Заказ на (не)любовь

Глава 7

Я слишком поздно понимаю, насколько опрометчивым оказалось мое предложение, уже у самой двери скромной двушки, в которой живем мы с дочкой. Тоже прощальный подарок бывшего мужа. Или еще одна попытка откупиться. Квартирка совсем крошечная, и последний раз ремонт делался перед рождением Рюджин. Потом постоянно не хватало то средств, то времени на это.
В этой квартире есть все, необходимое для жизни, да, по минимуму, но мне достаточно, а малышке — и подавно. Вот только открывая дверь перед Чонгуком, не могу не представлять, какими глазами он посмотрит на наш с Рюджин мир. И что подумает.
Джису выходит в коридор и тут же в изумлении приоткрывает рот. Еще бы: за почти семь лет, что я живу здесь, Чонгук — первый мужчина, ступивший на порог этой квартиры. И у сестры наверняка куча вопросов. Вот только задать она не успевает ни одного: вслед за ней в прихожую вылетает Рюджин и радостно вскрикивает, бросаясь к Чону.
— Дядя Чонгук пришел! Ты к нам в гости? Ура!
Именно так каждый раз встречает меня: врезается в живот, а потом повисает на шее, крепко-крепко обнимая. Но то, что подобное дочка допускает по отношению к человеку, которого видит третий раз в жизни, откровенно пугает. И когда мужчина в ответ подхватывает ее на руки и подкидывает кверху, вызывая заливистый смех, мое сердце и вовсе заходится. Что я творю? Рюджин же уже привязалась к нему, словно почувствовав каким-то немыслимым образом то, что они далеко не чужие друг другу. Но что будет дальше? У него своя жизнь, своя семья. А что, если я допустила страшную ошибку, признавшись во всем?
— Джису, это Чон Чонгук, мой начальник. Нам нужно поговорить, поэтому он здесь. Чон Чонгук, моя сестра, Ким Джису.
Джису кивает в ответ на его приветствие, а потом сдвигает брови, глядя на меня. Ей и говорить ничего не надо: и так понятно, к каким выводам она пришла. Десятый час вечера — самое время для разговора с начальством. Еще и дома, почти наедине. Ведь Рюджин скоро уснет, а мы останемся вдвоем.
— Пойдем, я тебе покажу мои игрушки, — дочка даже со мной поздороваться забывает, спрыгивает с рук Чонгука на пол и тянет его за собой в комнату. А он не только не сопротивляется, кажется, даже рад этому.
Едва мы остаемся вдвоем, Джима тут же накидывается на меня:
— Лиса, это как понимать? Ты что вообще творишь?
— Ничего не творю! — кошусь в сторону детской, стараясь говорить как можно тише, потому что слишком хорошо знаю, какая слышимость в нашей квартире. Не хватало еще, чтобы до Чонгука долетело хоть что-то из нашего разговора. — Сказала же: это деловая встреча. Не придумывай того, чего и в помине нет.
— Ну-ну, — скептически щурится сестра. — Дело твое, конечно, но ты зря это делаешь. Из таких разговоров ничего хорошего обычно не получается.
— Тебе домой не пора? — сейчас в любом случае не время что-то ей доказывать. Рюджин надо ложиться спать, да и Чонгук задерживать даже на лишнюю минуту я не хочу.
Захожу в дочкину комнату и обнаруживаю своего гостя, ползающим вместе с дочкой на коленках посреди целой кучи рассыпанных деталей от LEGO Disney Princess. И когда только она успела все это достать? Джису бы ни за что не разрешила подобного перед сном, значит, вывалила на пол только что, хвастаясь перед мужчиной своими сокровищами.
— Малыш, ты забыла посмотреть на часы. Что мы сейчас с тобой должны делать?
— Ну, ма-а-а-м! Пожалуйста! — ее личико приобретает умоляющее выражение. — Мы только построим чуть-чуть.
— Милая, чуть-чуть не получится. Здесь работы до утра, а завтра нам рано вставать в садик. Поэтому быстренько все собираем — и умываться.
Моя послушная девочка надувает губы. Смешно хмурится и начинает сопеть, как маленький ежик. И колючки бы наверняка сейчас выставила в мою сторону, если бы они у нее были.
Это так необычно, что я теряюсь. Тоже опускаюсь на колени рядом с малышкой и пытаюсь немного ее урезонить.
— Солнышко, ну ты же знаешь, что так поздно мы не играем!
— А раньше не было дяди Чонгука! — парирует она, и пока я размышляю, что ответить на эту непреложную истину, вмешивается сам Чон. Тянет с полки коробку, в которой и лежал Рюджин клад, и быстро начинает складывать все обратно.
— Давай, помогай мне! — улыбается ей так светло и открыто, словно и не был всего несколько минут назад в машине мрачнее тучи. — Мы же не будем нарушать правила? Поиграем в другой раз.
— Честно-честно? — Рюджин тут же хватается за его слова. — Ты к нам еще придешь?
— Если ты захочешь — обязательно, — смотрит ей прямо в глаза, — И если мама разрешит.
— Мамочка, ты же разрешишь? — в голосе и взгляде дочери столько надежды, что мне снова ничего не остается, кроме как кивнуть.
***
Засыпает она, к счастью, быстро, и я выхожу на кухню, где дожидается меня мужчина. Чонгук стоит у окна, задумчиво всматриваясь в темноту вечера. Поворачивается на мои шаги с легкой и явно виноватой улыбкой.
— Простите, Лиса, не хотел нарушать ваш привычный распорядок. Не смог отказать. Рюджин... она удивительная. Так захотелось провести с ней несколько минут.
Я, как совсем недавно Джису, разве что рот не приоткрываю от изумления. Не ожидала услышать ничего подобного. Да, дети умиляют, и я сама не могу устоять против Рюджин просьб, но он... он же ее совсем не знает... И, как мне показалось, не особенно хочет узнавать. Но выходит, что я ошиблась?
Чонгук чуть приподнимает плечи.
— Поверить не могу, что она... что я... в то, что вы рассказали.
Я киваю.
— Если хотите, можно сделать тест, чтобы убедиться наверняка.
Но мужчина тотчас качает головой.
— Нет. Я не это имел в виду. Не то, что не поверил вам... Просто сама ситуация... она слишком нереальная. Я был уверен, что у меня никогда не будет детей.
Это настолько неожиданно, что я выпаливаю, не успевая обдумать уместность своего вопроса:
— Почему?
Улыбка на его лице тает, мужчина молчит, глядя на меня, но как будто сквозь, а потом очень тихо отвечает:
— У меня был сын. Несколько лет назад он... погиб.
Кажется, что-то рвется внутри после этих слов. Я застываю, снова видя, как мертвеет обращенный ко мне взгляд.
Сразу вспоминаю, как всегда трясусь от страха даже при обычном подъеме температуры у Рюджин. А такое и представить немыслимо... Не знаю, что было бы со мной, как смогла бы жить дальше, если бы...
От разлившейся в груди тяжести становится больно дышать. Будто заглядываю в пропасть, мрачную и бездонную. Ежусь от холода, обхватываю себя руками, но теплее не становится. А он... не представляю, что творится сейчас в его душе. Прошло несколько лет? Наверно, для таких событий вообще нет срока давности.
— Простите меня... — выдыхаю, не узнавая собственного голоса. — Я ничего не знала и...
Чонгук останавливает меня коротким жестом, на мгновенье дотрагиваясь до руки.
— Не извиняйтесь. Никто не знал... кроме самых близких людей. Да и незачем это...
Он снова поворачивается к окну и внезапно начинает говорить, то ли мне, то ли что-то напоминая себе самому.
— Он сильно разболелся. Температура поднялась, а скорая все никак не могла приехать. Мы решили ехать в больницу, сами. Чтобы было быстрее. В машине ему стало хуже, он расплакался. Жена взяла его на руки из кресла, чтобы как-то успокоить. А я... я набросился на нее. Сам не понимаю, зачем. Она с ума сходила, переживала за сына, а тут еще я со своими нравоучениями. Наговорил столько всего. Что болезнь — не повод не пристегиваться, что это опасно. Мы поссорились даже, а Чонсу... он еще сильнее начал плакать. Я не знаю, что случилось. Не отрывался от дороги, не отвлекался, но... Не понимаю, как мог не заметить встречную машину... Она вылетела как будто из ниоткуда... Или я обезумел настолько, что уже ничего не видел...
Чонгук подается вперед, прижимаясь лбом к стеклу. Закрывает глаза. Вроде бы находится здесь, рядом со мной, но я понимаю, что только физически. А все его существо обращается туда, в прошлое, в тот кошмарный день. Он долго молчит, а потом тихо выдыхает, все так же не открывая глаз:
— Мы с женой отделались очень легко. У Розэ перелом руки, а у меня и вовсе какая-то ерунда. Пара ссадин, синяки. А Чонсу... он даже не дотянул до приезда скорой. Я так торопился помочь ему, облегчить страдания от простуды, что не довез... Понимаете? — вздрагивает всем телом, резко поворачиваясь ко мне. — Я не довез собственного сына до больницы.
Я сглатываю подступивший к горлу горький ком. Осторожно касаюсь плеча мужчины.
— Это был несчастный случай.
Он качает головой.
— Нет, не случай, Лиса. Я его не довез. Это целиком моя вина.
Не знаю, что сказать. Что вообще говорят в таких случаях? Он ведь сам давным-давно вынес себе приговор, и вряд ли мои жалкие слова утешения способны хоть что-то изменить.
В груди делается так больно, словно это моя потеря. Мне не приходилось, к счастью, переживать ничего подобного, но все равно слишком хорошо понимаю, что он чувствует сейчас. И как это нестерпимо тяжело. Потому и не могу сдержать слез, вырывающихся из глаз.
Чонгук не смотрит на меня, снова поглощенный своими мыслями, но мой всхлип выдергивает его из этого забвения. И он ошарашенно впивается в мое лицо тоже затянутым влажной пеленой взглядом.
— Простите, Лиса, я расстроил вас своими откровениями. Должен был все объяснить...
Я киваю, не в силах остановить льющиеся по щекам ручейки, а он продолжает с какой-то обреченностью.
— После этого... все как будто сломалось. Мы продолжали жить, ходить на работу, делать какие-то дела. Как заведенные куклы, ничего при этом не чувствуя. Нас не осталось, тех, какими мы были раньше. От семьи не осталось ничего. Просто два человека в опустевшем доме.
Мужчина вздыхает, кривя губы в каком-то жутком подобии улыбки.
— Говорят, есть специалисты, которые лечат такие состояния. Советуют что-то, находят выход. Чушь все это собачья! Как можно вылечить смерть? Чем искупить вину, если ты все равно уже везде опоздал?
Он не ждет ответа, лишь выплескивает то, что разрывает сердце изнутри.
— А потом в какой-то момент мы решили, что можем попытаться еще раз. Нет, не начать сначала, просто двинуться по еще одному пути... похожему. Снова родить ребенка. Жена даже на какое-то время загорелась этой идеей. Стала почти похожей на себя прежнюю. Но ничего не выходило, а когда мы обратились к врачам, они сказали, что единственный способ — это ЭКО. Вот так и вышло, что я оказался в той клинике. Вернее, мы оказались.
— А потом? — я понимаю, что причиняю ему еще большую боль расспросами. Но и остановиться уже нельзя. Мы зашли слишком далеко в этой откровенности.
— В день процедуры Розэ сказала, что не будет ничего делать. Никакой другой ребенок не заменит ей Чонсу, и она даже пытаться не хочет все это переживать заново. Предавать его таким образом... Я ни на чем не настаивал, потому что и сам думал примерно так же... И тогда врач попросил нас дать разрешение на использование... материала. Сказал, что это может подарить кому-то другому шанс начать новую жизнь. Стать счастливым. Жена согласилась, а мне... мне было все равно. Вообще плохо помню следующие формальности. Да, заполнял какую-то анкету. Фотографию, кажется, вообще отвозила Розэ. Не думал об этом больше ни разу... до разговора с вами. А теперь... — он переводит черный, безжизненный взгляд на такую же черную ночь за окном, — я не знаю, что делать со всем этим, Лиса. Не понимаю, что чувствую. Кто мы с Рюджин друг для друга?