К черту любовь!

44

Я вошла и обомлела. Это была не палата, а настоящий номер в отеле! В углу у окна стояла высокая больничная кровать, но не такая, как везде – свидетельница октябрьской революции, а новая, еще не потертая и не обшарпанная. Рядом высокая вместительная тумба из светлого дерева, тут же у кровати несколько розеток. Напротив висит телевизор, а над головой лампа, которая действительно освещает комнату, а не мигает, словно вот-вот перегорит. Стены были выкрашены в приятный молочный цвет. Слева от входа была дверь, видимо, в отдельный туалет. Словом, тут было очень круто для больничной палаты. От любования всем этим меня отвлекло легкое покашливание, и я, наконец, посмотрела на Волжак. Она лежала на кровати в водолазке и спортивных штанах и выглядела при этом очень усталой. Ее правая нога была загипсована почти до колена и подвешена на резинке к какой-то перекладине сверху.
Я прокашлялась и тихо сказала:
— Привет.
— Привет, — ответила Волжак, внимательно следя за мной взглядом. – Какими судьбами?
Понятно, она злится. Что ж, будем пытаться все объяснить.
— Я... Мне Оксана позвонила... — начала я говорить, но голос предательски задрожал. Вот всегда так – только Волжак рядом – я тут же веду себя, как идиотка. – Я не знала, что ты... Как ты вообще... Что случилось?
— Сломала ногу, — пожала плечами Волжак и перевела взгляд на работающий телевизор. – Как первый рабочий день?
Что? Серьезно? Мы будем говорить о моей работе?
— Все нормально. Как ты себя чувствуешь? – я подошла ближе к кровати, рассматривая Волжак. Какая же все-таки она красивая, черт возьми.
— Нормально, — ответила она с той же интонацией. – Как Градовский?
— Я его почти не видела. Серьезный перелом? Осложнения есть?
— Со мной все в порядке, — уже более грубо ответила она, продолжая смотреть в телевизор.
И что? Мне просто уйти? Теперь она дуется на меня или что?
— Ладно, — вздохнула я. – Просто хотела убедиться, что с тобой все нормально, — я начала медленно разворачиваться, чтобы пойти к выходу.
— Убедилась? – как-то презрительно усмехнулась Волжак.
Мне это не понравилось.  Я все-таки не убить ее пыталась, и не я ее динамила. Да, я сорвалась, но на то были причины! Поэтому я ответила почти с ее же интонацией:
— Знаешь, убедилась! Ты снова ведешь себя, как сука, то есть, как обычно, а значит, ты в норме!
— О, ну, конечно, я всегда сука, а ты у нас всегда жертва, тогда какого... ЧЕРТ! – Волжак дернулась, когда пыталась привстать, чтобы, очевидно, ей было удобнее орать на меня, но эта штука, на которой держалась ее нога, натянулась, и, как я поняла, что-то пошло не так, потому что лицо Екатерины Александровны исказилось от боли. Я тут же забыла о наших пререканиях и бросилась к ней.
— Что? Где больно? Что случилось? – я прыгала вокруг ноги Волжак, не зная, что делать, я ведь понятия не имела, где именно ей больно и что произошло. Что-то передавило, сломалась эта держащая ее ногу штука или что-то еще.
— Бедро... — прошипела она, — судорога, — сними, отцепи ее!
По жестам Волжак я поняла, что нужно снять ее ногу с фиксирующих резинок. Отцепив их, она смогла опустить ногу на кровать, но продолжала тереть правое бедро. Я тут же оказалась рядом и тоже зачем-то положила туда руку. Совершенно не задумываясь над тем, что делаю, я начала круговыми движениями массировать ее бедро. Через пару минут ее лицо уже не было похоже на сморщенный изюм, но Волжак все еще оставалась напряженной.
— Я... Мне уже лучше. Ты не могла бы... перестать это делать? – сдавленным голосом проговорила она и, когда я убрала свою руку, выдохнула. – Спасибо.
— Что это было? – тихо спросила я, не отходя от кровати.
— Судорога. Нога затекла. Ничего страшного, — к ней вернулась ее привычная сдержанность.
— Что с ногой? Перелом сложный? – попробовала я еще раз.
— Нет, все в порядке.
— Долго тебе тут лежать?
— Неделю.
— А гипс?
— Если тебя интересует, на сколько у меня гипс, то тоже неделю. Я же сказала – ничего серьезного.
Я помолчала несколько секунд, потом все же сказала:
— Извини, что накричала на тебя сегодня. Я думала, ты меня... продинамила, — сказав это вслух, я почувствовала, как мои щеки заалели. Волжак вздохнула и, помолчав пару мгновений, тоже проговорила:
— Извини, что не сказала еще вчера. Пока доехала, пока была на рентгене, потом оформлялась... Потом телефон сдох... — снова вздохнула она, а я поняла, как сложно ей было это сказать. – Утром Маше позвонила, чтобы она привезла мне вещи, зарядку, ноутбук. Благо, она еще в городе.
— Я понимаю. Как ты... Как ты умудрилась? – спросила я, усаживаясь на складной стул, что стоял у стены напротив.
— Да под ноги не смотрела. Выходила из подъезда, запнулась, а следом поскользнулась и... вот результат. Я... Я хотела вчера приехать. В смысле, я не собиралась тебя... динамить, — пробормотала Волжак и начала крутить завязку на штанах.
— И куда мы должны были пойти? – спросила я, сгорая от любопытства.
— Ты серьезно? – подняла бровь Екатерина Александровна, а я узнала в этом жесте привычную мне Волжак.
— Что?
— Ты серьезно думаешь, что я стану рассказывать, куда бы мы пошли и как бы проводили время? – усмехнулась она.
— Да, это не про тебя. Это было бы слишком мило, — согласилась я без доли иронии.
— Вот именно.
В этот момент в дверь постучали, и в проеме показалась баклажановая голова Светланы Ивановны:
— Девочки, закругляемся. Посетителям на выход.
Я кивнула:
— Две минуты, и я иду.
Светлана Ивановна тоже кивнула и закрыла дверь.
— Я, между прочим, включила все свое обаяние, чтобы оказаться здесь, — усмехнулась я, вставая и убирая стул на место.
— Да неужели? Странно, что тебя пустили, если ты пользовалась только им, — усмехнулась в ответ Волжак и слегка наклонила голову. Обожаю ее сарказм.
— Ха-ха. Будешь умничать, не принесу тебе апельсинов и орехов.
— Я надеюсь, что не принесешь. На орехи у меня аллергия, — снова движение бровью.
— О, ну тогда, наоборот, принесу, — кивнула я и замерла. Хотелось ее поцеловать. Жуть, как хотелось. Но торопить события не входило в мои планы. Кажется, в ее тоже. Потому что она поправила одеяло и сказала:
— Спокойной ночи.
Я кивнула в ответ и тоже пожелала ей спокойной ночи.