого уже ничто не изменит.
**
Гарри очухался лишь поздним вечером через два долгих дня, когда солнце уже спряталось за линией горизонта, а на небо полноправно взошла величавая луна. Её мягкие лучи ложились на поверхность земли с особой, будто бы материнской нежностью, указывая путь заплутавшим душам, и вся она казалась чем-то возвышенным и всесильным. Россыпь звёзд, её меньших сестёр, ярко сияла на полуночном небе, впервые за долгое время заставляя Стайлса просто поднять голову наверх и смотреть на их немигающий прекрасный свет. В голове было фантастически пусто, когда ни одна мысль даже не пыталась посетить его разум. Все они будто внезапно смолкли, перестав раздирать всё внутри на кусочки, очарованные величественной Луной и её спутниками. Вот она красота мира…нет, вселенной – недосягаемая и прекрасная граница чего-то совсем неизведанного и неизвестного. Яркая, но мягкая, сильная, но чуткая, властная, но нежная женщина-судьба, что будто бы склонила своё лицо к одному из своих волчьих детей, разделяя его тревоги. Гарри, казалось, что он может слышать её текучий, чуть низкий голос, заполняющий всё вокруг, везде: в рокоте сверчков, шорохе травы и деревьев, в копошении лесных зверей, журчании воды в реке неподалёку. И от этого ему становилось так спокойно и тепло, как давно уже не было.
У дверей больницы он появился, будто обновлённый, нашедший себя в лабиринтах собственного запуганного в одночасье разума. Сейчас он не чувствовал ни жгучего ужаса, ни такой тяжёлой вины, только умиротворение и желание что-то сделать, кому-то быть может помочь. В эту минуту Стайлс был готов встретиться со всеми своими страхами, со всеми фантомами и тенями, что притаились в глубине его живой души, и главное, он был готов простить себя. Позволить невыносимому грузу соскользнуть со своих плеч куда-то в забытье, где он уже не потревожит его.
Он знал, что приёмные часы давно закончены, но его это не волновало. Кудрявый даже сам бы проскочил в палату, нарушив все существующие правила, но его мама оказалась куда быстрее. Её обеспокоенное, немного осунувшееся за пару дней, измученное лицо оказалось сильным ударом по пошатнувшемуся спокойствию. Он совсем забыл, что его не было так долго. И даже если на нём это беспощадное время никак не отразилось и пронеслось стремительно, то вот новые морщинки на её лице и беспокойство в глубине глаз были слишком явным доказательством его отсутствия. Энн не стала ничего говорить, просто прижалась к сыну, привставая на носочки, и заставляя сердце парня болезненно сжаться. Последний раз он видел её такой в тот день, когда отец забрал вещи. То же растерянное, уставшее выражение лица и те же приопущенные уголки губ. Как он мог с ней так? Она же действительно самый важный человек в его жизни, а он так просто, без объяснений исчез на несколько дней, заставляя любящее материнское сердце волноваться.
- Прости, мам.
Она помотала головой, но он в полной мере ощущал всю глубину её страха и беспокойства. Она же думала, что с ним что-то случилось, ведь когда он убегал из больницы, то был на взводе. И хотя облегчение всё же пришло, страх, что когда-нибудь, Гарри выкинет что-то подобное ещё раз, никуда не девается. И кудрявый был единственным, кто был в этом виноват. Поэтому парень просто неуклюже обнял её в ответ, как бы извиняясь за все доставленные проблемы.
- Пойдём, - произнесла женщина, отстраняясь от сына. – Может хоть ты скажешь Найлу, что ему нужно здесь побыть, а то он только и пытается, что сбежать.
Лёгкая улыбка тронула её губы, а Гарри кивнул и двинулся вслед за матерью. Энн оставила его у палаты одного, потрепав по волосам напоследок, а кудрявый уже точно знал, что происходит внутри №112. И дело было не столько в остром слухе, сколько в слишком очевидном шебуршании по ту сторону двери. Кудрявый открыл её не слишком резко, чтобы, не дай бог, не спугнуть хорька, пытающегося прорыть себе путь на свободу. Картина перед ним предстала и вправду шедевральная. Хоран стоит напротив распахнутого окна, явно прикидывая высоту, с которой ему, если что придётся падать, а рядом лежат, сдёрнутые с кровати простыни, связанные в единую цепь. Связанные, между прочим, неаккуратно и ненадёжно, в силу до сих пор ноющей руки. Он что вправду решил, что это сработает? Кому-то нужно смотреть меньше фильмов, чтобы не засорять свою голову всякой несуразицей.
- И в какой момент тебе пришла эта мысль в голову? – насмешливо спросил он.
Хоран резко обернулся, сначала испугавшись того, что его застукали, а потом осознав, кто именно его застал за таким делом.
- Стайлс! – радостный вскрик и громкое сердцебиение.
Найл оказался рядом стремительно, быстро обнял друга и отстранился, чтобы выглянуть в коридор. Убедившись, что сюда не спешит конвой из медсестёр, блондин быстро захлопнул дверь и уставился на Гарри.
- Так и в какой момент ты додумался до этого? – кудрявый выразительно окинул взглядом палату.
- После попытки сбежать невозмутимо пройдя мимо поста охраны (а ведь почти сработало, одежду они мою забрали, а с голым задом видите ли ни-ни!), с помощью заложницы (она была вроде как не против, смотрела на меня ещё с такой улыбкой понимающей) и в корзине для мусора (это уже крайняя степень отчаяния, не обессудь), - легко пожал плечами, Хоран, будто говорил об абсолютно обыденных вещах, но затем встрепенулся. - Где ты был?
- Проветривался, - честно ответил Стайлс.
Взгляд голубых глаз был неожиданно понимающим, а потому он даже не стал больше ничего спрашивать. Просто уселся на кровать, с широченной улыбкой и заговорил, так бойко и быстро, как умел это делать только он.
- Я рад, что ты здесь. Ты единственный, кто меня поймёт. Они заперли меня здесь, будто я помираю, а у меня всего лишь лёгкое сотрясение и вывих. Вправленный уже, между прочим! – Найл немного поморщился при попытке активно помахать доказательством своего невообразимого здоровья и продолжил. – Ты не представляешь, как они мне уже все надоели со своим тебе нужно беречь себя и бла-бла-бла. Будто я этого от отца не наслушался, когда очнулся. Нет! Ну ты прикинь, даже Пейн пытался мне мозг промыть по этому поводу! Пришёл сюда весь такой расфуфыренный, яростно-сверкающий своими угольками и говорит мне «О чём вы думали?!». Главное, смекаешь, не как ты себя чувствуешь, ни поднести ли тебе стакан на смертном одре? - Найл наигранно тяжело вздохнул и тут же продолжил слишком поглощенный своим рассказом. – А «Кто вас просил лезть туда самих? Ну ладно у тебя мозгов нет, а Стайлс-то о чём думал?»
Гарри фыркнул на последнюю фразу, а друг только закивал.
- Вот и я говорю «Хмурый волчара, если ты пришёл меня отчитывать, то скатертью дорожка тебе прямо в окно, из которого ты обычно приходишь». – Стайлс скептично приподнял брови, и Хоран тут же стушевался. – Ну ладно-ладно! Этого я ему не сказал, но смысл был исключительно таким. Пожелал мне в своей грубой, мужланской манере в следующий раз обращаться за помощью и, сверкнув своими глазёнками вышел за дверь.
Кудрявый всё же не выдержал и рассмеялся, прикрывая рот рукой. Найл удивлённо захлопал глазами.
- И чего ты ржёшь?
Но Гарри не ответил, продолжая хихикать, пока Хоран не поддавшись, тоже не рассмеялся. Видимо, осознал, как глупо звучал его непрекращающийся поток жалоб на некого хмурого альфу. Стайлс не стал спрашивать, почему именно все возмущения складывались на Пейна, наверное, потому что понимал, что, возможно, не готов услышать правду, так же, как Найл не готов произнести её вслух. Потому что кудрявый уверен – это лишь часть визита Лиама, там есть что-то ещё, о чём друг не говорит, но от чего его сердце убыстряет свой бег. Может Гарри и не был самым чутким или внимательным другом, но всё же не мог не заметить его мечущегося состояния, и того как меняется Хоран в присутствии двух людей. Ну ладно бы людей! Так нет. Оборотней же. Если бы имел достаточную наглость, то посоветовал не связываться ни с одним из них, но смотря на него понимает, что не ляпнет чего-то подобного.
По-крайней мере, побег был отодвинут на второй план. Хотя то, что они проболтали всю ночь напролёт, вряд ли можно было бы назвать соблюдением режима. Оба выключились лишь под утро на полу и простынях, рядом с кроватью. Но проспали недолго. Энн, зашедшая проверить их перед утренним обходом, пришла в ужас от увиденной картины. Разъярённая женщина – это страшно, разъярённая мать – ещё страшнее, а вот разъярённая медсестра означает, что вам пришёл полный каюк. Любимый сын был злостно разбужен и буквально выпинан за дверь, без возможности каких-либо объяснений. А «тяжело больной» за ухо поднят развязывать узлы на простынях и возвращать их обратно. Но находясь по разные стороны одной двери, они чувствовали одно и то же – неимоверную радость от того, что всё становилось на круги своя. Впервые за долгое время они вновь почувствовали себя обычными мальчишками, что ослушались наказа матери и нашкодили, а теперь постыдно прячут хвосты. Ни оборотнями, сверхлюдьми, охотниками или чем-то подобным. А самыми простыми детьми, которым, наконец, вернули их горячо любимое детство. Гарри бы сказал, что это чувство было бесценно, и оказался бы прав. Потому что хотя бы для двоих людей на этой планете так и было.
**
Луи готов был убить Стайлса. Вы спросите за что? За враньё в якобы благих целях. Ведь Томлинсон всем нутром чувствовал, что что-то не так было в тот день. И внезапное исчезновение лучших друзей с занятий отнюдь не стало доказательством обратного, лишь усилив неприятное, сосущее ощущение в районе желудка. Ему бы заметить буквально сквозящее между строк беспокойство и враньё в его сообщении, но тогда он только отмахнулся от самого себя. И вот теперь Найл лежит в больнице, Даниэль только пришла в себя, до сих пор слабая после действия яда (он знает это только потому, что ему рассказала перепуганная Элеонор), а от Гарри ни слуху, ни духу вот уже два чёртовых дня. Ну ладно он, Луи! О нём Стайлс, видимо, решил не думать, но о собственной матери, на которой нет лица последние пару дней, он мог подумать?! Чёртовы оборотни со своими закидонами!
- Клянусь, я сдеру с него шкуру, когда он появится, - не выдержав, рыкнул Луи вслух.
- С кого ты собираешься сдирать шкуру? – послышался насмешливый голос со стороны окна.
Томлинсон так резко и стремительно обернулся, что застывший в проёме кудрявый парень чуть не вывалился туда, откуда пришёл. Его инстинкты сработали раньше разума, а потому кинжал, что всегда покоится под подушкой на всякий случай, уже блестел своими стальными изгибами в лучах раннего солнца. Он скорее краем сознания видел, как Гарри нервно сглотнул и сделал глубокий вдох, заворожено смотря на шатена, сейчас похожего на непоколебимого воина. Но это ощущение длилось всего пару секунд, прежде чем Луи осознал, чья наглая морда предстала перед ним. И он бы, честное слово, последовал бы собственным словам, если бы не слишком очевидная волна облегчения и желание заключить этого невыносимого придурка в своих объятиях. Только сейчас он со всей силой осознал, насколько сильно волновался эти долгие два дня.
- Иди сюда, чёртов засранец, и приготовь собственную шкуру, - весело проговорил Томлинсон, оказываясь рядом со Стайлсом быстрее, чем тот успел среагировать, и втаскивая его в свою комнату.
Рама окна хлопнула, словно решётка закрывшейся клетки. Это было бы почти поэтично, если бы не немного виноватая, но всё же вполне довольная улыбка на этих невыносимо желанных губах. Луи окинул его внимательным взглядом, сразу подмечая, что-то неумолимо изменившееся в его взгляде, казалось, даже плечи неожиданно распрямились делая его ещё выше, чем до этого. Томлинсон не знал, что именно повлияло на его парня, но мог поклясться, что с лица исчезло вечно немного растерянное выражение, сменившись какой-то спокойной уверенностью. И это не могло не восхищать, хоть Гарри нравился ему даже неуклюжим и рассеянным. Что-то подсказывало, что эти два дня полной изоляции были связаны не столько с Найлом (хотя с ним в первую очередь), сколько со всем, что на него свалилось за последние пару месяцев. Оборотни, смерти, вражда – он ещё не успел до конца осознать, что произошло, а потому всё это копилось внутри, пока не выплеснулось наружу. Казалось сейчас перед ним стоял Стайлс, который всё понимает и принимает. Наконец, принимает себя тем, кто он есть.
Луи улыбнулся едва ощутимо и подошёл ближе к кудрявому, что немного лукаво-недоверчиво, будто бы не зная, чего ожидать прищурил глаза. Томлинсону не нужно было ничего говорить, ведь Гарри чувствовал его, как себя, и шатен знал это, потому что сам не раз ощущал эту тонкую, призрачную нить, что тянется между ними, иногда звеня от напряжения, а иногда сокращаясь до минимума, вместе с их душами, но никогда не прорываясь.
- Я бы тебя наказал, но… - Луи замолк, выразительно приподнимая брови, а ответом ему был тихий смех.
- Я бы вымаливал прощение всеми возможными способами, но… - передразнил кудрявый.
- Почему же ты ещё не на коленях? – слегка надменный, испытующий взгляд насыщенно-серой стали, заставил Гарри удивлённо захлопать глазами.
Атмосфера изменилась буквально за доли секунды превратившись из радостно-спокойной во что-то куда более значительное и напряжённое. Луи сам удивился тому, как властно звучал собственный голос, но абсолютно ничего не мог с этим поделать. Но самым странным (а может и нет?) было то, что Гарри подчинился, немного неуклюже, будто бы осторожно опустился на колени перед Томлинсоном, заставляя дрожь пробежаться вдоль неожиданно слабеющего тела. Он смотрел в эти сверкающие чем-то будоражащим кровь изумруды, не отрываясь. Это было бы непростительно сейчас. Слегка подрагивающие руки Гарри, что слишком неожиданно, хоть он и не делал резких движений, оказались на его ширинке, заставили едва заметный румянец окрасить щёки, а с губ сорваться непроизвольный тихий стон. Стайлс кинул быстрый, немного робкий взгляд на Луи, который почувствовал, как невыносимо слабеют колени под ним, а потом медленно потянул застёжку вниз, нарушая тишину комнаты скрежещущим звуком металла. Томлинсон был готов поклясться, что вместе с этим звуком его душа вознеслась в рай. Он бы и дальше смотрел на это невероятное создание у своих ног но, когда его пухлые губы коснулись тазобедренных косточек и, оставляя влажный след, двинулись к резинке трусов, он просто не смог сдержаться и закинул голову назад, роняя кинжал и вцепляясь в мягкие волосы тонкими пальцами. Горячее дыхание опалило пах, прежде чем Гарри провёл языком поверх ткани трусов по заметно выпирающему бугорку. Стайлс немного непроизвольно рыкнул, чувствуя, как сильно сжимаются в кудрях чужие пальцы. Парень обхватил член шатена, всё ещё через нижнее бельё, и глухой выдох сверху в прикрытую ладонь был ему наградой. Если честно, Луи уже был готов позорно сдаться этому засранцу, хотя тот ничего ещё толком и не сделал, но у Томлинсона просто сносило крышу от одного осознания, что Стайлс стоит перед ним на коленях и собирается вымаливать прощение. Да ещё таким пикантным образом. Шатен уже хотел рыкнуть ему, чтобы тот не медлил, но не тут-то было.
- Что за…? – голос собственного отца заставил кровь отхлынуть от лица.
Примерно на десять секунд в комнате воцарилась мёртвая тишина, где Гарри продолжал стоять перед расстёгнутыми штанами сына мистера Томлинсона с ошалелыми, перепуганными глазами, Луи судорожно прикидывал, какой взрыв последует за этим всем и пытался не запаниковать, а что творилось в голове мужчины не знал никто, потому что каменное выражение его лица нельзя было расшифровать будучи даже оборотнем. Младший охотник так разволновался, что сделал, самое глупое, что может сделать сын, застуканный с парнем, который явно собирался «пососать леденец».
- Пап, ты разве не уехал по делам? – уточнил шатен, понимая, что говорит лишь после того, как слова уже достигли мистера Томлинсона.
И вот после этого комната неожиданно наполнилась жизнью. Разъярённый глава семейства, не стал слишком церемониться и попытался ухватить Гарри за шиворот, чтобы выволочь прочь, но то ли его волчьи повадки, то ли сам Луи чуть перехвативший инициативу и задержавший отца, явно спасли Стайлсу жизнь. Томлинсон не видел таким злым своего отца, наверное, никогда. Сейчас охотник был больше похож на обезумевшего зверя, которого призван расстрелять, чем на себя самого. Дикий грохот повалившегося стола, взбудоражил и остальных членов семейства. Благо, шатену не пришлось рассказывать Гарри, что ему нужно делать. Тот вполне умело выскочил через окно на крышу, направляясь в сторону дерева, излюбленному способу спускаться отсюда, но мистер Томлинсон явно не собирался останавливаться. Оттолкнув подальше сына, который даже при всей своей силе не сумел сопротивляться (по крайней мере, не сейчас, когда его застали врасплох) выхватил оружие из шкафа и кинулся к распахнутому окну.
- Что случи… - попыталась узнать, заглянувшая в комнату Элеонор, но была прервана громким криком.
- Ещё раз увижу, яйца отстрелю! – потрясая дробовиком проорал мужчина.
Луи почувствовал себя чёртовой девчонкой лет шестнадцати (плевать, что ему было семнадцать, почти восемнадцать, между прочим!), которую застукали за непристойными делами. Но он же не девчонка, а Гарри не хулиган с соседнего огорода. Волна неожиданного гнева резко прилила к лицу. Какого чёрта его отец так взбесился? Да, он никогда в открытую не говорил, что он гей, но никогда и не скрывал этого. Как будто это имеет какое-то значение. Или его возмутил тот факт, что ему кто-то собирался сделать приятное? Так вроде он сам рассказывал о своих похождениях в подростковом возрасте.
- Какого чёрта, отец?! – Луи пилил мужчину недобрым взглядом, он бы удивился откуда в нём появилось столько злобы, но ярость слишком сильно давила на сознание.
Тот застыл, а затем медленно развернулся. Увидев его лицо и жёсткость притаившуюся в глазах, он почти пожалел, что открыл рот. Но всё-таки шатен был сыном своего отца, а потому лишь упрямо сжал губы и ответил не менее властным взглядом. Уж в этом парень мог с ним посоперничать.
- Ты спрашиваешь, какого чёрта? Это я у тебя должен спросить! Чем ты думал? Тем, что пониже твоего пояса? – металл буквально звенел в его голосе.
Элеонор испуганно прижала ладонь ко рту, а мать ни во что не вмешивалась, просто безучастно наблюдая за развернувшейся картиной. Спасибо хоть тётка куда-то свалила на пару недель (Луи надеется, что навсегда) и не смотрит этим своим ехидным взглядом.
Луи сжал кулаки в бессилии. Он действительно не понимал, что так взбудоражило отца. Он же чёртов подросток, неужели так сложно принять, что у него может быть личная жизнь? Или дело в чём-то другом? В чём-то спрятанном более надёжно в закромах отцовских мыслей? Луи, то ли к сожалению, то ли к счастью, мысли читать не умел, а потому знал единственный способ решения проблемы. Спросить напрямик.
- Да, может уже объяснишь, что не так? – от хорошего настроения не осталось и следа.
Мистер Томлинсон хлестнул его взглядом, а затем усмехнулся совсем недобро. Нет, конечно, он никогда не отличался нежностью по отношению к сыну, но и такого безмерного разочарования Луи никогда не ощущал на себе. Сейчас ему казалось, что он сделал всё и не так. Отец так давил на него своей энергетикой, что кажется, он уже даже был готов признать это. Парень никогда не сомневался в авторитете отца, прислушивался к нему, но сейчас просто не мог согласиться с острыми, злыми словами того, кто вырастил его.
- Мне плевать, что ты предпочитаешь парней, но ты нашёл с кем встречаться!
- Отец, о чём ты… - подала голос Элеонор, до этого испуганно молчавшая.
- А ты не встревай! – жёстко оборвал дочь мужчина.
Луи чуть не задохнулся от резкого осознания, что будто снежная лавина сошла с недр его мозга на верхние уровни сознания. Один маленький неловкий жест, один вскрик на ни в чём неповинную сестру, и всё чудесным образом проясняется. Может кто-то и не заметил бы в этом ничего странного, но взгляд отца говорит сам за себя. И как он сразу не догадался, где именно кроется суть надуманной отцом проблемы? Это же так очевидно. Охотник навсегда остаётся охотником.
- Ах, вот в чём дело.
Мужчина повернулся к сыну, являя острые, как бритвы скулы, что были так похожи на его собственные.
- Уж сейчас-то это в особенности для тебя проблема, не так ли? – ядовитая усмешка буквально разрезала тонкие губы, а отец дёрнулся, как от пощёчины.
И если мать до сих пор не понимала, в чём суть, то три оставшихся человека знали причину. Оборотень. Вот кем он видит Гарри, совсем забыв, что он такой же человек, как и другие, как и собственная дочь, которую он столь судорожно оберегает от всех невзгод. «Охотничьи привычки не пропьёшь, да папочка? Все эти звери до сих пор остаются тем, на кого ты смотришь, как на низшие, потерявшие разум существа, которых призваны истреблять такие, как мы. А твоя дочь не в счёт. Она исключение из правил». Эти мысли на удивление будто структурировали всё в его голове. Он думал, что прошло то время, когда отец кидался на любого оборотня вне зависимости от их душевных, а главное ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ качеств. Думал, что после того, как укусили Элеонор, в его голове что-то встало на место. Но, видимо, он ошибался.
Луи не стал больше говорить ни слова, просто взял свою куртку и вышел из комнаты, сбежав по лестнице и громко хлопнув дверью напоследок. В его душе клокотала ненависть от непонимания, той глупости, которая поселилась в голове его отца. Вот зачем они оба начали это? Они же только зря тормошат друг друга, причиняя больше вреда и боли, чем самой банальной пользы. Да, и Луи совершенно не собирается отступаться от Гарри, только потому, что его драгоценный отец, решил, что так не должно быть.
Томлинсон так стремительно нёсся по улице, поглощённый своей злостью, что даже не сразу распознал голос сестры позади.
- Луи, подожди!
Шатен остановился тяжело дыша. Было ощущение, что он буквально бежал всё это время, хотя вполне возможно, что так и было.
- Эль, зачем ты пошла за мной? – он окинул её взглядом. – Да ещё и без куртки! Заболеть решила?
Девушка остановилась, хватая ртом воздух и неосознанно сжимая его рукав. Луи стянул с себя куртку и повесил на младшую сестру, игнорируя её слабые протесты. Мысль о том, что, наверное, она теперь не умеет болеть вовсе, даже не посетила его голову, слишком привык он всегда приглядывать за ней. Карие глаза цвета молочного шоколада взметнулись к его лицу, будто бы в немой мольбе.
- Не злись на отца. Ты же знаешь, что в последнее время он на взводе и прекрасно знаешь почему! Если бы не я…
- Если бы не ты, он бы действительно пристрелил Стайлса, забыв и наплевав на то, что мы находимся в городе и жилых кварталах, - Луи резко отвернулся. – Ты единственное, что его остановило…и всегда останавливало.
- Он любит тебя, Луи. Ты знаешь это, - голос девушки немного подрагивал, но вовсе не от страха, а от сдерживаемых слёз.
Шатен не стал ничего отвечать на её слова, потому что действительно знал, что так и было. Пусть он любил его очень по-своему и своеобразно, как любят только самые строгие и сильные из людей, но мужчина действительно заботился о нём. Но сейчас Луи не мог прибежать обратно с поджатым хвостом, только получив нагоняй, иначе бы он не был тем, кем является. К тому же клокочущая в груди злость от всей этой несправедливости, никуда не исчезла по мановению палочки, пока она только лишь разрасталась.
- Меня не будет пару дней, может больше, - тихо произнёс он, утирая каплю, сорвавшуюся с глаз сестры.
- Но, Луи… - попыталась девушка.
- Элеонор. Всё будет нормально. Просто сейчас я не готов вновь говорить с отцом. Прошу пойми и ты меня, ладно? – он обнял Эль, поглаживая мягкие шоколадные волосы и давая ей такое нужное время взять себя в руки. - Благо выходные, у меня есть время проветриться.
Девушка закивала, отстраняясь, возвращая на губы привычную чертовски милую и обаятельную улыбку. Он только мог позавидовать её умению быстро собраться с мыслями и побороть что-то внутри себя. На прощание шатен нежно поцеловал её в лоб и на пару секунд вновь сжал в тёплых объятиях, пообещав, что всё будет нормально, она ответила ему светлым взглядом и понимающей улыбкой. На том и расстались. Младшая из Томлинсонов побрела в сторону в эту секунду такого далёкого дома, а старший, недолго раздумывая, направился в единственное место, где его сейчас ждали.
Двери дома Стайлсов приветливо распахнулись ещё до того, как он успел подняться на крыльцо. Изумрудные глаза смотрели обеспокоенно, но кудрявый не задал ни одного вопроса, просто нежно потянув Луи за руку внутрь. Там он налил им тёплый чай и заставил устроиться у телевизора за просмотром какого-то фильма, содержание которого Томлинсон и не запомнил вовсе, потому что всё, что отпечаталось в памяти - сплетённые воедино пальцы и смущённая улыбка на невыносимо желанных припухлых губах. Но и этого неторопливого, уютного момента ему хватало сполна для того, чтобы заполнить некую пустоту, образовавшуюся внутри после ссоры с отцом. Что только убеждало самого Луи, что он не отступится от своих слов, не отступится от Гарри, которого один раз уже чуть не потерял по собственной глупости и никому не позволит диктовать, по каким принципам ему стоит жить. Даже горячу любимому и уважаемому отцу. Вот что парень осознал, находясь в уютных объятиях парня, который давно уже, незаметно и неумолимо стал куда большим чем то, что называют «любовью». Он был невыносимо нужен ему. Только он. И никто другой просто не сможет никогда заменить это ходячее недоразумение, потому что он единственный, в ком действительно так отчаянно нуждается его сердце. И если бы не эти два непомерно длинных, тянущихся словно жевательная резинка не слишком хорошего качества, дня и не ссора с отцом, то неизвестно, как скоро он осознал бы это. Поэтому сейчас Луи только посильнее прижался к Стайлсу, чувствуя, как тот непроизвольно вдыхает чуть глубже, но старается сделать это не слишком очевидно, и улыбается, потому что этот глупый фильм, абсолютно не важен, но, пожалуй, это самый драгоценный момент на сегодняшний день.
А где-то в другом конце этого небольшого городка, одна семейная пара сидит на кухне собственного дома, будто бы всеми покинутая и женщина, смотрит на мужчину выжидающе и пристально.
- Может, объяснишь, что это было? – миссис Томлинсон скрестила руки на груди в ожидании ответа, после того как поставила чашку на стол, а её муж только досадливо махнул рукой. – Я жду ответа. И надеюсь, что ты сподобишься мне его рассказать.