Сказания далекого мира. Книга 1. Божественный век / #Wattys2016

Дети Кин-Хладира

  Были у Кин-Хладира два сына и дочь. Хадор звали старшего, Халор – младшего принцессу же именовали Маир, и была она ликом и фигурой прекрасней всех девочек королевства. Сыновей королевских обучал грамоте и наукам сам Серафиус, малышку-дочь поучала уважаемая фрейлина. Были они все темноволосы и голубоглазы, как отец, а во взглядах горела пытливость, однако если старший был пылок и скор в решениях, то младший наоборот отличался кротостью и неспешностью – любил он тщательно взвесить все перед тем, как говорил последнее слово. Что касается принцессы, не по годам смышлена была она и весьма подвижна для лет своих и статуса своего – много раз ускользала она от строгой прислужницы матери, дабы погулять по пышному королевскому саду да заглянуть на урок братьев. Особо любила малышка советника отцовского – Серафиуса. Восхищали ее нечеловеческая красота его да истории необычные, которые порой ведал он ей под сенью дуба, росшего на территории дворца. Время, когда Ала был лишь простым придворным, было самым счастливым и беззаботным в жизни Маир: каждый день был словно праздник – ярким и приятным, как светило огненное над головой, одинаково ласково согревающее и бедных, и богатых. Уже потом, во дни темные, вспоминала она песни, которые бывало распевала с братьями и советником в минуты отдыха, когда не было рядом иных обитателей замка. Много знавал их Ала – и грустных, и веселых – и многим обучил детей государева. Однако росли отпрыски королевские, и чем старше они становились, тем меньше предавались детским забавам, предпочтя им взрослую жизнь, полную приемов, вычурности и лицемерия. Тогда отцовский советник и стал главным жрецом, покинув двор и оставив подросшей принцессе лишь воспоминания солнечного детства да не сразу пришедшее осмысление, что не сможет она отдать сердце свое иному. Разрасталась эта дума в ней подобно сорняку, мучила и не давала ни есть, ни спать. Чахнуть начала принцесса, хворать. Не на шутку переполошился двор королевский: однажды явился к дочери сам Кин-Хладир да вопросил, чем же может помочь он цветку своему любимому и прекрасному. И ответила ему Маир:
- Желаю я увидеться с верховным жрецом, отец. Пускай явится он в покои мои.
Смутила короля столь резкая просьба дочери, однако так суров и решителен был лик ее, что не посмел он отказать. Тем же вечером явился к ней Серафиус, и со слезами поведала принцесса ему о чувствах своих.
- Ведомо мне, что союз наш невозможен, – молвила она, – однако не могу ничто с собой поделать: люблю я вас всем сердцем, всей душой. И чем глубже скрываю это в себе, тем сильнее угасаю. Терзает меня незнание, поэтому прошу вас, поведайте, наконец, мне: мила я вам иль нет? Не могу более терпеть эту пытку!
Ожидала дева отказа, однако вдруг подошел к постели ее жрец, склонился над ней и поцеловал нежно чело принцессы.
- Вы выросли в поистине прекрасную деву, госпожа моя, – с улыбкой произнес он. – Я принимаю ваши чувства.
Маир не могла поверить своему счастью. На очах вновь предательски выступили слезы, а все слова напрочь забылись: все, что могла она тогда, – взирать на Ала с неверием и безграничной благодарностью.
Удалился из покоев Серафиус, на прощание произнеся:
- Скажите отцу своему, что я вылечил вас заклинанием.
И действительно, пошла вскоре принцесса на поправку. Многие подивились этому, в том числе и сам король, да рады были чрезвычайно, потому и не придали сему чуду особого внимания – один лишь двоюродный брат короля недоверчиво фыркал. Невзирая на сомнения родича, Кин-Хладир щедро отблагодарил Серафиуса за исцеление своей единственной дочери.