Как только мы попрощались с Лиамом, я побежал домой. Никогда не чувствовал себя так. Его прикосновения, губы, нежность. Ох черт. Это кружит мою голову.
- Глупый, глупый, глупый, - сказал я, вспоминая, что сделал перед тем, как уйти. - Мыть не мыть? - спросил самого себя я. Дурак, я знаю. Но черт, я и сам возбудился.
До конца дня я не мог сосредоточиться на уроках. В голове были лишь мысли об этом, а закрываясь глаза, мне представлялась такая картина разврата, что что-то тут же скулил от того, что начинал возбуждаться.
***
Его руки нежно касались моей кожи, его губы страстно целовали меня, его тело вжимало меня в матрас.
Зейн кусал мои губы, то оттягивая, то засасывая их. Он начал целовать уголок губ, челюсть, переход челюсти в шею, немного покусывая то место, после, шея, выполняя те же действия на ней. Дальше Зейн снял с меня футболку, припадая к Ключицам, которые та закрывала, к груди и спускаясь все ниже. Напряжение в штанах возрастало, и штаны начинали становиться теснее и теснее с каждой секундой.
Зейн положил на возрастающую выпуклость руку, немного сжимая ее.
Я еле сдержал стон, стискивая зубы. Малик начал ставить засосы по всему, открытому для него, телу, возбуждая меня все больше и больше. А когда он Немного задел губами один из сосков при поцелуе, я глухо простонал.
Дальше его руки стали расстегивать ремень, ширинку, а пуговица штанов и вовсе вылетела из-за нетерпения брюнета. Он медленно снимал с меня штаны, целуя места возле резинки боксер. Сняв до конца эту ткань, он стал целовать бедра, оставляя засосы и там.
После он поднялся и припал к моим губам, начиная вновь терзать их. Рука пакистанца снова легла на промежность, но уже сильно возбужденную и ноющую. Мой член просто вопил, прося, о внимании к нему.
Его рука полезла под ткань боксеров, и он стал двигать ею, создавая небольшое трение.
- Ах, Зейн, - я пытался хоть что-то выговорить...
