Мы закрываемся в восемь

глава 6

Гарри Поттер не знал, что такое семья. Точнее, он изучал её как социальный институт, читал про неё в книгах, но никогда не был её частью. Отец и мать погибли раньше, чем он успел сохранить их образы в памяти и осознать, каково это — иметь родителей. У дяди с тётей был шанс восполнить эту потерю, но центром их внимания был только Дадли. А Гарри, плоду осуждаемого ими брака, было точно не место рядом с родимым отпрыском порядочных людей. Что в нем такого непорядочного, Гарри не понимал ни тогда, ни теперь. Каждый раз, когда он пытался уточнить, тётка начинала орать про его отца, и, казалось, еще немного, и у неё изо рта пойдёт пена. А дальше неизменно следовали эхо в исполнении дяди и отсидка в чулане впроголодь не меньше, чем неделю. В этом плане интернат был лучше теткиного дома.
Пожалуй, единственный реальный шанс стать его семьёй был у Сириуса. Гарри в юности нередко читал до глубокой ночи старые английские истории, где у сирот появлялись родственники, и не обязательно богатые. Они приходили за детьми в приюты и работные дома, забирали их с собой в другую жизнь. Он читал и надеялся, что однажды то же самое случится и с ним. Пройдёт день-другой, и на пороге интерната обязательно появится кто-то, способный его полюбить. Но когда это наконец произошло, он уже успел окончить школу и в полной мере оценить мудрость поговорки «бойтесь своих желаний».

Гарри заканчивал первый курс, когда на пороге студенческого общежития появился худой, осунувшийся человек с кожей сероватого оттенка и запавшими грустными глазами. Он подошел к Гарри, как-то странно всхлипнул и обнял. Потом были долгие вечера за разговорами и решение жить вместе, воспоминания о его родителях, замусоленные фотографии и планы на будущее. Первое рождество не в одиночестве и надежда, что теперь у него наконец появилось то желанное и самое дорогое, что только может иметь человек. И Гарри так долго и отчаянно хотел в это верить, что больше года не хотел замечать очевидное.

Сириус был весёлым, смешливым, мог уболтать кого угодно и на что угодно. Когда он обнимал его и говорил, глядя в глаза, ему невозможно было не верить. И Гарри в тот момент верил каждому слову, каждому доброму намерению, в котором убеждал его крестный. И оттого было невыносимо горько резаться о каждую разбитую надежду. Душевные раны затягиваются хуже телесных.

— Мы — семья. — Говорил Сириус.

«А семью любят и принимают любой», — вторило сознание вычитанными из книжек истинами.