Твой первый-единственый[about V.Tsygankov]

Глава 23.Витя

Я не мог поверить в услышанное. Как же так? Родной отец бил ее? Но почему... как он мог? Она ведь... Я сжал руль, казалось, легкие наполняются кислотой. На лицо словно натянули целлофановый пакет, крепко затянув удавку на шее. Мне стало тяжело дышать.

Наверное, поэтому не заметил, как Рита вернулась, усаживаясь на пассажирское сиденье. Я не стал задавать никаких вопросов, молча завел машину и поехал больше по инерции. Вместо автомобилей, что мелькали впереди, я видел Анжелику в широких кофтах с улыбкой на губах. Она никогда... никогда не показывала своей обиды на мир, семью, родного отца.

А Новый год? Что если родители не пустили ее ночевать в тот самый Новый год, когда я вбил себе в голову мысль об очередном предательстве? Что если она ночевала в подъезде, сидя на грязных ступенях и прячась от сквозняков, которые проникают сквозь старые рамы окон. Мимо проходили пьяные соседи, гремя бутылками, а она продолжала сидеть, вглядываясь в обшарпанные стены и надеясь на чудо.

Сколько я о ней не знаю? Насколько мы вообще были близки?

– Вить, вот тут, – сказала Лика, и только сейчас я заметил, что подъехал к ее двору, остановился напротив лестницы, что вела наверх, к площадке.

– Угу.

– Моть, выходим. Акулу не забудь.

– Акула, акула, – щебетал мелкий. Я оглянулся и вдруг понял, как сильно она могла нуждаться во мне, в моей помощи. Меня не было рядом в тот Новый год, в ночь выпускного... когда я вообще был рядом? Был ли какой-то толк от близкого человека, который не смог защитить любимую девушку?

Опустив голову, я крепче сжал руль, не в силах принять ту правду, что собирал по крупицам каждый день.

– Вить, – голос Лики, словно колыбельная из детства, ласкал слух и согревал сердце. – Что с тобой?

– Ничего, – я не осмелился посмотреть на нее. Хотя создавалось ощущение, что именно сейчас Анжелика ждала этого, пыталась понять, на какой границе мы оба находимся. А может, это пытался понять лишь я.

– Спасибо за сегодня. И... береги себя, – прошептала она. Затем выскочила из машины, аккуратно прикрыв дверь.

Я откинулся на спинку сиденья, прикрыв глаза. В колонках играла лирическая музыка, в душе звучала драма, от которой хотелось выть. Я прокручивал слова мелкого, надеялся, что ребенок ошибочно принял за правду слова родителей. В конце концов, это лишь маленький человечек, что мог не так понять, не вникнуть в суть разговора. Но если дядя Паша, действительно, поднимал руку на Лику, если он не раз бил ее и бьет сейчас... Что же это получается? Для него дочь ничего не значит?