Правда лжеца

5.

  Следующий день выдался напряжённым. Напряжение странное и даже немного неловкое, от чего больно. День было бы легче пережить, если бы ужасное настроение осталось только между ними двумя, но, как назло, все были не в духе. Ацуму разговаривал с ним, только когда дело касалось волейбола. В других случаях он провёл большую часть дня, держась поближе к Кагеяме, которого смущало такое поведение Мии. В какой-то момент Сакусе даже показалось, что эти двое говорили о том, как быть «паинькой», что бы это ни значило. Он не хотел знать.

День так и тянется. Как же некомфортно. Ацуму пасует Сакусе, но тот пропускает удар по вине Мии. Напряжение чувствует даже съежившийся Кагеяма. Хошиуми кроет Ацуму за его просчёт настолько громко, что Комори начинает бросать на них обеспокоенные взгляды. Сакуса отмахивается от кузена, бормоча:

— Не твоё дело.

Но тут ему в голову приходит одна мысль. Неужели у него на лице написано? Они все знают? Они могут рассказать, что произошло прошлой ночью? От этого предположения скручивает живот. Он торопится к туалету, торопливо бросив тренеру: «Минуточку». Его тело расплывается на холодном кафеле. Стены сдвигаются, страх в груди нарастает, а руки немеют, и он сжимает и разжимает их, изо всех сил пытаясь прийти в себя. Сакуса сосредотачивается на своём дыхании. Вход и выход. Вдох, выдох. Всё будет хорошо. После того, как ему удаётся собраться и наконец снова войти в зал, первое, что он видит — сидящего на полу Ацуму с раздвинутыми ногами. Хошиуми упирается коленом ему в спину, подталкивая его вперёд и помогая потянуться. Ацуму вздрагивает, слегка постанывая.

— Да, вот так хорошо. Можешь ещё посильнее надавить? Сакуса возвращается в туалет. Он, блядь, хочет умереть.

_____

Ацуму спланировал свой вечер, как только проснулся. Поужинать после тренировки, принять душ, подрочить, излить свою душу брату. Он смотрит на закрытую дверь. Такая рутина занимала у Сакусы обычно куда больше времени. А сегодня его понадобится ещё больше, раз Киёми решил избегать Мию. Ацуму вздыхает. Он поправляет полотенце на талии и берёт телефон. Пришлось позвонить дважды, прежде чем Осаму взял трубку.

— Фу.
— Не фукай, урод, — шипит Ацуму. — Я здесь с ума схожу, а тебя даже нет рядом, чтобы пострадать вместе.
— Ты опять драматизируешь или правда страдаешь? — спрашивает Осаму с набитым ртом.
— Ты ешь онигири? Осаму делает паузу.
— Откуда, чёрт возьми, ты знаешь?
— Не знаю, мое чутьё, или ты просто такой предсказуемый. — Ацуму пожимает плечами, даже не задумываясь, что Осаму его не видит. — Но я страдаю. Я чертовски ненавижу тебя.
— Да, да, — устало говорит Осаму, откусывая еще кусочек. — Ты ещё что-то хотел мне рассказать или всё время будешь ныть? Потому что я положу трубку. Ацуму делает паузу.
— Саму?
— Хм? Он вздыхает, прислоняясь головой к стене.
— Ты должен быть здесь. Они бы дали нам общую комнату.
— А, — фыркает Осаму, — это насчёт твоего соседа. Что случилось с тобой и твоим Оми-куном, кажется?
— Вчера вечером мы чуть не поцеловались. Ацуму слышит звук, похожий на плевок.
— Бл… вы почти что?
— Поцеловались, блядь! — громко повторяет Ацуму. — Я не знаю, вроде только что я массировал его чудные изогнутые запястья, а в следующую секунду мы чуть не…
— Цуму, ради бога, только не говори мне, что ты набросился на него, — торопливо говорит Осаму. — Ты должен убедиться, что он тоже этого хочет, прежде прикоснуться к его губам, ты же помнишь?
— Ладно, мистер эксперт по поцелуям, просто потому, что с тобой и твоим тупым бойфрендом всё получилось. — Ацуму фыркает. — Я так и сделал, то есть... Я думал… Слушай, он сказал, что ничего страшного, если я помассирую ему запястья, ладно? И когда я наклонился, он, блядь, положил руку мне на бедро, что я должен был подумать?
— Ладно, — уточняет Осаму, — значит, это случилось, и ты чуть не поцеловал... А почему почти? Тебя прервали или что?
— Типа того, — говорит Ацуму, проходя по комнате, чтобы плюхнуться на кровать и вытянуть ноги. — Он вдруг взбесился. Я не думаю, что он… Я не знаю, я имею в виду, я думал, что он гей, я вроде как чувствовал это. Да ты и сам знаешь, как точен мой гей-радар, но… Осаму хмыкает, размышляя.
— То есть он не гей? — Не знаю, Саму, — стонет Ацуму.
— Не знаю. Может быть нет, а может быть, он просто всё ещё принимает себя, понимаешь? Я имею в виду, мы тоже прошли через это. Я всё выясню. На другом конце провода на несколько секунд воцаряется тишина. Но Ацуму всё равно. Иногда простое присутствие брата на телефоне успокаивало.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — осторожно спрашивает Осаму. — Он ведь не придурок, да? Или мне нужно приехать и ударить его за тебя? Иногда он любит Осаму.
— Я немного разбит, но это была не его вина. Тебе не нужно никого бить.
— Как скажешь, Цуму. — Осаму, кажется, немного подумал, прежде чем продолжить. — Не убивайся из-за этого. Не думаю, что ты сделал что-то не так... Хотя, может тебе стоит поговорить с ним. Ацуму только бубнит что-то про себя.
— И будь осторожен, ладно? Постарайся не навредить себе. Если он всё ещё разбирается в себе, это займет у него некоторое время. А для тебя это не самое лучшее место.
— М-м-м.
— Цуму.
— Я, блядь, понял, — фыркает Ацуму. — Не начинай ворчать. Он слышит, как на другом конце провода вздыхает его брат.
— Он тебе нравится?
— Ну я же, блядь, пытался его поцеловать, — огрызается Ацуму.
— Нет, придурок, я имею в виду, он тебе прям, блядь, нравится? Помимо желания поцеловать его или потрогать его член, ты хочешь держать его за руку, кормить грёбаным супом и ходить с ним на свидания?
— Ты имеешь в виду, хочу ли я быть с ним, как ты и Сунарин? — с горечью уточняет Ацуму.
— Не все мы в конце концов становимся милыми парочками с нашими возлюбленными, Саму. Сунарин влюблён в тебя с первого года старшей школы, а Оми, блядь, ненавидит меня почти всегда.
— Ну что мы можем сделать с тем, что тебя все ненавидят?
— Саму, — скулит Ацуму, — а ты не можешь сказать мне: «Эй, ты самый лучший, кто-нибудь точно полюбит тебя». Знаешь же, что мне нужно услышать это сейчас…
— Возьми себя в руки, — говорит Осаму решительным тоном. — И в следующий раз оденься перед тем, как звонить мне. Ацуму смотрит на себя.
— Откуда, чёрт возьми, ты это знаешь?
— Чутьё? Или, может быть, ты просто такой предсказуемый. Спокойной ночи, придурок.
— Подожди, Саму, но что мне делать с моей дурацкой влюблённостью в Оми?

И в этот момент случилось сразу три события. Первым делом Осаму вешает трубку, не успев закончить фразу, чёртова трата спермы. Во-вторых, Ацуму резко встаёт, роняет телефон, а его полотенце почти спадает вниз. Ну и третье — как раз в тот момент, когда Ацуму произносит «дурацкой влюблённостью в Оми», дверь открывается и входит человек, о котором идёт речь, в одном лишь полотенце. А результатом этих событий становится гробовая тишина в комнате. Сакуса сжимает кулаки, закрывает глаза, делает глубокий вдох и уверенно шагает в сторону Мии. Ацуму до боли в руках стискивает полотенце. Он видит в глазах у Сакусы боль. Ацуму может его понять.
— Я больше не могу, — говорит Сакуса так тихо, почти шепотом. Он весь дрожит. — Я не могу.
— Ты не можешь что?
— Ацуму.
Киёми потрясённо втягивает воздух. Он впервые назвал его настоящим именем. — Да? В чём дело, Оми?
— Я гей. (100%.)

____________________________________________
В следующий части будет такое....

Прошу указывать критику только в мягкой форме.

Напоминаю что фик не мой и взят из фикбука.

Автор оригинала: internetpistol
Переводчки: vasilisa_glossy
Беты переводчика: angerpistol

Ссылка на перевод:https://ficbook.net/readfic/10654073

Ссылка на оригинал: https://rchiveofourown.org/works/27074200

Слов:1207

Смотрите какой милашка: