Солнечные зайчики озорно пробирались в дышащую белоснежной чистотой квартиру, с любопытством рассматривая её интерьер, заглядывая в каждый уголок, освещая его своим сиянием и тут же убегая глубже, прочь от несущихся за ними следом длинных солнечных лучей. Эти лучи следом за зайчиками бежали, раскрашивая квартиру бесконечным золотом, заставляя спокойный интерьер вспыхнуть огнем, но не умирать в его объятиях, а возрождаться, словно из пепла.
Здесь все теперь словно заново ожило, дышало чистотой, обновлением, трепетным и тонким запахом цветков вишни, который и манил сюда солнечных зайчиков и их веселых охотников. Всем им, детям далекой звезды, было интересно узнать, что это за чудесный аромат, кому он принадлежит. Возможно, что они даже так рьяно впархивали в открытое окно, освещая комнату неземным светом, потому что желали прикоснуться к нему, успеть ухватить и не отпустить. Они пробирались так глубоко в квартиру в своих поисках, что заставляли все здесь светиться своим светом, но попытки их найти источник чудесного запаха были напрасны – он уже покинул этот дом.
Хосок одинокой фигурой сидел за кухонным столом и грустными глазами прожигал город, раскинувшийся внизу. Он даже не замечал, как прекрасен был его дом в солнечных лучах, он ничего словно и не видел, потому что в сердце его ядом скапливалась печаль по тому, кто только ушел, но кого не хватало рядом до боли, нестерпимо. Ангел не должен был всего этого ощущать, не должен был так привязываться к человеку, не должен был разрешать своей душе снова испытывать это трепетное, но разрушающее чувство.
Хосок и сам не может понять, когда все начинает идти не так. С какого момента он вдруг понял, что Чимин не просто его родственная душа, а что он и есть его душа. Без него не хотелось ничего делать, только вот так сидеть и пусто смотреть в окно. Он, как те самые солнечные зайчики, освещал его дом и его сердце; он делал его по-настоящему живым, позволял снова почувствовать себя человеком и ко всему этому обладал запахом мягких цветов вишни, которые принадлежали его далекому забытому другу. Чимин точно не мог им быть, но он нес в себе эти ностальгические воспоминания, усиливая желание не отпускать его от себя никогда. И да, это было очень похоже на наркотическую зависимость, вдруг обрушившуюся на плечи ангела, но ему не было до этого никакого дела. Он, и правда, стал теперь заядлым наркоманом. Одна доза, — думал он, — ничего ведь плохого не случится. Но чем чаще он видел Чимина, чем ближе его узнавал, тем сильнее впутывался в сети зависимости, из которой ему не хотелось теперь выпутываться. Лучше становилось с каждой новой дозой, он оживал и цвел, как аромат цветов вишни Чимина, и это чувство было самым лучшим!
