Жена политика

Глава 6.

     Прошла неделя. Я не раз вспоминала, как позволила себе слабинку во время последнего ужина с Малфоем. Собираясь на очередную встречу в его квартиру, я дала себе молчаливый обет вести себя как можно более прилично. Буду говорить только по делу, взвешивать каждое слово – в общем, больше не дам этому человеку повода дразнить меня и выводить из себя. Поговорим, как обычные коллеги по делам министерства, отодвинув на задний план нашу неприязнь и личные проблемы.
     Естественно, все вышло с точностью до наоборот – с самого начала все пошло наперекосяк.
     По дороге к камину я налетела на Карстерза. Он повел себя весьма странно – избегая смотреть мне в глаза, пробормотал «привет» и поспешил скрыться. Несмотря на то, что он старательно прятал лицо, от моего взгляда не ускользнуло, что у него на лбу красовалась огромная шишка размером с мячик для гольфа. Карстерз так высоко задирал голову, что, казалось, еще немного, и он не сможет дышать.
     Еда от Шевалье, как обычно, была волшебной. Погода испортилась, и сейчас за окнами ничего не было видно из-за густого тумана. Тушеная говядина с овощами была как нельзя кстати, но, к сожалению, мне было не до того, чтобы как следует оценить это замечательное блюдо. Мы с Малфоем, по обыкновению, ругались, завершая каждый раунд вербального поединка большим глотком шикарного бургундского, которое великолепно дополняло еду. Вино было превосходным, но из-за него атмосфера ещё больше накалялась.
     – Ты бы еще поставил ему на лбу клеймо в виде буквы «Р»! – Бесновалась я, накалывая на вилку морковь. – Мол, «распутник»! Пусть все знают!
     – А с чего ты взяла, что я каким-то образом причастен к этому... хм... легкому изменению внешности Карстерза? – беспристрастным голосом спросил Малфой.
     Вот гад! Врет и не краснеет. Прирожденный лжец.
     Я ткнула в него вилкой:
     – Так. Кому угодно можешь вешать лапшу на уши, но только не мне – со мной все эти смехотворные увиливания не пройдут. Отвечай прямо – ты накладывал проклятие на Карстерза за то, что он вел себя со мной как последний тролль, или нет?
     – Не понимаю твоего возмущения. Мне кажется, ему идет. Теперь совсем не видно, что у него с рождения нет подбородка. Я всегда сочувствовал сему факту, что совсем не означает, что я каким-то образом посодействовал решению данной проблемы. Можем даже обсудить это.
     – Мы уже все обсудили, – отрезала я. Отодвинула тарелку и сделала еще один внушительный глоток вина.
     – Всё сказала? – И, не обращая внимания на то, что я облилась вином, заявил: – Замечательно. Я готов предоставить доказательства своей так называемой вины.
     – Малфой!
     – Я уже говорил тебе, что у тебя невыносимый характер? Ладно. Поступай, как знаешь. Рассказываю. Мне хотелось подарить Дому и Лили какую-нибудь фамильную ценность, ведь скоро родится Малфой-младший. Нашёл совершенно чудесную книжку с проклятиями, которую еще родители дарили в день моего десятилетия. Я совершенно случайно столкнулся с Карстерзом в фойе. Я посмотрел на его подбородок... нет, не так. Я попытался увидеть его подбородок и чрезвычайно расстроился. Как там магглы говорят? Когда Господь закрывает дверь, он оставляет открытым окно – этим «окном» стал лоб Карстерза. Вуаля – теперь у него появился и подбородок, – для пущей убедительности Малфой незаметным движением достал палочку и помахал ею. – Да не переживай ты так – все пройдет, – после секундной заминки он уточнил: – Со временем.
     Мне захотелось выхватить у него палочку, раскрошить её на мелкие щепки и заставить Малфоя сжевать их. Так и представляю, сколько заноз оказалось бы в этом горле мелкого хорька.
     – Малфой, существует протокол. Если бы было разрешено насылать порчу на всех, кто нам не нравится... – я задохнулась от возмущения, – ... стены в фойе министерства вибрировали бы от использованной магии. Я бы написала жалобу, привела доказательства и...
     Малфой опустил голову и застонал, будто бы не мог поверить тому, что слышал.
     – Грейнджер! Ты работаешь в министерстве миллион лет! Ты что же, всерьез веришь, что от всех этих протоколов есть прок? Они стоят ровно столько, сколько пергамент, на котором они изложены, а написаны безголовыми бюрократами, похлопывающими друг друга по спине с чувством выполненного долга и искренне верящими в то, что с помощью этих протоколов они «внесли значительный вклад в борьбу с сексуальными домогательствами на рабочем месте», – фальцетом Малфой передразнил этих самых бюрократов. – Чепуха. Чушь собачья. Тётка Карстерза руководит отделом кадров, а он безнаказанно лапает женщин...
     – А ты разве этого не делаешь?
     Настала очередь Малфоя отодвинуть полупустую тарелку.
     – Ты просто не понимаешь, о чем говоришь. К тому же, ты женщина, которая мыслит очень предвзято, да и вообще, тебя нельзя назвать экспертом в вопросе домогательств. Пожалуй, это единственная область, в которой ты ничего не смыслишь. К счастью, есть я. Я однозначно разбираюсь в таких делах. Одно дело – приставать к женщине, которая этого хочет, а другое – когда она против. Из-за таких как Карстерз нам, истинным соблазнителям, приходится несладко.
     – Ты просто отвратителен.
     Малфой улыбнулся.
     – Ты даже не представляешь, насколько мне приятны твои комплименты. Так вот. В основном, тётка просто предупреждает Карстерза, чтобы он держал свои руки при себе, если не хочет неприятностей. И никто не скажет: «эй ты, грязный подонок, убери лапы!». Знаешь, Грейнджер, а, вообще-то, я не так уж и удивлён. Вот, вроде бы, ты и немало проработала в министерстве, а складывается впечатление, будто впервые сталкиваешься с тем, как там всё работает.
     – О господи! – не выдержала я. – И это говорит мне человек, который вообще не работает! Вообще!
     Малфой переменился в лице и стал похож на того Малфоя, которого я знала ещё во времена учебы в Хогвардсе.
     – Да? Ты так уверена в своей правоте, что даже жаль тебя разочаровывать. Accio пергамент.
     В руках Малфоя оказался пергамент внушительного размера. Я взглянула на огромный список случаев недостойного поведения Дженкинса. Мда, сколько же Малфой выпил пинт пива и выкурил сигар, работая над этим? Я озвучила свои мысли:
     – Сколько выпивки и сигар понадобилось, чтобы обработать всю эту информацию?
     Малфой не ответил, вместо этого спросив:
     – Печенья? И не надо мотать головой – оно очень вкусное. Я же заметил, что ты почти ничего не ешь с тех пор, как твой бесполезный муженёк отправился в свою глупую поездку, так что можешь смело наслаждаться калорийной едой. Твоя задница почти исчезла. Со всей уверенностью заявляю, что сей факт является трагедией для всей страны. Конечно, состояние моего счета в банке волнует меня больше, но, сама понимаешь, когда практически заключен в помещении, в котором все присутствующие мужчины курят сигары, а ты не можешь себе позволить даже разок затянуться, потому что решил бросить... – Малфой бросил свою палочку на стол.
     С чего же начать?
     – Во-первых, Рон не бесполезный. Во-вторых, ты дымишь, как паровоз, поэтому я не понимаю...
     И тут я вспомнила. В прошлую пятницу Малфой не курил. И в эту тоже...
     – Я уже говорил, что ты невыносима? Я, что, невидимка? Ты не заметила, что я бросил курить? За последние три недели я не выкурил ни единой сигареты. Сейчас я чувствую себя значительно лучше. А вот первые две недели... это было ужасно. Я вел себя, как медведь. Панси пригрозила, что оглушит меня, матушка заявила, что обмажет меня смолой и обсыплет перьями, если я не перестану срывать на ней дурное настроение. Ну да ладно. Сейчас все, в принципе, в порядке. Теперь я хочу курить каждые семь минут, а ведь раньше мне хотелось этого каждые две минуты.
     – Ну, и молодец, – несколько чопорно похвалила я. – Курение – отвратительная привычка. Неужели до тебя наконец-то дошло, что курить – это глупо.
     – Хм. Вообще-то, нет. – Малфой передал мне тарелку с печеньем. – Поешь, пожалуйста. Ты не из тех женщин, которым идет худоба. Я вообще считаю, что женщины выглядят гораздо лучше, когда весят на пару килограммов больше, чем положено. Ну откуда, откуда взялось твердое убеждение, что мужчинам нравится трахать мешок костей? Уж я разбираюсь в таких вещах. Лично мне намного приятнее обнимать женщину и чувствовать её мягкость, а не угловатость. Меня вообще расстраивает даже сам вид тощей женщины. Как можно ласкать ребра? Ладно, проехали. О чём бишь я? Так вот, я никогда не задумывался над тем, зачем я курю. Во время войны я курил, потому что знал, что в любой момент могу погибнуть, а после – потому что выжил.
     – Не вижу никакой логики, – заявила я.
     – А какая логика может быть в том, что касается удовольствия? Все гораздо проще – хочется, значит, нужно, вот и все, – Малфой намазал мне тост маслом, допил свое вино и щедро налил себе ещё.
     – Ну, хорошо. Если тебе так нравилось курить эти палочки, вызывающие рак, так нравилось дышать токсинами, то почему же ты бросил?
     – Ну, тебе же не нравилось, что я курю. А мне хотелось сделать тебе приятно.
     Черты лица Малфоя смягчились, и он снова стал бы похожим на того Малфоя, с которым я общалась последние несколько недель, если бы не ехидная ухмылка.
     Мне стало чертовски сложно держать обещание, которое я себе дала – ну, как можно оставаться сдержанной, когда он так себя вёл?
     – Ты бросил, потому что мне это не нравилось?
     Он кивнул.
     – Потому что тебе хотелось сделать мне приятно?
     Ещё один кивок.
     Я замолчала. Какой же он... мерзавец! Ненавидел меня все эти годы, оскорблял меня при каждом удобном случае, а теперь придумал, как же меня достать окончательно! Постоянное вранье насчет того, как я красива, желанна, умна, как же мне хочется угодить. Все наглая ложь!
     – Так. Можно я уточню? Ну, для протокола, так сказать? Я не имею ни малейшего понятия, как вести себя, чтобы доставить удовольствие современному мужчине, знающему толк в хорошем сексе. Я не понимаю, какого хрена ты бросил курить! Но! Я совершенно точно знаю, что это никаким боком не касается меня! Если вспомнить о том, с каким трепетом ты относишься к своей внешности, то могу предположить, что ты недавно обнаружил морщинку у себя на лице, и у тебя случилась истерика. Я не желаю больше слушать, как я красива, умна, умопомрачительна, интересна и мила. Никогда, слышишь? Я слишком хорошо знаю тебя, чтобы поверить. Все эти годы ты довольно ясно давал мне понять, что думаешь обо мне. Все эти сентиментальные глупости – не более, чем завуалированная насмешка, жалкое подобие комплиментов.
     Повисла тишина. Я уставилась на тарелку с , которые Малфой мне подал.
     Наконец, он заговорил:
     – Ты до сих пор не доверяешь мне, да? – Не дождавшись моего ответа, он продолжил: – Можешь не верить мне, но последний раз я устроил истерику, когда Поттер убил моего отца. Думаю, это был достаточный повод для закатывания истерики, не находишь? А морщинка на лице мужчины за сорок... не думал, что ты настолько плохо обо мне думаешь. Что касается комплиментов, то я обратил внимание, с каким пренебрежением ты относишься к ним. Я предположил, что все дело в твоем муже, который с легкостью отпускает тебя и позволяет тебе надрывать задницу на работе. Я думал, все дело в том, что он говорил тебе слишком мало добрых слов... Теперь же я понимаю, что ошибался. Очевидно, что он просто осыпает тебя комплиментами, раз ты не ценишь мои. А сейчас, когда мы расставили все точки над «i», давай сравним наши записи, чтоб ты поскорее могла убраться отсюда. Ну же, Грейнджер, мысли позитивно. Тебе осталось терпеть мою компанию всего часа четыре от силы.
     Я подняла глаза, ожидая увидеть привычное презрение на его лице, но столкнулась с обидой и еще каким-то чувством, которому сложно было дать определение. Не знаю почему, но я вдруг почувствовала стыд. Я потянулась к руке Малфоя, но он одернул её.
     – Вот, – он протянул мне свой пергамент. – А ты что узнала на этой неделе?
     В течение следующего часа мы сравнивали наши записи и выбирали доказательства для министра. В моих записях преобладали аргументы, касающиеся этической стороны дела. У Малфоя же упор делался на том, как негативно повлияет присутствие Дженкинса в министерстве на ход предстоящих выборов. М-да... Мораль и давление на больную мозоль... Конечно, я осознавала, что для министра наиболее значимыми покажутся аргументы Малфоя – это был как раз тот редкий случай, когда этика и умение сыграть на человеческих слабостях шли рука об руку.
     Мы перебрасывались короткими, практически ничего не значащими фразами. Сторонний наблюдатель и мысли бы не допустил, что мы с Малфоем знакомы вот уже тридцать лет. Через полчаса Малфой выкрикнул «Accio сигареты», и пачка его любимых сигарет выскользнула из шкафа на кухне и поплыла прямо ему в руки. Короткое «Incendio» – и вот Малфой прикуривает от кончика своей палочки.
     Первая затяжка, за которой последовало облачко дыма, вызвала гримасу на лице Малфоя, но он упрямо вздернул подбородок – мол, ну же, Грейнджер, скажи хоть слово! Я сделала вид, что ничего не произошло. Была б моя воля – я бы убралась отсюда подобру-поздорову, но у меня было еще одно дело, требующее разговора с Малфоем.
     – Ну, что, всё? Увидимся на следующей неделе, – Малфой поднялся, чтобы помочь мне встать.
     – Подожди.
     Малфой снова сел и закурил еще одну сигарету.
     – Надеюсь, мне не нужно напоминать, что сейчас открылся оперный сезон? Мне ещё нужно домой, чтобы принять душ и переодеться. К восьми я уже должен быть в опере. – С этими словами Малфой воспользовался чарами времени: – У тебя три с половиной минуты.
     М-да, узнаю старого Малфоя – бесцеремонного, требовательного и заносчивого. Но вдруг шокировало не это, а осознание того, что для меня в принципе существует понятие «старый Малфой».
     – Ты читал копию разговора с миссис Дженкинс?
     – С Констанс? Разумеется. Бедняжка. Тупая как дуб. Даже в Хогвартс не попала. Полагаю, она получала некое подобие образования в какой-то третьесортной школе в Штатах. На ее фоне даже Миллисент Булстроуд будет выглядеть гением.
     Я одолжила у Гарри мантию-невидимку, благодаря которой смогла незаметно присоединиться к работнику министерства, который якобы проводил стандартный сбор сведений о министерских служащих и их семьях. Эта женщина оказалась настолько доверчивой и, чего уж греха таить, бестолковой, что отвечала абсолютно на все задаваемые вопросы. Создавалось впечатление, будто она цитирует своего мужа, изредка перемежая свои безвкусные речи фразой «ну, не знаю – я не особо разбираюсь в квиддиче – меня больше волнует семья, знаете ли». Будто бы квиддич и разговоры на тему расизма были понятиями одного порядка. После этого мы были вынуждены выслушать её хвастливые рассказы о детях, старшие из которых уж заканчивали Хогвартс, а младшие учились говорить – об этом она говорила дольше и с большим воодушевлением. Эту болтовню компенсировал только предложенный мистеру Уокеру чай.
     На редкость глупая женщина. Пока Уокер задавал ей всякие неинтересные мне вопросы, я тихонечко прошлась по дому, физически ощущая, сколько магии здесь было использовано. Несколько беззвучных определяющих заклинаний – и я уже знала, что кто-то в этом доме слишком часто бросался лампами, переворачивал стулья и бил зеркала.
     Да, Дженкинсы были чистокровными волшебниками, но до аристократизма Малфоев им было далеко – они, скорее, принадлежали к среднему классу магов вроде семьи Рона, но галлеонов в Гринготтсе у них было побольше. Огромный дом, занимающий несколько акров земли, был наполнен старой мебелью. Если посчитать, сколько раз ломались и чинились с помощью Reparo стулья в столовой, то понятно, почему мебель не обновлялась.
     – Если Дженкинса уволят, то пострадает его жена. Малфой, я не стану утверждать, что Дженкинс бьёт жену, но дом просто искрится от использованных Reparo. Практически вся мебель в доме была поломана, а потом починена при помощи магии. Мне становится дурно от одной только мысли о том, что придется вынести жене Дженкинса, когда он лишится работы. Или его детям, – уже шепотом добавила я.
     Казалось, Малфой совсем не удивился. Не нужно быть гением, чтобы понять: Дженкинс по пьяни разглагольствовал не только о грязнокровках, но и о том, как «вбить хоть пару мыслей в башку жены». Малфой погасил сигарету:
     – А не поздновато ли думать об этом?
     – Я же не прошу тебя все бросить, – возразила я. – Разумеется, Дженкинса нужно выгнать с работы, но тебе ведь принадлежит «Пророк». Ты же сможешь предложить Дженкинсу работу там? Что-нибудь, где расистские наклонности не смогли бы влиять на людей? Какую-нибудь должность, не предполагающую руководство людьми?
     – Грейнджер, я уже сто раз говорил тебе, что «Пророк» – не моя газета. – Малфой уменьшил заклинанием пачку сигарет и бросил ее в карман. Видимо, наш разговор подошел к концу.
     И тут я потеряла голову. Потому что перед глазами у меня стояла картина – кроткую, глупую женщину избивает её муж-расист, которому больше нечем заняться. И дети...
     – Будь ты проклят, Драко Малфой! – рявкнула я, подавив желание схватить пустую бутылку вина и размозжить голову этому бесчувственному придурку. – Я точно знаю, что «Пророк» принадлежит кому-то по фамилии Малфой. Возможно, не тебе, а, скажем, твоей жене, матери или кому-то из твоей корпорации. Я прошу такую малость – всего лишь взять на работу эту бесполезную сволочь, чтобы он не избивал свою жену и не швырял своих детей об стену! Какой смысл во власти, если ты не используешь её для добрых дел?
     Малфой замер, а потом направился к камину со стиснутыми кулаками – казалось, ему понадобилось неимоверное усилие, чтобы разжать кулак и взять щепотку летучего пороха.
     – А ты никогда не предполагала, что этот человек воспитывает своих детишек в тех же традициях, которые пропагандирует? Не думала, что его глупая женушка вторит его бредням о том, что грязнокровки негативно влияют на квиддич? Поверь мне, я знаю, о чем говорю и могу практически дословно повторить то, что слышал. Дети Дженкинса пойдут по его стопам, а их дети сделают то же самое, и так будет всегда. Твоя наивность, Грейнджер, меня просто поражает.
     – Да ладно? И я слышу это от тебя? Я-то считала тебя последним человеком во всей магической Британии, от которого я когда-либо услышу подобные речи! Не думала, что ты окажешься в числе тех, кто судит детей за грехи отцов!
     Малфой смертельно побледнел и, выкрикнув «Малфой-мэнор», поспешил удалиться.