Чемоданы собраны [Заморожено]

Часть двадцать первая

— Ее реально уже все достало, почему ты не понимаешь, что нельзя держать всех? — сказала Украина. — Почему тебе это нужно все время повторять?

Россия промолчал и взглянул на всех.
— Да идите вы куда хотите.
Повисло неловкое молчание. Все стояли как вкопанные. Кто-то поглядывал в окно и сразу отворачивался, а кому-то было грустно и страшно одновременно.
— Ну что вы стоите? — вздрогнул такой всегда железный и твёрдый голос. — Идите. Я не держу! Вы считаете меня таким же, правда? Не стойте, я отпускаю вас всех! Идите!..
Глаза его заблестели от слез, но ни одна не посмела скатиться вниз. А может он тоже устал? А может они все уже устали? От всего. Обсолютно не знают, что хотят друг от друга.
Дверь открылась, и неожиданный звук дождя ворвался в дом. Удивленные и уже напуганные у некоторых глаза перевелись на Белоруску за спиной старшего. Она бесцеремонно бросила сумку в прихожей и, не снимая мокрых кроссовок, направилась в сторону комнаты, на пути, в дверном проёме в кухню, оттолкнул, ничего не сделавшего, Российскую Федерацию.
— Эй!.. — прикрикнул он, на что Бела резко повернулась и с самым злым лицом, будто это он ее толкнул, таким же тоном ответила:
— Я расческу забыла! — и пошла в комнату.
Что сказать. Аргумент. Россия проводил ее недовольным взглядом.
— На зеркале! — сказал он более спокойно.
— Я не слепая! — все еще злилась она. А потом тихо и гордо вышла обратно, взяла сумку и ушла. Дверь неприятно хлопнула.
Все снова посмотрели на Россию. Он успокоился и пошёл в мастерскую. Складывая левую руку в карман, а правую ложа чуть ниже левого плеча, он как-то странно переделывал голос и бросал взгляд то влево, то вправо:

— Ой, я вся такая чудесная, бла бла бла. Вы все меня достали, я уезжаю. Мне, конечно, без разницы, что сегодня отменили две электрички, и не работает зал ожидания, но я же самая умная, — он спустился по лестнице и уже там привычной для всех ругался.

— Придурок, — пискнула Молдавия.
— Кто-то ещё поедет?..
— С ума сошел? — посмотрела на Кыргыза Литовка. — Нет. А есть желание? Да ещё и такая погода.

— Да не очень... — Кыргызстан пошёл в комнату. За ним потянулся Армения, а тот в свою очередь повел за собой Азербайджана. Остальные доедали содержимое тарелок.

Россия сидел за столом и молча смотрел на рассыпавшееся на газете перо. Оно совсем почернело. Было тихо, и только редкий писк с первого этажа нарушал ее.
Пыльный шкаф напротив веял своей таинственностью, той самой неприступной для ребёнка, которого ни на шаг не пускают к нему, и это только подпитывает его любопытство. "Может там были конфеты, а может отец хранил там свои дорогие ему вещи или самый страшный секрет." — Россия перевел на него взгляд. А ведь когда СССР умер, то шкаф открыли. Но там было пусто. Обсолютно ничего. Пустые полки и вешалки. Это любопытство питалось ничем. И это до сих пор загадка: что такого было в старом шкафу? Какую ценность он имел? Или каких не было?
Россия посмотрел на перья и на черный порошек из них. Зацепив пальцем совсем ничего этого песка, он попробовал это на вкус. Оно было не сладкое и не соленое, но имело на столько неприятное послевкусие, что плеваться было мало. Что из себя составлял этот песок не известно, но галлюцинации после него были знатные... Россиянин просто пошел и лег на диван, дабы не свалиться со стула потом.
Тусклый свет осващал вокруг полпомещения. Перед глазами темно, они закрыты. Ни с того ни с сего прошлись отрывками какие-то  моменты из детства. Рос не жаловался на семью почти никогда. Может только когда злился. А здесь он проводил все лето с ней. Всегда. И он для каждого старался совершать какие-нибудь бешенные поступки, воплощал сумасшедшие идеи, которые предлагали его братья, реже сестры. Он пытался дарить яркие моменты. Это было глупо, но им было весело — и для него это уже счастье.