Странно, но, понимая, что это конец, у меня не было слез. Серьезно, я-то думала, что от души наревусь, в очередной раз кромсая сердце о шипы и лезвия своей бывшей начальницы, которыми она окружила себя, но... нет. Слез не было. Было... никак. Пусто. Ровно. Как линия кардиограммы при остановке сердца. Вообще ничего.
Я провела все выходные в полном уединении, а в понедельник отправилась к Михаилу Андреевичу с требованием об отпуске. Ну, не с требованием, а с просьбой, конечно. Удивительно, но он позволил мне взять отпуск раньше, чем через две недели. Добрейшей души человек. Может, его смутили мои пустые глаза или абсолютная безэмоциональность в голосе, но со среды мне было позволено отчалить на две недели на все четыре стороны. Вместо меня должна была выйти девочка из нашего же подразделения. Поэтому я позвонила Оксанке и протараторила в трубку о том, что в среду я уезжаю к родителям, и что отключу телефон, так как хочу побыть одна и разобраться в своей жизни. Оксанка, конечно, попыталась выяснить, что у меня случилось, но, натолкнувшись на мое «все объясню потом», сдалась и пожелала хорошего отдыха.
Да уж, отдых. Мама, папа, вечные вопросы о том, когда я выйду замуж и рассказы, как «Люба из второго подъезда уже третьего ждет» и «Наташка из твоей школы во второй раз разводится». Но вся эта кутерьма и суета должны были сработать. Лучше я буду в вечном раздражении от надоевших вопросов, чем постоянно думать о той, что не только растоптала мое сердце, но еще и сплясала на нем. Поэтому я купила билет на поезд, собрала свои вещи и уже в пятницу утром стояла на вокзале родного города, пытаясь найти среди толпы приехавших и встречающих своего отца.
Папа нашел меня первым. Обнял, похлопал по плечу и, схватив сумку, в которой была в основном сменная одежда, взял меня под руку, направляя к стоянке.
Дома ждала мама, наготовившая разных вкусностей, и которая с порога запричитала, как сильно я исхудала, и что меня нужно непременно откармливать.
И, находясь в родном доме, среди знакомых всю жизнь вещей, плакатов на стене своей комнаты, рабочего стола, все еще заваленного книгами и журналами, будто я никуда и не уезжала, я почувствовала себя лучше. Значительно лучше. Да, мое сердце разбито всмятку, пропущено через мясорубку и старательно превращено рукой Волжак в фарш, но... жизнь на этом не заканчивается. Я жива, я дышу, я выросла, я изменилась, и я не могу не быть благодарной ей за это. Мой запрос сработал, по большей части. И какое-то время я действительно наслаждалась нашим «общением», пока оно не стало меня убивать. И я поняла, что, в общем-то, все не так уж и плохо.
