Привет, сосед!

ЭПИЛОГ

Опять эта разбойница ни свет ни заря подорвалась!
Продрав глаза, глазею на наш свадебный портрет. Колобок очень удачно повесила его прямо перед кроватью, чтобы каждое утро напоминать мне, что я теперь муж. Справа от нее — семейная фотка из роддома. Чтобы напоминать, что я еще и отец. Слева — любимая теща с шашлыком. Как напоминание, что я еще и зять. А вокруг целый калейдоскоп. Будто кто-то разорвал фотоальбом в клочья, и эта стена — единственное место, где смогли найти свое пристанище одинокие снимки.
Вылезаю из постели под воспоминания нашей чертовски сумасшедшей свадьбы, которая свела мою тещу с дядькой Рыжего, горячо любимую подружку моей жены Лану с Тэхеном, а на голову Хорса уронила «злую» Джису. Нет, эти — не пара. Колобок бы с него шкуру спустила, взгляни он на ее сестру. Он просто сдает ей комнату в своей городской квартире. Почти безвозмездно. За уборку и готовку. А сам продолжает таскать чик на нашу дачу, изредка пороть Чхве и искать свою гитару. Тупорез…
Почистив зубы, шлепаю в детскую. Габриэлла Чон, благополучно выплюнув отвратительную резиновую соску, насасывает свой пальчик. Чувствую себя Голлумом рядом с ней. Победить желание взять эту крошку на руки и прижать к себе невозможно. Носом коснуться пушка ее волос. Вдохнуть ее теплый-теплый запах. Поцеловать нежную щечку.
Она открывает глазки, фокусирует на мне взгляд и, вынув изо рта пальчик, широко улыбается голенькими деснами.
— Приве-е-ет, дочка, — шепчу, беря ее на руки и поглаживая по спинке. — Какая ты тяжеленькая. Подросла за ночь? Или опять полный подгузник напрудила?
Достаю из комода ее чистое полотенце и свежую распашонку, и несу свое сокровище в ванную. Не могу завтракать, пока не приведу в порядок свою принцессу. Купаю ее, мягкой щеточкой прохожусь по волосикам, делаю ирокез и угораю вместе с ней над отражением в зеркале.
— Вот батя жжет, да? — подмигиваю ей.
На кухне уже все готово — и мой завтрак, и ее. А на холодильнике записка под магнитом: «Я на маникюре. Скоро буду. Люблю, целую, ведите себя прилично».
Подогрев заранее нацеженное молоко в бутылочке, присасываюсь к ней и едва не захлебываюсь, увидев, как хмурится Габи.
Да, согласен, оборзел.
Сую бутылочку ей и, слушая счастливые причмокивания, подхожу к окну.
Колобок уже во дворе. Делает вид, что паркуется. Не знаю, привык ли я к ее манере вождения и побитым бокам своей тачилы, или просто все мои нервы парализовались, но я люблю ее даже сейчас, наблюдая за ее перепалкой с каким-то чуваком. Поражаюсь тому, как она отстаивает свои права, когда неправа. Давали бы за такое премию, она была бы чемпионкой мира.
Наконец бросив тачилу там, где ей удобно, она поднимается в квартиру.
— Нет, ну надо же! — возмущается, ставя на столешницу пакеты с продуктами. — Два места я, видите ли, заняла! Так бы сразу и сказал, что завидует! Самому-то на такую машину до пенсии не заработать!
Из меня вырывается смешок.
Она упирает руки в бока и сощуривает глазки.
— Ты то же самое обо мне говорил, когда я ворчала на тебя за парковку, да?
— Крош, ну ты же сама видишь, на такой здоровой тачиле в нашем дворе непросто развернуться.
— Так говорил? Или нет?
— Нет, — с напускной серьезностью мотаю головой. — Я так только думал.
Хватает поварешку и угрожающе замахивается:
— Да я сейчас тебе…
— Тихо-тихо, Крош! У меня дочь на руках. Я в домике.
— Угу, папина заступница, — ворчит она, залезая в пакеты. — Хоть раз бы на мою сторону встала.
— Кро-о-ош, — подлизываюсь к ней, подойдя со спины, — красивые ноготки.
— Чон, ты вообще офонарел? — Грозно разворачивается на меня. — У Ланки аппарат загнулся. Она не делала мне маникюр.
— Упс…
Пячусь к двери и, пока на меня не обрушилась еще одна лекция жены, мчусь в детскую.
Уложив накормленную Габриэллу Чон в кроватку, включаю ей музыкальный мобиль. На кухню возвращаюсь осторожно, почти не дыша. Кто знает, какой кабачок сейчас вынет из пакета моя вставшая не с той ноги жена.
— Крош, — медленно вхожу в кухню, — а у меня для тебя сюрприз. Мама звонила. Зовет нас к себе на море. Дня на два-три. Твоя мама уже в курсе. За Габриэллой присмотрит. И с магазином справится.
Настойчиво помешивая что-то в кастрюле, она бросает на меня обличительный взгляд.
— Я знаю! — отрезает. — Мне Ланка сейчас рассказала. Я поэтому и не стала маникюр делать, ногти подрезать. А то нечем было бы тебя расцарапать. Все вокруг знают. Одна я до сих пор не в курсе, что мы летим на море. Интересно, как так вышло?!
— Я просто сам сомневался, лететь или нет. Ты же знаешь, я без Габи долго не могу. — Обхожу ее со спины, обнимаю за талию и целую в шею. — Извини. Но мамы правы, нам с тобой надо немного отдохнуть. Вдвоем. Только ты и я. Налаживание бизнеса и уход за новорожденным ребенком отнимают у нас почти все время.
Она выключает плиту и, повернувшись, довольно улыбается:
— Я купила себе купальник.
На секунду замираю. Выходит, весь этот концерт был инсценировкой?! Вот же паршивка. Умеет заставить меня почувствовать себя виноватым.
— Открытый, — уточняет, вынуждая меня стиснуть зубы. — Так что все парни на пляже будут моими.
— Все, мы никуда не летим, — отвечаю я, и она начинает заливисто смеяться.
— Летим-летим, — кивает она. — Я созвонилась с госпожой Чон , она забронировала нам номер для новобрачных в своем отеле и узнала, что на завтра есть прямой рейс. Билеты еще не распроданы.
— Номер для новобрачных, — мечтательно повторяю я, представив Колобка в открытом купальнике.
Да, она не Колобок! Я перегибаю, понимаю. Беременность не испортила ее фигуру. Она за месяц пришла в себя, без единой растяжки. Но у нас в перспективе сын и еще одна дочь, поэтому я делаю все, чтобы она не расслаблялась.
— С джакузи, — томно шепчет она мне на ухо, подтянувшись на носках. — И балконом, откуда открывается потрясающий вид на море.
Зарычав, стискиваю ее в своих объятиях и нахожу ее губы своими.
— Ну держись, жена, — выдыхаю перед поцелуем.
— Уже держусь, — отвечает она с улыбкой, — за мужа…