Яблоки

Глава 15 Что делать-то будем?

К сожалению, я никогда не напивалась до беспамятства, поэтому пишу так, как мне кажется, должно быть. Если у кого есть опыт, напишите в комменты пж.
Да, ещё простите, что шуток так мало. Сейчас серьёзный момент, и ребятам не до этого.

Рейх сдавленно застонал и проснулся. Голова болела просто ужасно, как будто в неё засунули ржавые шестерёнки и заставили их крутиться, всё тело онемело, и только пальцы нервно смяли простыню в надежде коротким движением оживить непослушные конечности. В ушах стоял какой-то неясный шум вроде того, что возникает, когда прикладываешь ракушку к уху. Только этот был не приятным шумом моря, не звуком перекатывающихся волн и трущейся в песок гальки, а чем-то неприятным, тем, что заливало ушные раковины, как морская вода, и бурлило там непонятно зачем. Глаза были залиты странным клеем с катышками, который щипал зрачки и при этом не давал разлепить ресницы. Попытаться разглядеть что-то сквозь этот частокол — этот всё равно что пытаться смотреть сквозь запотевшие очки, которые перед этим были заляпаны чем-то вроде подсолнечного масла. Голова застыла на шее в одном положении, так что сдвинуть её хоть немного значило устроить себе проверку болевого порога. Ноги были развёрнуты в разные стороны, и сверху наверняка выглядели, как две холодные макаронины.
Рейх напряг полуживую руку и приподнялся на ней, силясь хотя бы немного пробудить от сна вырубленное алкоголем тело. Левая рука была, наверное, единственой частью тела, которая была не задействована в вчерашнем беспределе. В глотке пересохло, каждый вдох давался ему с трудом, особенно если учитывать то, что он лежал на животе, и лёгкие, судорожно расширяясь и втягивая в себя воздух, приподнимали его и беспокоили одеревеневшие мышцы.
Болело всё без исключения, но стоило ему ценой неимоверных усилий завалиться на правый бок, как самая повреждённая часть тела дала о себе знать. Поясница взвыла, щёлкнула несколько раз и отчаянно завопила беззвучным жалобным криком. Что бы Рейх не делал вчера, ей наверняка досталось больше всех. Лазал ли он по деревьям и подскальзывался на мокрых от вечерней росы ветках, ходил ли на ночные занятия по йоге или просто навернулся и скатился в канаву... Его пропаренный алкоголем мозг этого не знал.
Мысли текли в его голове, как ленивая равнинная речка, как вязкий густой соус течёт из соусницы в спагетти, как яблочное пюре сползает с ложки на горячий блинчик. Скорее всего, даже медленнее. Банальная мысль о том, что нужно встать, то исчезала, то появлялась снова, фантомно напоминая о своём существовании.