Ты теперь моя

Глава 21.

Pov. Дженни.
Просыпаюсь, ощущая тревогу неясной природы. Еще не осознавая, с чем она связана, чувствую, как сердце разгоняется. В груди формируется удушающий комок нервов. Сдавливает настолько, что дышать становится тяжело. После вынужденной паузы слух прорезает мой собственный громкий прерывистый вздох.
Разлепив глаза, пытаюсь настроить их на зрительное восприятие. Унылая обстановка постепенно становится четкой картинкой, и вздыхаю я уже от гнетущей тоскливости, которая заполняет всю мою душу.
Шум льющего за окном дождя жизнерадостности не добавляет, но я прорабатываю свое состояние несколькими емкими фразами, которые подобрала сама себе, как лекарство: «Я — молодец!», «Сегодня будет лучше, чем вчера», «У меня осталось еще девять дисков с фильмами», «Эпиляцию ног можно не делать»… С последним лозунгом порываюсь улыбнуться, но эта эмоция стынет на моих губах, когда я веду головой в сторону и улавливаю знакомый мужской запах.
По факту это невозможно, но я больше не одна.
Оборачиваться страшно, поэтому я делаю это так, как приучила себя с детства — рывком и с задержкой дыхания.
— Вижу, что рада мне.
Низкий голос мужа будто физически меня касается: раздражает кожу, собирает мурашки, просачивается сквозь поры, плавит внутренности.
— Безудержно!
Хочу соскочить с кровати, но прежде чем я успеваю это сделать, Тэхен толкает меня обратно на спину и припечатывает сверху своим телом.
— Сейчас же отпусти! Не смей ко мне прикасаться! — ору так отчаянно, голос хрипнет.
Я же его ненавижу… А все равно реагирую. Горячие и шипучие импульсы сотрясают все мое существо.
— Что за хуйню ты вытворяешь, Дженни?
— Не буду говорить, пока не отпустишь… Не буду!
Вижу, как сжимается и ходит его челюсть. Ноздри на вдохе напряженно расширяются. Губы искривляются.
— Сейчас у меня нет терпения, чтобы выслушивать твои требования.
Сжимает меня крепче, втрамбовывает своим телом в матрас. Склоняя голову, практически касается моего лица своим. И… резко отстраняется. Сойдя с кровати, принимается копаться в карманах кожаной куртки.
Сажусь и пытаюсь нормализовать дыхание. Машинально разглядываю обнаженного и сильного мужчину, который, никак не привыкну, является моим мужем. Распятие на спине, черные узоры на руках, напряженная крепость внушительных мышц. Смотрю на него и понимаю, что три дня передышки не принесли облегчения. Я не справляюсь. Я все так же убита непонятной смесью эмоций. Из-за нее мне больно дышать.
Безусловно, я осознавала, что Тэхен меня найдет, но рассчитывала к тому времени окрепнуть и успокоиться. А оказывается, не получилось.
Распахнув окно, Ким впускает в комнату влажный промозглый воздух. Машинально обхватываю колени руками и вся сжимаюсь, наблюдая за тем, как он подкуривает и, не отрывая от меня взгляда, делает несколько затяжек.
— Ну? Что скажешь, мурка? Объясни причины своего поступка.
И я понимаю, что не собираюсь молчать. Не смогу. Меня в клочья разорвет этими ненавистными эмоциями. Тэхен постоянно выдвигает какие-то требования, что мешает мне озвучить то, что меня… расстраивает? Втихаря зализать раны не получилось. Так пусть знает, если так интересно!
— Объясню, если ты не будешь смеяться, — пытаюсь выставить условия.
Он медленно втягивает табачный яд и так же размеренно густой дымкой его выдыхает.
— Ты подставила всех моих людей. Подвергла свою жизнь опасности. Выставила нас всех идиотами. Мы искали тебя трое суток. Ты сейчас понимаешь, что я говорю? Осознаешь, блядь, всю остроту? Уж поверь, мне не до смеха.
— Мне тоже не до смеха, — выпаливаю, ощущая, как злость выталкивает из меня все, что за эти дни накопилось.
— Дженни, — вроде и не рявкает, а я вздрагиваю. Колючие мурашки рассыпаются по спине и будто замирают, суетливо топчась на месте. Не могу расслабиться. Не могу перестать дрожать. — У тебя пятнадцать секунд, чтобы начать говорить.
Сглатываю и глубоко вдыхаю, игнорируя рвущееся к горлу сердце.
— Ты мне изменяешь?
В этих словах нет злости и боли. В них нет ничего. Наверное, сил не хватило. Выдохнула этот вопрос тихо и потерянно.
На лице мужа ни единой эмоции не отражается. Брови приподнимаются, выражая скорее пренебрежение, чем удивление. Ответ утверждает это впечатление:
— Не думаю, что мы с тобой в тех отношениях, когда можно ставить вопрос подобным образом.
Жар опаливает мои щеки — из-за смущения, грудь — из-за боли и злости.
— Не думаешь? А в каких мы отношениях? — мой голос звучит высоко. Он режет внутри меня последние струны выдержки. — Ты сволочь! Презираю тебя…
— Открытие.
Я готова броситься и расцарапать Киму спину, когда он отворачивается к окну и спокойно выпускает в окно струйку никотина.
Вскакиваю на ноги, но все же не решаюсь приблизиться.
— Ненавижу! Слышишь? Ненавижу тебя!
— Прекрати истерику, — повышает следом за мной голос Тэхен. Обернувшись, подавляет взглядом. — Я не собираюсь что-то обсуждать в таком тоне.
— Прекратить истерику? — взвинченно переспрашиваю. — Ты не имеешь права что-то от меня требовать!
Ким делает последнюю затяжку, выбрасывает в окно окурок и спокойно пересекает разделяющее нас пространство.
Внутренне сжимаюсь, но приказываю себе не двигаться. Невольно вскрикиваю, когда он дергает меня за плечи на себя. Рывком подтягивает лицом к лицу.
— Имею, Дженни, — заявляет с тем же бесящим спокойствием. — Одевайся. Мы едем домой.
— Никуда я с тобой не поеду, — цежу сквозь зубы.
Он сдавливает мои плечи и молча разворачивает в сторону шкафа.
— Я сказал, одевайся.
— А я сказала, нет!
Продолжает подталкивать в спину. По инерции мое тело поддается, пока я резко не прокручиваюсь в руках мужа. Прежде чем успеваю обдумать, на что нарываюсь, залепляю ему пощечину и в каком-то безумном угаре процарапываю щеку до самой шеи.
Надсадный выдох сходит с моих губ, как самый последний. После него я цепенею, испуганно вытаращив глаза на замеревшего передо мной мужчину.
Я должна что-то сказать. Как-то сгладить свой проступок. Но у меня попросту не хватает смелости выдавить из себя какой-то членораздельный звук.
С запоздалым сожалением прослеживаю за тем, как он медленно проводит по царапинам ладонью и смотрит на смазанную кровь.
— Ты хоть представляешь, что я с тобой за это сделаю?
Мне страшно от этого вопроса, от вкрадчивого тона, которым он задан. Но я же глупая, упрямая, отчаянная… ревнующая…
Едва мозг вычленяет эти чувства, задыхаюсь от ужаса.
Это невозможно!
Невозможно…
— Мне все равно! Я не боюсь.
— Если не боишься, чего так трясешься?
— От злости! Ненавижу тебя!
— А я думаю, дело совсем в другом.
— Нет!
Он вздыхает, будто с сожалением, хотя ему, конечно, ни хрена не жаль меня.
— Я же предупреждал, Дженни.
— В смысле?
— Обожжешься.
Обожглась.