Заказ на (не)любовь

Глава 3

Дженни перехватывает меня на лестнице, глядя с очевидным испугом.
— Ну что, Лиса? Уволил?
Сил хватает лишь на то, чтобы помотать головой.
— Нет? — подруга даже останавливается от изумления. — А что тогда? Выговор? Штраф?
Я пожимаю плечами. Сама до сих пор не понимаю, что произошло.
— Ничего, кажется. Сказал идти в зал.
— А Рюджин?
— Рюджин с ним.
— В смысле с ним? — глаза подруги делаются огромными, как те блюдца, которые она держит на подносе.
— В смысле Рюджин осталась смотреть мультфильм в его кабинете. Побудет там, пока я работаю.
Закрываю лицо руками. Это все неправильно, ненормально. Так не может быть. У меня в голове не укладывается. Невельский должен был выгнать меня, а вместо этого взялся нянчить мою дочь. Что вообще все это значит?!
Но меня действительно ждет работа, а после того, что сделал шеф, я просто не могу подвести его. Тороплюсь к столикам, где гости уже изнывают от нетерпения, стараясь унять бушующее в груди смятение. Это не очень-то получается, но я давно научилась скрывать эмоции. Улыбаюсь и делаю то, что должна. Только мысли далеко, с моей девочкой. И с невероятным мужчиной, которого я теперь понимаю еще меньше, чем прежде.
Вернуться в его кабинет удается лишь спустя пару часов, когда большая часть людей расходится, а остальных обещает обслужить напарница. Стучусь и осторожно приоткрываю дверь, заглядывая внутрь. Рюджин спит, укутанная в непонятно откуда взявшийся плед. Спокойная, расслабленная и даже улыбается во сне. Невельский же при виде меня поднимается из-за стола.
— Уснула около получаса назад. Устала. Все-таки слишком много впечатлений для маленькой девочки.
Я растерянно киваю. Не могу понять, что в его словах: упрек или просто констатация факта. Но следующие слова заставляют меня задержать дыхание.
— После мультфильма мы посмотрели фотографии. Жена завезла сюда как-то старый альбом, да так и не забрали назад. И вот, пригодился. Рюджин с таким интересом его рассматривала. И я взял на себя смелость накормить ее ужином. Выбрали вместе из детского меню. Все самое свежее и абсолютно неаллергичное. Простите, решил не отвлекать вас во время работы. Вы же не против?
— У нее нет аллергии... — произношу и снова впадаю в какой-то ступор. Может, мне все это снится? Иначе как объяснить тот факт, что начальник извиняется за то, что весь вечер провозился с моим ребенком? Развлекал ее, показывал фотографии, кормил. Он оказал мне немыслимую услугу, но только зачем? Не понимаю... Я давным-давно отвыкла от того, что люди делают что-то просто так, по доброте душевной. И разумеется, даже близко чего-то подобного не ждала от Невельского. Он самый потрясающий мужчина из всех, кого встречала в жизни, и наверняка замечательный человек, но это все равно ничего не объясняет. Зачем ему тратить свое драгоценное время на дочь официантки?
— Вы выглядите уставшей, — отвлекаюсь от своих мыслей, понимая, что он внимательно рассматривает меня. — Да и малышку не хочется будить. Давайте подвезу вас домой.
Если бы сейчас разверзся потолок и прямо на нас с неба посыпался золотой дождь, я удивилась бы меньше. Но на такое уж точно не могу согласиться. Иначе просто сойду с ума от волнения.
— Я вызову такси, не беспокойтесь, пожалуйста. Вы и так сделали... безумно много.
— Перестаньте, Лиса, ничего особенного я не сделал. У вас чудесная девочка, и мне было приятно провести с ней время, — он задумчиво, с легкой улыбкой смотрит на меня. Тем самым взглядом. Нет, в нем не любовь, но такое тепло, от которого мое сердце тает. Превращается в мягкую податливую массу, из которой можно слепить все, что угодно. — А вот у вас сегодня выдался трудный день. Отправляйтесь домой и отдохните, как следует.
Я киваю, осторожно беру на руки спящую дочь и иду к выходу. Уже от двери шепчу слова прощания вперемешку с очередной порцией благодарности. И одновременно продолжаю не верить. Это все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Скоро я проснусь. Обязательно проснусь...
А вот Рюджин крепко и спокойно спит у меня на руках до самого дома. Сопит, смешно причмокивая во сне. Не просыпается, когда машина останавливается у подъезда, и даже потом, когда я раздеваю ее и укладываю в постель. И правда намаялась. Но когда подтыкаю одеяло со всех сторон так, как она любит, малышка открывает сонные глазки и улыбается мне.
— Мы дома, мамочка?
— Дома, родная. Спи, — целую ее в лоб.
Рюджин кивает, устраиваясь поудобнее. Но перед тем, как снова закрыть глаза, неожиданно выдает:
— Мне дядя Чонгук понравился. Он хороший. А еще у него в альбоме фотография моего папы.
***
Дочка, как всегда, спит глубоким и крепким сном, а вот мне до самого утра не удается сомкнуть глаз. Я снова и снова переживаю все, что было накануне. Прокручиваю в памяти. Повторяю сказанные и услышанные слова. И думаю, думаю, думаю...
Почему Чон так поступил? Это слишком сильно не похоже на обычную жалость. В ресторане работает больше десяти официантов, но ни к кому из них не выказывается какого-то особенного снисхождения. И никогда не выказывалось. Конечно, мне не приходилось наблюдать подробности жизни и работы каждого, но слухи-то расползаются быстро. Трудно было бы не услышать, если бы имело место что-то подобное.
Вот и завтра, наверняка, все будут болтать о том, что случилось. Шептаться за спиной. Я не боюсь разговоров, но совершенно не хочется, чтобы из-за меня трепали имя человека, проявившего ко мне доброту. Такую доброту, которой я очень давно не встречала.
А еще не дает покоя то, что сказала Рюджин. Малышка почти сразу же снова уснула, лишая меня возможности что-то уточнить, вот и приходится маяться в собственных догадках, ожидая утра, когда можно будет спросить у дочки, что она на самом деле имела в виду.
Поднимаюсь задолго до звонка будильника. Смысл валяться в кровати, если уснуть все равно не получается? Принимаю душ, чтобы хоть немного взбодриться, готовлю любимые Рюджин сырники ей на завтрак. Завариваю себе крепкий-крепкий кофе. И зачем-то вытаскиваю старую распечатку с фотографией.
Я не люблю вспоминать то время. Несмотря на то, что благодаря этой процедуре у меня есть самый дорогой в жизни человечек, случившееся до ее рождения хочется напрочь стереть из памяти. Не возвращаться туда ни в мыслях, ни в чувствах. Задушить всю еще живущую внутри боль. Это ведь прошлое. Оно не вернется. Все закончилось, и сегодня я счастлива, а о такой дочке можно только мечтать.
Всматриваюсь в черты маленького мальчика на фотографии. Рюджин действительно на него похожа. Сейчас даже странно, что когда-то я мечтала родить именно сына. Такого же жизнерадостного и светлого, как этот мальчишка. Думала о том, что он вырастет и станет главным мужчиной в моей жизни. Даже не главным — единственным. Но судьба распорядилась иначе, подарив мне дочь. Я не жалела ни одной секунды. С того самого мгновенья, как впервые взяла ее на руки, поняла, что дороже нее у меня нет и никогда не будет больше никого.
Но фотографию все равно сохранила. Показала его Рюджин, когда она начала спрашивать об отце. Не пришлось придумывать какой-то особенной истории: малышка пока не вникала и не особенно тревожилась взрослыми вопросами. Конечно, я знала, что этих разговоров не избежать, но не собиралась торопить события. Вот только совершенно не ожидала услышать то, что сказала мне дочка перед сном.
Во время завтрака внимательно наблюдаю за ней. Она задорно смеется, как обычно наедине со мной, много болтает, уплетает сырники с вареньем.
— Мамочка, а ты же сегодня не поздно вернешься? Мы погуляем вечером на площадке?
— Конечно, погуляем, милая.
Сегодня у меня дневная смена, освобожусь как раз ко времени, когда нужно будет забирать Рюджин из сада. Поэтому весь вечер наш.
— А давай позовем с собой дядю Чонгука, — вдруг предлагает дочка, вгоняя меня в еще большее замешательство. Обычно она не идет на контакт с незнакомыми людьми с такой готовностью и, тем более, не высказывает желания снова с кем-то пообщаться. Но зато это повод вернуться к ее странному заявлению.
— Малыш, у дяди Чонгука много дел, и он не сможет с нами никуда пойти. Это только вчера так случайно получилось.

Рюджин вздыхает, как-то сразу грустнея.
— А мне хотелось, чтобы он смог! Он хороший.
Хороший, но чужой. Причем давным-давно. Я вспоминаю яркую, вызывающую красоту Чон Розэ и осторожно уточняю у дочки:
— Рюджин, а почему ты сказала, что видела фотографию папы? В том альбоме?
Дочка смотрит на меня с явным недоумением: как я могу не понимать таких простых вещей?
— Потому что она там была! Такая же, как у нас. Дядя Чонгук знал моего папу?
Мне почему-то становится холодно. Она ошибается. Наверняка ошибается. Таких совпадений просто не может быть. В окружении Чона не может быть никого, кто захотел бы стать донором. Это совсем другая категория людей, у них благополучные семьи, все устроено и нет смысла заниматься подобным. Как и зарабатывать на этом.
— Мама, почему ты молчишь?
Я заставляю себя улыбнуться. Поднимаюсь из-за стола и забираю у дочки опустевшую тарелку.
— Милая, тебе показалось. Конечно, дядя Чонгук твоего папу никогда не знал. Это просто похожий мальчик, на той фотографии.
— Нет! — неожиданно сердится малышка. — Не похожий! Это точно-точно он! Я знаю! Там велосипед и котенок. И шортики, как на нашей фотографии.
— Ну хорошо, — мне слишком тяжело дается этот разговор, чтобы что-то доказывать, и я решаю просто согласиться. — Возможно, они были знакомы когда-то в детстве. Или ходили в один садик. Вот фотография и осталась на память.
— Как у меня Минсу? — морщит носик дочка, вспоминая дружка из группы.
— Да, именно, — улыбаюсь, радуясь, что получилось придумать мало-мальски логичное объяснение.
Но Рюджин не отстает. Уже по дороге, у самого сада, неожиданно дергает меня за руку и сияет, вдохновленная собственной идеей.
— Мама, спроси у дяди Чонгука, где этот мальчик! Тогда мы с тобой найдем папу!