этим эпиграфом
мы могли бы вспомнить любые слова,
которые здесь уже бывали:
цитаты из песен,
строки из стихотворений,
мелодии.
давайте вспомним?
каждый – то, что ему ближе.
я вспоминаю Лилиенталя
летать – это всё
Арсений смеется тихо, бьется лопатками о крашеную стену подъезда неосторожно, потому что ничего вокруг не видит, кроме Антона – и в поцелуй улыбается сумасшедше, обнимая Шаста за шею; тот пахнет почти выветрившимся парфюмом, тиватским воздухом и кабиной пилотов, и у Арса почти кружится голова, будто на высоте в десять тысяч метров происходит разгерметизация салона.
Хотя, в принципе, это справедливо для его головы: внутри там столько всего, что уже не умещается, разрывает давлением все границы и выплескивается наружу, только успевай прижимать к лицу кислородную маску. Арсений и прижимает – только свои губы к губам Антона – и вдыхает полной грудью.
− Ну ты дурак, что ли, − смеется Антон тихо в ответ и придерживает Арса за пояс, чтобы не обтерся еще раз о побелку своим черным форменным пальто; тому, кажется, вообще все равно, что они даже не успели дойти до квартиры. – А если какая-нибудь бабуля за нами из дверного глазка наблюдает?
− Тогда это будет лучшее, что она видит в своей жизни.
Арсений ощущает себя так, словно выпил на голодный желудок треть бутылки виски: вроде и не в умат пьяный, но голова туманная, и мысли путаются, а наружу выплескивается какое-то безусловное возбуждающее счастье, заставляющее цепляться за Антона руками и губами. Выцеловывать, кусать, просить больше, слово наконец дорвался – пусть Шаст и был все это время рядом, Арсений тонет в нем только сейчас, надышавшись ледяных воздушных потоков на эшелоне.
Шаст за ним наблюдает с улыбкой и, едва затащив в коридор квартиры, стаскивает с Арсения пальто и держит оба запястья в своих руках – кажется, если его сейчас не держать, они не успеют элементарно дойти хоть куда-нибудь. У Арсения явно эмоциональный передоз, и он минут десять отказывался уходить со стоянки самолетов по прилету домой – а сейчас также вцепился в Антона, как часами ранее в свой Боинг, и улыбается ярче ебаного солнца.
Антон никогда не видел в человеке столько души.
− Я тебе руки свяжу, если ты не успокоишься, − фыркает Антон смешливо, и Арсений тут же смотрит на него заинтересованно, наблюдая, как Шаст на полном серьезе распускает галстук. – Я все понимаю, но я не прочь был бы выпить кофе, Арсений.
