Его любимое чудо

О нормальной еде и грустном сериале

Антону уже три года снились мрачные сны. Сны, в которых он медленно погибает в заброшенном подвале от нехватки воздуха, где он кричит, но никто не приходит на помощь. Сны, в которых он трясётся от мучений из-за введённого под кожу наркотика. Сны, в которых он не в силах остановить свою льющуюся из носа кровь, а многочисленные прохожие не замечают его мольбы о помощи.

Сегодня Антону снится, что его мать всё-таки сделала аборт. Что врач не отказался брать сложную пациентку, которой операция могла грозить бесплодием и отказом некоторых органов. В этом сне Антон — наблюдающий со стороны. Но почему-то мама и врач слишком большие. И стены. И потолок очень уж высоко. В этом сне он ещё малыш. Он всё видит. Видит, как его мать ложится на кушетку. Видит, как врач в последний раз пытается отговорить её. Видит, как женщина настаивает на своём. Мальчик прижимается к стене, шепча «мама, не надо». Не слышит. Ей вводят наркоз. «Мама, пожалуйста!» — уже громче. Женщина прикрывает глаза. «Мама, я тут!» — Антон уже кричит, чувствуя на щеках мокрые дорожки слёз. Не услышала.

— Тише, чудо, тише, я не твоя мама.

Антон распахнул глаза. Первое, что он увидел — беспокойно склонившегося над ним Арсения. Этого ещё не хватало. Шастун испуганно провёл ладонью по лицу, проверяя, не мокрые ли щёки. Мокрые. Прекрасно.

— Ты кричал во сне, — пояснил мужчина, гладя мальчишку по волосам, — что тебе снилось?

— Какая разница? — Антон недовольно увернулся от руки Попова. Что за нежности, в конце концов? Мужики мы, или кто?

— Ну, вообще-то я психолог.

— Хуёлог, — для себя Арсений подметил, что мальчишка был куда милее, когда спал, пуская слюни на подушку. Но, хотя, что он ожидал? Что этот подросток будет показывать свою слабость? Может быть какие-нибудь пиздострадальцы, но не Антон. Это Арсений понял ещё вчера.

— Не матерись, — «хуёлог» поморщился, — не хочешь рассказывать — не надо. Никого не заставляю, — мужчина направился в сторону двери. Обиделся, что ль? — и, кстати, я прекрасный специалист.

— И скромный, — брякнул Антон, тут же пожалев об этом.

— И скромный, — как ни в чём не бывало кивнул Арсений и вышел из комнаты.

Ути-батюшки, какие мы нежные. Уже и сказать ничего нельзя! Антон ещё минут десять отказывался прощаться с такой мягкой подушкой и таким тёплым одеялом. Но, когда на кухне что-то начало греметь, а именно — Арсений посудой, оставаться в кровати уже стало невозможно. Шастун прошлёпал босыми ногами в ванную. Там он быстро умылся холодной водой. Ну, как умылся, брызнул пару капель на лицо, чтобы проснуться окончательно. Не помогло. Поэтому на кухню парень зашёл зевая.