Пацаны не извиняются, но // Турбо

1

Ей было тринадцать, когда родителям пришлось выслушивать нравоучения от директора школы, комсомольского комитета и к прочему уже угашенного мента. Кира не умела решать вопросы тихо и бесшумно. Мальчишка что-то хотел от Киры, ходил все вокруг да около, за косички дергал, снежки кидал. Ну Кира долго не думала, ей делать нечего было на уроках - и так одни двойки - она давай точить линейку. И пригодилось же. Форма бедного мальчика порвана, несколько ран, нос чуть не сломан и смачный плевок, застывший на белой рубашке. Кира была горда собой. Отец тоже. Мать, конечно, охала, ахала, но ничего не могла с этим поделать. Кира получила ремнем по ляжкам, осталась без еды на пару дней, но, в целом, заручилась некоторым уважением.

Больше родителей Кирой гордился Вахид - ее старший брат. Старше он ее всего на два года, но иногда ему казалось, что там все десять лет. Кира всегда ходила хмурая, побитая, в рваных колготках, лохматая - мать так и не смогла смириться с истериками по поводу заплетания волос - и всегда немного на взводе. Тогда Вахид научил сестренку драться.

- Вот, смотри, видишь нос?

Кира что-то бурчит в ответ.

- Э, чувырла! Не слышу ответа.

- Ну вижу.

- Смотри, сломан три раза. Три раза, это тебе не линейкой чушпана гонять. А знаешь, почему сломан?

- Почему? - незаинтересованно и обиженно.

- А потому что за слова надо отвечать. Кутак сырлама! Ты меня слышишь? Те нужен сломанный нос?

- Нет.

- Громче!

- Нет!

Вахид треплет Киру по голове, та недовольно убирает его руки. Вахид только посмеивается.

- Поэтому смотри, бить надо ровно, не трепаться языками и не делать мозги. Кому говорю? Смотри и запоминай. Кадык, - указывает на горло, - глаза, нос. Нос по середине, тут все нервы. Больно будет пиздец.

- И хуй.

- Че сказала? Кто материться разрешал? Борзая растет, иди сюда!

Кира убегает от Вахида, что пытается дать сестре подзатыльник.

Вахид был рад, что сестренка переняла хотя бы только характер, а не его внешность. Лицо вытянутое, уши топорщатся, однако в этом улавливалось что-то по-девчачьи нежное. В пятнадцать Киру насильно подстригли родители, всем надоело наблюдать эти космы. «Косая, бля, будешь», - с такими словами батя надел на Киру плошку, в которой еще находилась присохшая каша, и порезал волосы. Это было приятно всем в семье. Кира напыщенная, обиженная, сидит, куксится, пока темные волосы падают на грязный пол ванной. Вахид стоит в дверях, держится за живот, гасит смешки. Мать охает, но так, по-довольному. Отец снимает с дочки плошку, стряхивает пшенку с волос и толкает к ванной - мол, помойся уже наконец.