Заказ на (не)любовь

Глава 6

Он не отвечает ни сразу, ни спустя несколько минут. И когда затянувшаяся пауза становится мучительной, я все же заставляю себя повернуться. И не узнаю человека, находящегося рядом.
За то время, что я проработала у Чонгука, мне приходилось видеть его всяким. Спокойным, расслабленным, сосредоточенным, строгим, недовольным, требующим и даже мрачным. Но вот таким — никогда.
Его лицо не просто побледнело — будто лишилось всех красок. Остался лишь один серый цвет, какой-то пугающий землистый оттенок. А еще казалось, что за эти короткие мгновенья мужчина стал старше на несколько лет.
Мне снова холодно, и этот озноб настолько силен, что с ним не совладать. По телу проходит дрожь, и даже зубы начинают стучать, так что это наверняка невозможно не заметить со стороны.
Но мужчина не реагирует. Он неотрывно смотрит туда, где то и дело взмываются качели с хохочущей Рюджин, и, кажется, не видит и не слышит больше ничего.
И от этого становится еще страшнее. Я не представляю, что у него внутри, даже примерно не могу угадать ход мыслей, но совершенно точно знаю, что услышанная новость его не обрадовала. Он выглядит, как человек, только что переживший какую-то жуткую утрату, и от его помертвевшего взгляда у меня и внутри все холодеет.
Проходит еще минута — и я не выдерживаю. Осторожно дотрагиваюсь кончиками пальцев до его локтя и прошу внезапно осипшим голосом:
— Чон Чонгук... Пожалуйста, скажите хоть что-нибудь...
Он вздрагивает и, будто опомнившись, медленно поворачивается ко мне. Всматривается в лицо, но я вижу, что делает это машинально, а мысли по-прежнему слишком далеко отсюда.
— С вами... все в порядке? — только теперь замечаю, что мои пальцы так и остались лежать на его предплечье. Я не вкладывала в этот жест никакого особого смысла, но сейчас очень хочется удержать руку. Не отпускать. Наоборот, сжать сильнее и влить хоть капельку жизни, убирая переполняющие его боль и пустоту.
Странное чувство. Он ведь не просит о помощи, да и вряд ли бы принял ее от меня. Но это мало что меняет, ведь именно я стала причиной такого его состояния. И мне очень хочется все исправить. Понять бы еще только, что происходит и почему на известие о своем отцовстве он реагирует именно так.
— Простите... мне, наверно, не следовало говорить, — выдавливаю, совершенно не представляя, как вести себя дальше. Меня и саму-то почти колотит от страха. Ноги ватные, и сердце грохочет в груди.
Заставляю себя разжать пальцы и ступаю в сторону, отстраняясь от мужчины. И в этот момент он делает резкий выдох, так что кажется, я даже ощущаю движение воздуха от его дыхания.
— Это вы меня простите, Лиса, — он силится улыбнуться, но ничего не выходит, на лице застывает какая-то непонятная гримаса. Мужчина делает еще несколько глубоких вдохов, и я застываю, зачем-то рассматривая, как вздымается его грудь под толщей одежды.
— Мне сейчас нужно уйти, — он кидает беглый взгляд в сторону качелей и снова смотрит на меня. — Извинитесь, пожалуйста, перед Рюджин за то, что не попрощался. Я должен побыть один.
Киваю, не находя в себе сил ответить. Да и не знаю, что говорить.
Он еще на мгновенье задерживает взгляд на моем лице, а потом разворачивается и быстро уходит. Слишком быстро. Если бы решила его догнать, это можно было бы сделать только бегом. Но я не двигаюсь с места, лишь стою и смотрю вслед, совершенно ничего не понимая.
***
— Что ты сделала? — подруга таращит на меня глаза, смотря как на ненормальную. — Совсем с ума сошла? Как тебе такое вообще пришло в голову?
— Он ее отец, — тихо отзываюсь, стараясь не думать о том, что Дженн, скорее всего, права. Что я натворила?
— Он не отец! — тут же возражает Дженни. — Он — поставщик биологического материала. И только! Если бы ты болела и тебе пришлось бы переливать кровь, потом тоже чувствовала бы себя обязанной донору? Он деньги за это получил, между прочим. Хотя у меня в голове не укладывается, зачем такому, как Невельский, зарабатывать на подобных вещах.
— Вот и у меня не укладывается, — что бы Дженни ни говорила, я не могу считать Чонгука просто донором. Слишком глубоко это все зацепило. А теперь, когда еще и увидела его реакцию, — и подавно.
Впрочем, что я увидела? Шок, но оно и понятно, не каждый день узнаешь такие новости. Все остальное оставалось для меня загадкой.
С нашего с ним разговора прошло два дня, и я, хоть и была на выходных, ждала, что мужчина как-то напомнит о себе. Захочет поговорить, что-то уточнить, возможно, познакомиться с Рюджин поближе. Но ничего не случилось. Чонгук не позвонил и не написал. Сегодня вышла на работу — и он совершенно точно об этом знал: видел меня в зале, хоть и издали. Но снова ничего не предпринял, даже не подошел.
— Меня удивляет то, что он молчит, — все-таки признаюсь подруге. — И тогда, сразу промолчал, и до сих пор. Это ведь странно, как минимум.
— А по-моему, это очень даже хорошо, — снова возражает Дженни. — Ты чего ждала-то от него? Восторгов?
— Нет, конечно, — я пожимаю плечами. — Сама не знаю, чего. Но точно не молчания. И что в этом хорошего?
Ким вздыхает, снисходительно глядя на меня.
— Да то, что его это не волнует! Не станет он права предъявлять и претендовать на что-то. Ну, то есть я надеюсь, что он поэтому молчит. А не придумывает втихаря, как отобрать у тебя дочь.
Я застываю, шокированная ее словами. Мотаю головой, тут же начиная доказывать, что такого просто не может быть. Чонгук никогда на это не пойдет!
— Ты так хорошо его знаешь? — скептически щурится подруга. — А я вот не была бы такой уверенной.
— У него нет на Рюджин никаких прав...
— Угу, — невесело хмыкает она. — Прав нет, а возможностей — хоть отбавляй. Да с его деньгами, если он только пожелает, тебя уже завтра могут объявить недееспособной и лишить родительских прав. А тут и он подоспеет с нужными результатами анализов. И вуаля — получите уже готового ребенка. Не младенца, заметь, нянчиться не надо, памперсы менять, не спать ночами...
— Замолчи сейчас же! — прерываю я эти совершенно немыслимые предположения. — Он никогда такого не сделает!
— Ох, наивная же ты, мать! — вздыхает Дженни. — Хотя чему я удивляюсь? У тебя и Чаньоля самым лучшим на свете был. Пока не избил до полусмерти. Помнишь, что ты про него рассказывала? Тоже утверждала, что он ни на что плохое не способен.
Я закусываю губу, морщась от боли, судорогой прошившей тело. Как всегда при воспоминаниях о бывшем муже. Думать о том, что так же сильно могу ошибаться снова, не хочется. Невельский не такой. Он защитил Рюджин, совершенно ничего о ней не зная. А теперь, когда ему известно, что она его дочь, не станет причинять ей боль, разлучая с матерью. Не станет же?..
***
Я стараюсь не думать о словах подруги и не накручивать себя еще больше. Если бы промолчала, было бы ничуть не легче, помимо собственных страхов испытывала бы еще и угрызения совести. А так отчаянно надеюсь, что все опасения Дженни не оправдаются. И все будет хорошо. Вот только что вкладываю теперь в это «хорошо», и сама не могу понять.
Людей в зале сегодня немного, и я освобождаюсь раньше обычного. Редкий случай, когда после смены удается вернуться до того, как дочка ляжет спать. Сегодня с ней Джису, но я все равно тороплюсь: после случившегося хочется быть проводить с Рюджин как можно больше времени. Как-то по-особенному отчетливо понимаю, чего она лишена из-за моего выбора много лет назад.
Тогда была уверена, что не захочу новых отношений. Не смогу на них решиться. Потому и согласилась на предложение бывшего мужа замять скандал любой ценой. Это для меня ЭКО стоило баснословно дорого, а он наверняка даже не ощутил каких-то потерь. Да и больше бы заплатил, лишь бы только я забрала заявление. Не призналась ему тогда, что все равно не стала бы давать делу ход. Не сумела бы. При одной мысли о расследовании и суде меня бросало в дрожь. Но не смогла не воспользоваться его страхом перед наказанием. И взяла деньги, пообещав себе, что с Чаньольом мы больше никогда не встретимся.
Прошли месяцы, и я поняла, что боль постепенно уходит. Физическая прошла еще раньше, а ненависть ко всему мужскому полу очень скоро рассеялась. Какой смысл злиться на целый свет, если тебя обидел один-единственный человек?
А потом родилась Рюджин, и мир заиграл совсем иными красками. Я снова была счастлива, несмотря ни на что. Просто жила, наслаждаясь подаренным мне чудом. И до недавнего времени не задумывалась о том, что малышка может чувствовать себя ущербной, не зная отца.
К чему скрывать, я хотела бы, чтобы все сложилось иначе. Если бы мы случайно столкнулись с Чонгуком много лет назад и все было бы по-настоящему. Наверно, я даже согласилась бы на короткий роман... после которого у меня осталась бы дочь. И сейчас могла бы рассчитывать на то, что он хотя бы иногда станет общаться с ней.
А так... не участвуя фактически в акте зачатия, мог ли он чувствовать сейчас хоть что-то? Ведь нас не связывало абсолютно ничего! И чтобы ни говорила Дженни, я не верила в подлость с его стороны. Скорее всего, мужчина молчит, потому что ему нет никакого дела ни до меня, ни до новоявленной дочери. Это и понятно, мы не вписываемся в его привычную, размеренную жизнь.
— Скоро буду, Джису, — выйдя из ресторана, я набрала номер сестры. — Ты можешь собираться, я сама уложу Рюджин.
Вчера мы не дочитали ее любимую сказку, и сегодня малышка наверняка запросит продолжение. Джису не особенно любит читать вслух, а для меня это удовольствие. Мысленно благодарю тех клиентов, что не явились в ресторан и благодаря которым я теперь могу провести с дочкой несколько минут перед сном, — и тут же усмехаюсь собственным мыслям. Администратор точно бы их не одобрил. А директор — и подавно.
Но стоит подумать о Чоне, и улыбка моментально стекает с лица. Даже шаг сбивается: невероятность ситуации все-таки не позволяет расслабиться. Почему он все-таки ничего не сказал?
Я вздыхаю, а мгновенье спустя слышу позади себя шум подъезжающей машины. И, еще не обернувшись, вдруг интуитивно понимаю, кого увижу сейчас перед собой.
Мужчина опускает стекло и смотрит на меня. Улыбается едва-едва, одними губами. Глаза же остаются серьезными. Слишком серьезными.
— Я могу вас подвезти, Лиса? И поговорить?
Я хочу согласиться. Сама же ждала этого разговора, несмотря на то что и боялась одновременно. Но только до моего дома и пешком-то идти минут десять, а на машине мы доберемся за две. Разве за это время можно что-то обсудить? И задерживаться нельзя, потому что обещала скоро вернуться.
— Простите, Чон Чонгук... — мне страшно неудобно отказывать, но выбирать между этим разговором и исполнением данного Рюджин слова, не могу. Даже если ему не понравится. — Здесь совсем недалеко, и меня ждут.
Но тут же понимаю, как двусмысленно могли прозвучать мои слова, и поясняю:
— Рюджин ждет. Я сказала, что сама ее уложу.
Мужчина понимающе кивает.
— А с кем она сейчас? С няней?
Почему мне чудится в его вопросе подтекст? Будто он пытается выведать, кто еще живет с нами. Есть ли у меня кто-то, кроме дочери? Но нет, это глупости! Его подобные вопросы вообще не могут волновать. Наверняка просто поддерживает разговор...
— С моей сестрой. И да, она что-то вроде няни. Помогает, когда есть возможность.
— Все-таки садитесь, — он выходит из салона и останавливается рядом. — Сколько бы ни было идти, ехать в любом случае быстрее. Скорее окажетесь дома, с дочкой.
— Мы не успеем поговорить. Я правда не могу задержаться. Если только... — внезапно пришедшая мысль кажется до такой степени абсурдной, что я опускаю глаза, пряча внезапно накатившее смущение.
Но Чонгук цепляется за обрывок брошенной фразы.
— Если только что? — и когда я продолжаю молчать, тихо уточняет: — Лиса, что вы хотели предложить? Ну же?
— Рюджин быстро засыпает... Мы могли бы поговорить после... У меня.
Боюсь, что он все поймет неправильно. Это ведь и есть неправильно: я не должна приглашать его к себе. Он мой начальник, чужой муж и вообще практически посторонний человек. Но нам действительно надо поговорить, и я не настолько глупа, чтобы рассчитывать на что-то другое. Тем более, что он все равно откажется.
Чонгук раздумывает какие-то ничтожные секунды. А затем кивает и распахивает для меня пассажирскую дверь.