Сдавайся
В твоей войне ничья, и я прошу – возвращайся
Сдавайся
В моей пустыне ты мираж, но не исчезай
Я не верил, что без любви душа, как без воды, высыхает
Я больше тебе не враг
Сдавайся
Сергей Лазарев – Сдавайся
– Это вы молодцы, это вы прикольно придумали.
Шаст, услышав немногословные охуевания Макарова, заглядывает в комнату и прыскает: действительно, он привез всего трех человек, а ощущение уже такое, будто все лежат по квартире ровным слоем, не оставив свободного пространства вообще. Не то чтобы у них с Ильей большая квартира – ну такая себе, скажем, небольшая двушка, но Антон особо не раздумывал, когда предложил ребятам приютиться на пару дней в Москве. Да ладно, Усович вон плоский, его тупо можно за шкаф поставить, а девочки, пока не бухнули, тоже обычно ведут себя компактно.
Впрочем, Илье это охуевать не мешает, потому что ему спать теперь придется с Антоном, а его это радует не особо. В самом начале, когда они только-только сняли квартиру, и диван в ней был всего один, у них случился опыт пары совместных ночей, в результате которых Шастун был выселен спать на полу.
Поздним вечером, когда Ваня за шкафом (в прямом смысле, потому что там единственное спокойное место) дописывает монолог к открытому микрофону, Макаров рубится в доту, а Ахмедова плещется в ванной, Ира, привычно подогнув под себя ногу, пытается на кухне открыть бутылку вина. Антон улыбается отчасти с ностальгией, потому что пьет она по-прежнему это дурацкое непонятное ему пино гриджо – раз уж на то пошло, Шаст вообще не понимает вино – и до сих пор носит длинные ногти, которые не дают ей не то что там нормально вино открывать.
Вот как волк попу моет, это понятно, а как девушки с длинными ногтями?
– Давай помогу, – Шаст забирает у нее бутылку и садится напротив, используя нож как штопор, потому что у них с Макаром дома иного не водится. – Спать не хочешь?
– Нет. Волнуюсь перед пробами.
Напоминает типичный анекдот: два воронежца и белорус приехали покорять столицу. Антон хмыкает и наливает Кузнецовой вина в кружку, потому что кто бы озаботился купить сюда набор бокалов, и себе тоже плескает немного – для настроения; хотя оно и так создает себя само, когда сидишь и смотришь на свою любовь из прошлого, оставленную позади крыльями самолета. Тогда еще, конечно, не Боинга, а условного рыжего Антошки неназванных авиалиний.
