Прошло три месяца после того, как Верочка вырвалась из подвала. Дела
Лопуховых шли хорошо. Он уже имел порядочные уроки, достал работу у
какого-то книгопродавца - перевод учебника географии. Вера Павловна также
имела два урока, хотя незавидных, но и не очень плохих. Вдвоем они получили
уже рублей 8О в месяц; на эти деньги нельзя жить иначе, как очень небогато,
но все-таки испытать им нужды не досталось, средства их понемногу
увеличивались, и они рассчитывали, что месяца еще через четыре или даже
скорее они могут уже обзавестись своим хозяйством (оно так и было потом).
Порядок их жизни устроился, конечно, не совсем в том виде, как
полушутя, полусерьезно устраивала его Вера Павловна в день своей
фантастической помолвки, но все-таки очень похоже на то. Старик и старуха, у
которых они поселились, много толковали между собою о том, как странно живут
молодые, - будто вовсе и не молодые, - даже не муж и жена, а так, точно не
знаю кто.
- Значит, как сам вижу и ты, Петровна, рассказываешь, на то похоже, как
бы сказать, она ему сестра была, али он ей брат.
- Нашел чему приравнять! Между братом да сестрой никакой церемонности
нет, а у них как? Он встанет, пальто наденет {59} и сидит, ждет, покуда
самовар принесешь. Сделает чай,кликнет ее, она тоже уж одета выходит. Какие
тут брат с сестрой? А ты так скажи: вот бывает тоже, что небогатые люди, по
бедности, живут два семейства в одной квартире, - вот этому можно
приравнять.
- И как это, Петровна, чтобы муж к жене войти не мог: значит, не одета,
нельзя. Это на что похоже?
- А ты то лучше скажи, как они вечером-то расходятся. Говорит: прощай,
миленький, спокойной ночи! Разойдутся, оба по своим комнатам сидят, книжки
читают, он тоже пишет. Ты слушай, что раз было. Легла она спать, лежит,
читает книжку; только слышу через перегородку-то, - на меня тоже что-то сна
не было, - слышу, встает. Только, что же ты думаешь? Слышу, перед зеркалом
стала, значит, волоса пригладить. Ну, вот как есть, точно к гостям выйти
собирается. Слышу, пошла. Ну, и я в коридор вышла, стала на стул, гляжу в
его-то комнату через стекло. Слышу, подошла. - "Можно войти, миленький?" А
он: "Сейчас, Верочка, минуточку погоди". - Лежал тоже. Платьишко натянул,
пальто: ну, думаю, галстук подвязывать станет: нет, галстука не подвязал,
оправился, говорит: "Теперь можно, Верочка". "Я, говорит, вот в этой книжке
не понимаю, ты растолкуй". Он сказал. "Ну, говорит, извини, миленький, что я
тебя побеспокоила". А он говорит: "Ничего, Верочка, я так лежал, ты не
помешала". Ну, она и ушла.
- Так и ушла?
- Так и ушла.
- И он ничего?
- И он ничего. Да ты не тому дивись, что ушла, а ты тому дивись:
оделась, пошла; он говорит: погоди; оделся, тогда говорит: войди. Ты про это
говори: какое это заведенье?
- А вот что, Петровна: это секта такая, значит; потому что есть всякие
секты.
- Оно похоже на то. Смотри, что верно твое слово.
Другой разговор.
- Данилыч, а ведь я ее спросила про ихнее заведенье. Вы, говорю, не
рассердитесь, что я вас спрошу: вы какой веры будете? - Обыкновенно какой,
русской, говорит. - А супружник ваш? - Тоже, говорит, русской. - А секты
никакой не изволите содержать? - Никакой, говорит: а вам почему так
вздумалось? - Да вот почему, сударыня, барыней ли, барышней ли, не знаю, как
вас назвать: вы с муженьком-то живете ли? - засмеялась; живем, говорит.
- Засмеялась?
- Засмеялась: живем, говорит. Так отчего же у вас заведенье такое, что
вы неодетая не видите его, точно вы с ним не живете? - Да это, говорит, для
того, что зачем же растрепанной показываться? а секты тут никакой нет. - Так
что же такое? говорю. - А для того, говорит, что так-то любви больше, и
размолвок нет.
- А это точно, Петровна, что на правду похоже. Значит, в
