76 глава

390 16 2
                                    

Я заслуживал чертовой медали за терпение.
Ведь ничто физически не сдерживало меня, и я мог запросто сорваться. Мог запустить руку между ее ног и войти в нее двумя пальцами. Оттрахать ее этими пальцами, дать ей вжиматься бедрами в мою ладонь, пока она не кончит. Я хотел этого так сильно, что чувствовал ее запах, ее вкус. Рот наполнился слюной, внутри что-то скрутилось и спустилось ниже огненной спиралью.

Меня захлестнуло волной похоти и гнева, и я вырубил радио.
Пошла куда подальше эта Диана.
И каждая сволочь, которая сейчас с кем-то трахается.
В салоне воцарилась тишина, которую разорвал тихий шорох ткани, когда т/и скрестила ноги. Нервозное движение оголило ее смуглые, гладкие ляжки, и мое сердцебиение переехало в член.

Лицо передернуло гримасой, которую я стер ладонью. Теперь-то я знал, что скрывалось под платьем т/и. Эту картину выжгли в моем треклятом мозгу. Но у нее не только самое горячее тельце из всех, что я видел, нет, еще и эти темные глаза, такие нежные и невинные, однако они пробуравили в моей груди дыру.
Т/и просто села тогда на кухонный остров, как будто позволяла мне сделать с ней все что угодно. Покорно. Послушно. Убейте меня.
Она вытерла ладони о платье, поправив подол, и какая-то темная часть меня злобно порадовалась, что я извожу ее. Зуб за зуб и все такое.
Я мог заставить ее сделать все, что захочу.
Мог бы взять ее целиком.

Я даже не сомневался, что ей бы понравилось.
Но нечто неизведанное очень глубоко внутри меня не давало мне так поступить. И, раздумывая об этом, я жутко хотел закурить.
Мне нужно быть уверенным, что я не стал заменой утраченной любви. Знать, что она не представляет на моем месте другого и хочет того же, что и я, вовсе не из-за послушного характера или чувства долга.

Когда я увидел, как т/и говорит с Себастьяном Хаккером, на долю секунды решил, что она впустила его в клуб, а он оказался причиной, по которой она носила на пальце кольцо. Ярость вспыхнула в груди, поднялась к горлу и наполнила рот кислотой. Она – моя. И я убью любого, кто это оспорит.

Т/и жила со мной до свадьбы, поскольку я не мог вынести даже мысль о том, что Сальватор попытается укрыть свою дочь от меня. Эта вероятность вызывала в сердце тупую боль, черта с два я бы стал сидеть и вариться в этом состоянии две недели.
Но меня порадовало, что я не пристрелил Себастьяна.

Мне понравился его подход к ведению бизнеса.
Я въехал во двор, выключил мотор и вышел из машины. Еще одна миллисекунда в тесном пространстве рядом с ней – и я сломаюсь. Т/и последовала за мной к дому. Я невольно оглядывался и подмечал каждое ее движение. Кажется, каблук застрял в неровности на дорожке, потому что она покачнулась. Я шагнул к ней, чтобы поддержать, но оказался совершенно не готов к тому, что она на меня упадет.

Я стиснул зубы от физического контакта. Она прижалась к моему боку всем телом, от бедер до сисек, и, черт подери, как же меня обожгло.
«Иисусе, эта женщина».
Будет чудом, если я продержусь ночь.

Т/и
Стук каблуков эхом отдался от деревянных полов, и сердце повторило каждую вибрацию о грудную клетку.

Несколько дней назад я впервые переступила порог дома Пэя и снова стояла перед уже знакомой дверью. Неуверенность никуда не делась, однако что-то изменилось. Ноющая боль в самом низу живота теперь расцвела в каждой клеточке тела. Я чувствовала ее – чувствовала его – везде, а ведь он меня даже не касался.

Пэй вбил что-то в панель охранной системы, пока я снимала туфли. Замер перед лестницей и бросил на меня взгляд. Его глаза были темными, блестящими и до невозможного глубокими.

– Ты в порядке?

– В полном, – выдохнула я, хотя на самом деле была готова лопнуть, если он сейчас же меня не коснется.

Он кивнул и поднялся по ступеням, оставив меня на первом этаже, помолвленную и одинокую. Утонувшую в нем по уши и сгорающую. Еще минуту я топталась на месте в компании шорохов, которые обычно бывают в кирпичных домах.

Пройдя на кухню, я налила стакан воды и оставила его на острове, так и не отпив. Схватилась за край столешницы, закрыла глаза и разрешила потребности в Пэя нарастать, пока не стало тяжело дышать.

Лестница скрипела под моими ступнями, и я застыла на самом верху, услышав звуки душа из ванной комнаты Пэйтона. Нерешительность сжирала по кускам, и в конце концов я превратилась в один-единственный обнаженный оголенный нерв. Я могла запросто скинуть платье и зайти к нему в душ. Он бы не прогнал меня, но это не являлось причиной дрожи – и никогда не было.

Поэтому я пошла в другую ванную комнату. Включила горячую воду и вымыла голову шампунем какой-то женщины. И высушила волосы ее феном. Выскользнула в коридор, завернувшись в полотенце. Нерешительность настолько усилилась, что пульсировала под кожей.

Закрыв за собой дверь спальни, я прислонилась к стене, уставилась на потолок и попыталась дышать. Сердце выбивало мелодию страха, неуверенности и потребности. Я надела футболку, шорты и встала посреди комнаты.
«У него было то, чего хотел я», – отдавался в голове глубокий голос. Это оказалось последней моей мыслью, прежде чем я обнаружила себя в коридоре, прямо перед дверью комнаты Пэя.
Если ее открыть, то пути назад не будет. Я знала: это все изменит, вот только тогда еще не понимала, что... все уже и так изменилось.

Сладостное забвение (ЗАКОНЧЕН)Where stories live. Discover now