Глава 51.

3.1K 167 9
                                    

Pov. Тэхен.
С этим криком у меня в душе такие эмоции поднимаются, коих там не рождалось никогда. Сложно понять, что это и откуда. Объятое пламенем сердце останавливается и по всему периметру грудной клетки огнем растекается. По спине и плечам же сумасшедшим контрастом озноб несется. Задеревеневшие мышцы наливаются слабостью.
Даю себе немного времени, прежде чем пойти за Дженни, хотя, понятное дело, все собравшиеся только этого от меня и ждут.
К чему я готовлюсь?
Я не знаю, какими будут мои ощущения там, в комнате. И это меня… настораживает.
— Ая, я же хотела тебе показать своих рыбок, — импровизирует девчонка Марка. — Пойдем сейчас! Все пойдемте! У меня еще вкусный ликер есть.
Постепенно их голоса отдаляются и после громкого хлопка входной двери стихают совсем.
А я все еще остаюсь на месте.
Наконец мне удается сделать полноценный вдох и наполнить легкие кислородом. Следом включается сердце. И сходу набирает сумасшедшие обороты. Отстраненно пропускаю через осознание то, как оно выбивает мне ребра, и поднимаюсь. Из-за гула в голове шагов своих не слышу. Пространство вокруг вращается. Но я просто иду, используя привычные навыки. Сначала по наитию двигаюсь. Потом уже на звук детского голоса.
Дверь в спальню приоткрыта. Остается лишь толкнуть ладонью и войти. Тормознув, с трудом перевожу дыхание. И толкаю.
Стоящая ко мне спиной Джи выразительно напрягается. Не оборачивается, чтобы взглянуть, кто вошел. Она знает.
Я совершаю еще несколько шагов. И вижу своего сына.
«Джи… Это надо исправить…»
«За одно это предположение тебя ненавижу! Никогда не прощу этих слов! Никогда!»
Я сам себе не прощаю. Я сам себя ненавижу. Много за что. И все это связано с Дженни.
Мой сын. Мой сын. Мой сын. Наш.
Я был один. Потом у меня была Дженни. Год у меня не было никого и ничего. В душе лишь кровавая рана оставалась. А сейчас нас трое.
Ощущения с ног сшибают.
Если можно повторно умирать, то со мной в тот миг происходит именно это.
Он меньше, чем я представлял. Хотя, безусловно, я в принципе не знаю, как должен выглядеть пятимесячный ребенок. Кроме того, он издает странные звуки. Они качают воздух и вибрациями оседают у меня в груди.
Не знаю… Не знаю, смогу ли я к нему когда-нибудь прикоснуться. После того, как неосторожно я обращался с Джи, есть опаска, что я вновь сделаю все неправильно. Но быть оторванным от них я уже никогда не смогу.
Джи, очевидно, заканчивает переодевать ребенка и, взяв его на руки, прижимает к груди.
— Ты не мог бы выйти? — ее голос звучит резко. — Мне нужно покормить Ена. Потом, если захочешь, конечно, я тебя позову, и ты сможешь познакомиться… Сейчас он голоден и будет сильно капризничать.
Мелкий, будто разобрав, что речь о нем идет, решается поддержать предложение ревом. Но будь я трижды проклят, не могу этим не воспользоваться.
— Корми.
Джи с шумом выдыхает.
— Ты же не думаешь, что я стану делать это при тебе?
— Ты же не думаешь, что я собираюсь выходить? — парирую, внимательно наблюдая за ее реакцией. — Из упрямства оставишь его голодным? А я уж решил, что ты выросла, мурка, — выдыхаю вовсе не терпеливым тоном. Дожимаю взглядом. — Ты же понимаешь, Джи, что стыд в нашем случае ни хрена неуместен. Не помню, чтобы ты прежде выказывала подобное смущение. Даже в первую ночь.
— Тэхен…
— Дженни.
— Не может всегда быть только так, как хочешь ты!
Я из последних сил глушу вспыхивающие, как сухой хворост, эмоции. Некоторое время молчу, чтобы дать и Джи успокоиться.
— Я знаю. Поверь мне, принцесса, я это год назад понял. Но сейчас ты идешь против нас троих. Так делают трусы, Дженни. Будешь дальше упорствовать? Вперед, — развожу руками. — Только я тебе помогать не собираюсь, — вновь делаю небольшую паузу. — Понимаешь же, что все равно вместе будем. Вижу, что понимаешь. Хочешь, чтобы я штурмом брал? Возьму.
— Иди ты к черту, Тэхен!
— Там я уже был. И даже дальше.
— Ничего не получится!
— Надо, чтоб получилось!
Ребенок… Ен, да. Он начинает плакать громче. А Джи трясет его с таким видом, будто это должно помочь ему чувствовать себя лучше.
— Что ты делаешь?
— В смысле?
— Зачем ты трясешь его?
— Не трясу, а качаю.
— Перестань так делать.
— Ты не можешь указывать мне ещё и в этом! О детях ты ничего не знаешь.
— Знаю достаточно, чтобы понять, что он голоден. Покорми его уже.
Она шумно выдыхает, затем  отворачивается и, наконец, сдается. Садится с сыном в кресло и, не отрывая от него взгляда, принимается медленно расстёгивать мелкие пуговицы кофты. Оттягивает лифчик вниз и… меня кроет. Ничего не могу с собой поделать, вспышкой внутри меня поднимается возбуждение. Просто от вида ее обнаженной груди. Потом уже, спустя первые тяжёлые секунды, примешиваются совершенно другие чувства.
Это мой ребенок. Наш.
Наблюдая за тем, как Дженни прикладывает его к груди, внешне стараюсь сохранять хладнокровие. Получается, откровенно говоря, хреново.
На пике эмоций, когда приходит понимание, что никак не справлюсь, я отворачиваюсь и выхожу на лоджию. Выкуриваю три сигареты, одну за другой. Без каких-либо перерывов. Легкие забивает нехило, так что снова травиться нескоро захочется. Все пытаюсь усмирить в груди бурю. Но чувствую, что обвал неизбежен. Откровенно на куски рвет.
Когда же все, в конце концов, устаканится? Каков порядок?
Долго стою. Уже бесцельно. Смотрю на развернувшийся массив.
Дышу. Дышу. Дышу.
Жарко сегодня. Душно. В глазах жжет. От жары ли…
В спальне тихо. Дженни стоит возле детской кроватки. Я выпускаю эмоции так, как умею. Подхожу и обнимаю ее со спины.
Готов к тому, что оттолкнет. Но она не отталкивает.
— Ен не любит спать один, — проговаривает тихо. — Я пытаюсь приучить его к кроватке. Стою вот так и держу его за руку. Правда… — последний раз мазнув по крохотному кулачку сына большим пальцем, отнимает руку. С шумом взволнованно переводит дыхание. — Ночью быстро сдаюсь и просто забираю его к себе. Это плохо. Но иначе мы бы оба не высыпались.
Стараюсь действовать осторожно, когда разворачиваю Джи к себе. Нахожу глаза. Долго смотрю. Все чувства свои в нее перекачиваю. Не может она не понимать. Вижу, что понимает. Дрожит, но взгляд не уводит.
— Моя мать умерла в родах, — рублю сиплым шепотом.
Я себя переламываю. Для меня эта фраза все объясняет. В ней все причины, ответы и чувства. На большее я, вероятно, попросту не способен. И без того разбросало... На куски перед ней....

Ты теперь мояМесто, где живут истории. Откройте их для себя