Привет, сосед!

Глава 7. Лалиса

Чонгуку только дай повод сострить. От души на издевках оторвется.
— Жжешь, Колобок, — щерится он. — Так у тебя Габриэлла Космонавтовна?
У меня настолько широко распахиваются глаза, что больно становится. Мало того, что меня задевает его наглость, с которой он полистал мой справочник и узнал, на каком имени я остановилась, так еще и бесит его уверенность в отсутствии отца у моей девочки.
— Она еще не Габи. Это раз! И второе — с чего ты взял, что она безотцовщина? — Сощуриваюсь, а у самой щеки пылают — и от гнева, и от стыда. Хорошо, что в полумраке салона этого не видно.
— В твоей квартире нет мужских вещей. Даже элементарного — труханов.
— Мы просто не живем вместе, — выцеживаю, злясь еще сильнее от мысли, что мой любимый сосед совал свой нос в мой бельевой шкаф. Вернусь домой — все с хлоркой перестираю!
— И я его очень хорошо понимаю, — усмехается Чонгук, заводя машину. — Сам вот думаю съезжать. С тобой даже через стенку жить невозможно. Труба.
— Да ради бога. Я тебе даже помогу матрас сдуть и музыкальную аппаратуру упаковать.
— Колобок, я не врубаюсь, у тебя маманя в прокуратуре работает, что ли? Или в налоговой? Откуда в тебе смелости столько?
— Врожденный дефект. Опыт показывает, что весьма полезный в борьбе со всякой борзятиной.
Радиоволна переключается на забористую музыку, хлестко ударившую по моим воспоминаниям. Нет, отец моей доченьки не космонавт. А ходячий банк норовистых сперматозоидов, с которым я лоб в лоб столкнулась как раз под эти резкие, агрессивные и мощные басы.
Чонгук дотягивается до магнитолы и делает тише. Рефлекторно поднимаю руку, чтобы остановить его, и он замечает этот короткий жест в отражении зеркала. Наши взгляды встречаются.
— Колобок, ты так смотришь, как будто у тебя от меня уже трусики намокли, — вышучивает он в своем мегавульгарном репертуаре.
Поведя бровями, отворачиваюсь к окну.
— У тебя сплошная пошлятина на уме.
— Сказала девка с пузом.
Закатываю глаза. Чего я жду от парня, воспитанного животным? И зачем вообще с ним разговариваю?
Решаю отвлечься на собственные заботы. Достаю телефон и пишу маме сообщение, что подъезжаю к ее бизнес-центру. Не хочу со своим пузом подниматься в ее офис. Заявлю о своей беременности на глазах ее сотрудниц, и тогда маму точно будет не откачать. К тому же не факт, что Чонгуку удастся затащить в здание. А мне важно, чтобы он лично ей сказал о том, кем мне приходится и кем не приходится.
«Возьму зонт!» — отвечает мама. Еще одна любительница фыркнуть.
Когда въезжаем на парковку, мама уже выходит из парадных дверей, на ходу запахивая куртку.
— О, теща моя, — смеется Чонгук, тормозя.
— Я не буду делать вид, что мне смешно. Потому что пока мы сюда ехали, я получила двенадцать сообщений с одним и тем же поздравлением. Со скорой свадьбой!
— Вот видишь, какой я супергерой. Навел порядок в твоей личной жизни. Теперь с космонавтом поженитесь. Нельзя же оставлять родственников без тещиных блинов.
— Не понимаю, почему я до сих пор разговариваю с тобой? — бурчу, вылезая из машины.
Чонгук тоже выходит. Снимает очки и вешает их на горловину футболки. Перекатив во рту комок жвачки, подмигивает мне:
— От меня перегаром не несет?
— А тебе не пофиг? — Хлопаю ресницами. — Тем лучше, маме будет проще распрощаться с иллюзией родства с тобой!
Увидевшая нас мама замедляет шаг. Ее взгляд упирается в мой живот. На секунду она даже притормаживает. Поморгав, идет дальше и постепенно ускоряется. Наверное, надеется, что я ради прикола подложила подушку.
— Классно развели! Молодцы! А на камеру кто снимает? — улыбается нам и обнимает Чонгука. По-свойски. Будто она его мама, а не моя! — Здравствуй, Чонгук~а!
Чонгук~а?!
— Здрасте, здрасте, Госпожа Монобан! — отвечает он в тон, тоже приобняв ее. Еще и все тридцать два обнажает, укалывая меня взглядом. — Как ваши дела? Уладили рабочие вопросы?
Чего?! У меня сумка выпадает из рук от шока.
— Ой, да какой там? — вздыхает мама, нехотя отстраняясь от него. — Все на мне держится.
Я наклоняюсь за сумкой, но Чонгук молниеносно поднимает ее, отряхивает и протягивает мне. Если бы еще добавил: «Ты ж мой колобок неуклюжий», — я бы вообще в обморок упала.
Выдохнув, встреваю в их трогательный до глубины души диалог:
— Мама, мы с Чонгуком должны тебе кое-что сказать!
— Ох! — Она сентиментально закрывает рот пальцами и искрит глазами. По лицу видно, какое заявление ждет от нас.
Бросаю взгляд на Чонгука. Тот, изогнув одну бровь, пристально смотрит на меня. Жвачку не жует. Напряженно ждет моих слов.
— Ма, ты не о том подумала! — Хмурюсь я. — Я не шутила про тридцать недель. Только прошу тебя, не спрашивай, почему я так долго скрывала. Умоляю. Не сейчас.
Мало приятного делиться с мамой сокровенным в присутствии Чонгука. Достаточно того, что он уже обо мне знает.
— Ну-у-у… ладно, — пожимает она плечами.
— Это еще не все. Чонгук тоже хочет кое-что сказать.
Я замолкаю, дав ему слово. Но мой сосед не спешит объясняться. Выдерживает паузу, от которой у меня внутри все закипает. Нашел время и место, чтобы нагнетать, как в телешоу!
— Гук? — Мама переключает свое внимание на него.
Он выплевывает жвачку в сторону и без предисловий заявляет:
— Я хочу жениться на вашей дочери!
Я цепенею в едком ступоре. Последний раз впадала в такой шок, когда тест показал мне две полоски. Будто с ломом в горле поворачиваюсь к Чонгуку и нервно улыбаюсь:
— Ты не то должен был сказать. Мама, не слушай его! Это у него шутки такие. Дурацкие.
У мамы же уже слезы на глазах блестят. Картинно смахивает их с гордо поднятой головой и негласным облегчением на лице: «Как удачно я свою старшенькую пристроила к богатенькому жениху».
— Вот видите, Госпожа Монобан, нам рожать скоро, а она до сих пор отбрыкивается, — артистично жалуется на меня Чонгук. — Упрямая, как баран.
— Не то слово, — поддакивает мама. — С рождения такая.
Стиснув зубы, хватаю своего жениха за его дорогущую кожаную куртку и оттаскиваю в сторону.
— Отойдем-ка на пару слов, Чонгук.
Улыбаясь моей маме самой лучезарной улыбочкой, которую мне хочется стереть с его подкупающе красивой рожи, я толкаю его в плечо и шиплю:
— Ты что городишь?! Какой «жениться»?! Не протрезвел еще? Я могу сумкой по башке огреть! Лучший опохмел! Почище рассольчика!
— Не безобразничай, Колобок, — посмеивается он, обняв меня одной рукой за плечи и отводя за машину.
Я скидываю с себя его лапу и угрожаю:
— Еще раз тронешь — нос сломаю.
Чонгук примирительно поднимает ладони.
— Верю.
— Мне фиолетово, какую незамерзайку ты пьешь, раз такой отмороженный, но если ты сейчас же не скажешь моей маме, что тебя весенним паводком ко мне прибило, я реально потребую у твоего папаши пару лямов на ребенка!
— Так это-то мне и нужно! — воодушевленно говорит он, сверкая глазищами. — Колобок, я те отвечаю, мы оба выиграем от этого брака. Просто послушай.
Скрещиваю руки на груди.
— То есть альтернатива твоего исчезновения из моей жизни — наша свадьба?
— Ты выслушаешь? Или тебе рот зажать, чтобы ты замолчала? — рычит он раздражительно. Я поджимаю губы. Пусть выскажется, а потом выскажусь я! — У меня есть старший брат. Жена, дети, собственный дом, тачила, дача… Ну ты понимаешь, такой весь правильный, аж зубы сводит. Папаша от радости радугой блюет. Уже половину своего состояния ему отписал. До сети супермаркетов добрался. Я семь лет горбатился в них за позорную зарплату директора, а старик заявил, что я непутевый, бизнес любимому сынулечке передать собрался. Если я сейчас себе куш не урву, то к тому времени, когда папаня скопытится, в наследство останется хрен да маленько, которые поделят между мной и Хорсом!
— Между тобой и собакой? — иронично хмыкаю я.
— Хорс — это Хосок, мой кузен, — цыкает Чонгук. — Он в пятнадцать сиротой остался, и мои предки его усыновили… Долгая история, Колобок! Не о том толкуем! Мой батя сомневается в моей самостоятельности. Но я знаю, как на него надавить. Через маманю. Ты говоришь, у тебя пузу тридцать недель?
— Беременности.
— Неважно. Я от предков в августе съехал. С тех пор даже по мобиле не трепался с ними. Уж если батя решил, что ты от меня раздутая, то маманя и подавно поверит. Убедим их, что у нас любовь неземная. Чон Чонмин никуда не денется. Устроит свадьбу младшенькому пышнее, чем была у старшенького. И подарком не обидит. Я попрошу сеть супермаркетов. До конца дней при бабках будем, Колобок.
— По-честноку, — вздыхаю я, — так себе подход к выбору будущей жены. — Перекладываю сумку в левую руку и правой со всей дури толкаю Чонгука в его крепкую грудь. — Ты за кого меня принимаешь, кретин?!
— Колобок, да это всем выгодно! Считай, и дочь твоя при папке родится. Если хочешь, под разными одеялами спать будем. Первое время.
Я рычу от злости и, сжав кулак, топаю ногой. Он невыносим!
— Кажется, я тебе уже сказала, у моей дочери есть отец!
— Где? — Чонгук разводит руками.
— Мы просто временно не общаемся, — стараюсь говорить как можно спокойнее.
— И это «временно» ты могла бы провести с пользой для вас обеих, — вкрадчиво добавляет он.
— Ты реально думаешь, что после утреннего разговора с твоим отцом-психопатом я соглашусь на эту аферу? Забыл, как он наказал тебе выскрести ЭТО?! — Указываю на свой живот.
— Одна-единственная совместная фотка в соцсетях, и пресса захлебнется сенсационной новостью, что у Чон Чонмина скоро будет еще один внук. Репутация у него на втором месте по важности. После денег. Засунет свою гордость в задницу, публично тебя дочкой назовет и в макушку поцелует.
— Фу! — Меня мутит от подобной мысли. — Не знаю, недоношенным ты родился, из коляски в младенчестве выпал, или с верхней полки в поезде «Сеул-Тэгу» трижды упал, но головой ты конкретно стукнутый. По крайней мере, уверенность твоего отца в твоей несамостоятельности подтвердилась. Ты ведь за чужой счет хочешь лапу к его состоянию приложить. Взять готового ребенка, в создании которого не принимал ни малейшего участия, выдать за своего и спать спокойно… Я не представляю, сколько мне надо выпить, чтобы хоть как-то это понять…
— Вы там еще долго? — окликает нас мама.
— Еще минуту, Госпожа Монобан! — отвечает Чонгук, не сводя с меня сосредоточенного взгляда. Карие глазища так и пылают диким энтузиазмом, как будто он вывел формулу мира. — Через пару лет разведемся, — выдыхает, сдавшись.
— Когда моя дочь привыкнет к тебе и будет называть папой? Не знаю, в каком жестоком мире ты живешь, Гук, но у меня так не принято. Я не стану играть чувствами своего ребенка. Когда-нибудь ты меня поймешь. Когда сам станешь отцом.
— Ты еще не мать.
— Зато я ее чувствую. Она даже сейчас толкается. Подпинывает меня стукнуть тебя.
— Серьезно? Прямо сейчас? — Его взгляд опускается и задерживается на уровне живота.
— Представь себе, она живая, а не бесчувственная кукла.
Он нагло протягивает вперед ладонь, и я уворачиваюсь.
— Блин, Колобок, тебе жалко, что ли? Дай потрогать. Я никогда не чувствовал, как они толкаются. Брата жена все три беременности в Германии проторчала.
Странно, но в его голосе не замечаю корысти. Как будто у него действительно исключительно детское любопытство.
Замираю, позволив ему отодвинуть край моей расстегнутой куртки и положить ладонь на живот. Она горячая. Даже через ткань водолазки чувствую.
Доченька бойко дает о себе знать, отчего губы Чонгука растягиваются в улыбке. Хотя я надеюсь, что она врезала ему пяткой, демонстрируя свое недовольство его предложением.
— Гляди, успокаивается. — Чонгук самоуверенно кладет на мой живот и вторую ладонь. — Я ей нравлюсь. Впрочем, разве я могу не нравиться? Правда же, Габриэлла Чон? Слышь, Колобок, а звучит же, да, Габриэлла Чон? И ей подходит.
— Ага, как будто колхозная корова бабы Мины…
— О, боже!!! — визжит появившаяся из-за машины мама. — Какие вы милые!!! — Бросается к нам и, обняв обоих, начинает рыдать от счастья. — Да благословляю я вас, деточки мои! Будьте счастливы!
Я который раз за день закатываю глаза. Мама у меня тоже — та еще актриса. За любой премией кандидатка вне конкуренции. Она плачет только в двух случаях: когда смотрит семейные фотоальбомы, и когда это требуется на публику.
— Хватит упрямиться, Лиска! — выговаривает мне, быстро успокоившись. — Свадьбу до родов сыграть надо, чтобы у ребенка отцовская фамилия в свидетельстве о рождении стояла.
— Маму надо слушать, — впрягается Чонгук, закидывая в рот подушечку жвачки.
И тут я понимаю, что я в тупике. Расходы с рождением дочери увеличатся, а зарплата урежется. У меня долги по коммуналке. Что уж греха таить, машина — развалюха, в поликлинику на ней ездить с младенцем не вариант. На маме моя сестра-студентка, транжира — каких поискать. А родственники после того, как узнают, что я отказала сыну магната (а они об этом непременно узнают!), еще и масло в огонь подливать будут, напоминая, что я дура и сдохну в нищете.
— Ну так что? — лениво жуя, спрашивает Чонгук. — Пойдешь за меня?
Косясь на него с желанием превратить его в горстку пепла, буквально выжимаю из себя:
— С удовольствием.